– Вы откуда? Из прокуратуры или из стройнадзора? – Не угадал, Володя, – усмехнулся Лев и достал удостоверение. – Я из полиции, из уголовного розыска. И мне надо задать тебе много вопросов. Сразу объясню, что твое падение на стройке к нашему разговору отношения не имеет. Жаль тебя, конечно, и хотелось бы в других условиях тебя допросить. Но пока придется довольствоваться тем, что есть. И снова испуганный зверек мелькнул в глазах Порошина. Что это? Понимание вины, какой-то грешок, из-за которого он боится полиции? Преступление, он связан со смертью девушек? Или это просто природная боязнь всяких осложнений в жизни, в том числе и ожидание неприятностей от визита полицейского? Ну, что же, если он не преступник, то с его характером и психологическим типажом все ясно. – Ага, прям все объяснили, – проворчал парень. – А в чем причина-то? – Мне бы хотелось поговорить с тобой, Володя, о девушках из вашей компании. Интересное фото, школьные годы… – Гуров протянул Порошину распечатанную фотографию их компании. – А-а, так это еще в школе фотографировались, – облегченно отозвался тот, разглядывая снимок. – Столько лет прошло уж. – Да, я знаю, что это школьная фотография, – кивнул Лев, стараясь понять по реакции парня, знает тот о гибели девушек или нет. Он не закоренелый преступник, не может так легко изображать невинность, если на его руках кровь или если он что-то знает об убийстве. Ведь прошло-то всего несколько дней. – А почему у вас интерес к девчонкам? – сообразил наконец Порошин, что не просто так сотрудники уголовного розыска приходят. Или все же он выдал себя… Может, его очень волновало, что полиция знает, а что нет. – Давай-ка, дружок, все же сначала я буду задавать вопросы, – покачал головой Гуров, – а уж потом я отвечу на твои и дам пояснения. Но только в том объеме, который не является тайной следствия. – Следствия? – насторожился Порошин. – Конечно! А ты думаешь, я от нечего делать мотаюсь по больницам и развлекаю заскучавших пациентов хирургических отделений? Давай по порядку, слева направо, о каждой девушке. Кто она, где сейчас, чем занимается. Поехали! – Ну, ладно, – вздохнул парень и, уставившись на фото, начал говорить: – Ольга Мартьянова. Говорят, замуж вышла за кого-то в Москве. Она там курсы какие-то прошла, то ли дизайнер, то ли косметолог. Давно не видел. А Коновалову увидел, кажется, в прошлом году, может, раньше. У нее тогда мать умерла, мы шли и встретили ее, соболезнование выразили. Где она и с кем сейчас, я не знаю. Это Ленка Муромцева, она в Питере в университете или в институте океанологии, не помню точно. Тоже тысячу лет не видел. Это Надя Чихачева. Она в Рязани, менеджер в какой-то конторе. Мебелью они торгуют, а она, типа, отслеживает поставки, складские запасы. Валя Макарцева сразу исчезла. Говорят, в Тюмени или еще дальше. У нее отец повышение получил, большой начальник там. Ольга Марченко. Не знаю. Вроде в универе учится. Она от нашей компании сразу откололась. Все… Гуров понял, что именно о Марченко и Коноваловой Порошин знал меньше всего. Что это, такой хитрый ход, или девушки и правда давно откололись от старой компании? И он продолжил расспрашивать, задавая вопросы то об одной девушке, то о другой, о взаимоотношениях друг с другом, кто с кем дружил. И снова что-то дрогнуло в Порошине. И именно на теме дружбы в их компании. – С кем дружила Оля Марченко? – задал Лев конкретный вопрос. Задал неожиданно, после серии вопросов почти абстрактных. – В школе как-то все дружили друг с другом, – пожал плечами Порошин, не замешкавшись с ответом. – Может, с Коноваловой, но потом между ними какая-то собака пробежала. Хотя нет, это еще раньше у них случилось, класса с седьмого или восьмого. Да и вообще, Марченко как-то всегда особняком. И после школы у нее своя туса была, своя компашка. – А Коновалова с кем близко дружила? Была у нее подруга или парень? – Не, в школе не было. Она какая-то была не от мира сего. Странненькая. Не то чтобы глупая, она хорошо и училась. Просто у нее в голове какая-то своя каша, свое видение мира. – А она в кого была влюблена? – Ну, не знаю… может, и была в кого, только я как-то не приглядывался. Она мне неинтересна была. – В Муханова она была влюблена? – В Муханова? – Парень опустил голову и замолчал, явно подбирая слова и не зная, как ответить. Наконец он признался, но сделал это как-то растерянно. – В Муханова многие влюблялись. Он вообще девчонкам нравился. – Мне кажется, он нравился всем. Он же лидером был у вас в группе? Заводилой? Даже на этом фото видно, что вы Муханова чуть ли не боготворили. И ты ему завидовал, а, Володя? Хотел быть таким, как он. И гордился его дружбой. Ведь так? – Ну да… – без особого энтузиазма отозвался Порошин. И даже как будто немного сник. Гуров почувствовал, что нащупал какую-то ниточку в разговоре, и стал тянуть ее. – Ну-ка, давай, Володя, начал откровенно говорить, так уж признавайся. Компания ваша развалилась, вы повзрослели, разошлись в разные стороны. Кончились детские привязанности. Но что-то произошло? Может, с Мухановым была девушка, в которую ты был влюблен? Да? Надя Чихачева? Порошин молча кивнул. Лев едва удержался, чтобы не выдохнуть облегченно. Кажется, он все понял правильно, кажется, правильно расценил позиции основных членов группы. Больно парню, не смог простить. И лидер в его глаза потускнел. Вот она, любовь, что делает. И он отошел в сторону. И девушка, наверное, тоже осталась не у дел. Не такая уж она броская и яркая красавица, та Чихачева, судя по фото, чтобы Муханов на ней остановился серьезно. Скорее всего, поиграл с ней и бросил. И она тоже отошла в сторону. Или не отошла?.. – Я понимаю, – похлопал Володю по руке Гуров. – Ты ее любил, а она, естественно, была влюблена только в вашего Муханова. Как же, вся школа по нему сохла, а он дружил только с вами. И Надя была в него влюблена, да? А потом он этим воспользовался. Так все было? Ты прости за вопросы, понимаю, что тебе больно об этом говорить. – Да плевать мне! – вдруг взорвался Порошин. – И на нее, и на него! Хочет, пусть сохнет по нему. Только Лешка их как перчатки менял. Он всех перетрахал. И Надьку тоже. А она, дура, думала, что он ее любит, что навеки с ней останется. Дура! А она гордая такая. После всего этого замкнулась в себе. Я еще думал, не наложит ли на себя руки. Только потом понял, она не такая, она сильная, она скорее сопернице в волосы вцепится или Лешке в еду толченое стекло подсыпет, чтобы отомстить, или гадюку в постель сунет. – И чем у них дело кончилось? – Не знаю. А ничем. Он – сам по себе, и она – сама по себе. И я – сам по себе! – Ну, ладно, – Гуров поднялся со стула. – Выздоравливай, Володя, лечись как следует. И осторожнее ты по своим стройкам бегай. А то так и не защитишься и не станешь инженером. – Подождите! – Порошин приподнялся на постели и с удивлением посмотрел на полковника. – Так, а чего вы приходили? Что случилось? – Да ты не переживай, – улыбнулся Лев. – Просто один человек уклоняется от уплаты алиментов, и нам надо понять, а вообще-то он может быть отцом ребенка или его оговаривают. Не переживай, разберемся! – Чего? – опешил парень. – Какие алименты, у кого? Муханов, что ли, не платит алименты? Кому? – Тсс, Володя, пока никому ни слова, – прижал палец к губам Гуров. – Это еще пока не подлежащая разглашению информация. Сам все скоро узнаешь. Да и при чем тут Муханов? Ты лечись, лечись, у тебя впереди такое интересное будущее. Строитель! Ох, размах, перспективы! Мебельный супермаркет закрывался в восемь вечера. Надежда Чихачева, под чьим контролем были три точки по продаже мебели, пообщалась с продавцами, записала последнюю нужную информацию и пометила себе перечень изделий к замене. Она могла бы и не приезжать в супермаркет, всю информацию вполне можно получить от продавцов и по телефону, и с компьютера через Интернет. Но, к сожалению, так часто бывает, что выставочные образцы ломаются или повреждаются. И тогда планируется либо замена одного кресла на другое, либо со склада привозят другую тумбочку. Или новый шкаф, а поцарапанный или с трещиной продают с большой скидкой. Иногда продают целые выставочные стенки, гарнитуры, наборы. И за всем этим должна следить Чихачева, вовремя планировать, связываться со складом или извещать руководство, делать запросы производителю. Продавец ушла, а Надежда задержалась возле запасного выхода, разговаривая по телефону. Экспедитора никто не встретил, он не знает, что делать, телефоны заказчика не отвечают. Другой связи с заказчиком у Надежды тоже не было, и пришлось разрешить экспедитору возвращаться на склад. Неприятно, дополнительные накладные расходы, но и такое бывает. – Надежда Чихачева? – Дверь запасного выхода открылась, перед девушкой возник плечистый мужчина и предъявил удостоверение МВД. А в дверном проеме стоял полицейский с погонами капитана. – Да! А что случилось? – Надежда стиснула зубы. Неужели еще что-то? Не многовато ли накладок для одного дня? Полиции только не хватало… – Уголовный розыск. Я прошу вас проехать с нами. – Уголовный розыск? – удивленно вытаращила глаза девушка. – Но я не могу, я на работе! У меня еще дела, мне нужно еще многое сделать до конца рабочего дня. А что случилось? Вы можете мне объяснить? – Вам все объяснят, – жестко заявил мужчина и взял Чихачеву за локоть. – А я не поеду, – попыталась она вырвать руку, но тут же на втором ее локте сомкнулись крепкие пальцы. – Без шума, гражданка Чихачева! Я вам советую не оказывать сопротивления сотрудникам полиции, находящимся при исполнении своих служебных обязанностей. Вы задержаны! Учтите, что мы имеем право применить силу. Думаю, вам ни к чему такой концерт с наручниками и заталкиванием вас в машину. Было бы хорошо, если у вас на работе ничего не узнают, к вам же меньше будет вопросов от вашего начальства. Когда Гуров вошел в кабинет начальника уголовного розыска, Чихачева уже сидела на стуле перед его столом, нервно теребя салфетку. Молчан с кем-то разговаривал по телефону, Попков с самым серьезным видом расположился на стуле у двери, как будто предполагал, что девушка попытается прорваться к выходу и скрыться. Лев подвинул стул и сел напротив задержанной. Положив руку на стол, он посмотрел девушке в глаза: – Здравствуйте, Надя. Моя фамилия Гуров. Зовут Лев Иванович. Я – полковник полиции и приехал сюда из Москвы. Понимаете, что речь пойдет не о какой-то ерунде, а о вполне серьезных вещах? – Я ничего не понимаю, – с мольбой в голосе ответила Чихачева. – Мне никто ничего не объясняет, меня притащили сюда, угрожали надеть наручники… – Да, – кивнул Гуров. – И надели бы, если бы вы продолжали упорствовать и демонстрировать неповиновение. Еще раз повторяю, что дело серьезное, и нянчиться с вами было некогда. Просто не нужно демонстрировать свой гонор, а выполнять все, что предписано законом. А теперь давайте отвечать на наши вопросы. Причину, по которой вас задержали, мы назовем позже. Поверьте, лучше нам ее назвать позже, иначе потеряем много времени, и разговора не получится. Итак, в каких вы отношениях с Владимиром Порошиным? – С Володькой? – недоуменно посмотрела на него девушка. – Ни в каких. Ну, знакомы мы с ним, в школе вместе учились. И все. – Не все! Очень сильно не все! Вы были в одной компании, вы все были очень дружны, Порошин был в вас влюблен. Это не называется «мы просто знакомы». – Но это было давно, еще в школе. – Надежда прижала руки к груди. – Понимаете, очень давно, мы были детьми. Детская влюбленность. Какое это имеет значение? И что вообще случилось, что с Володькой? – Спокойно, – подал голос Молчан. – С Порошиным все в порядке, не считая перелома ноги. Он всего лишь у себя на стройке неудачно упал и лежит сейчас в больнице. Ему ничего не угрожает. – Господи, ну тогда о чем вообще эти вопросы? – облегченно вздохнула Надя. – В том, что Порошин человек крайне эмоциональный и не смог вам простить связи с Мухановым. Он жутко вас ревновал, и потому вышел из вашей компании, как он сказал. – А вот это полиции не касается, – медленно с расстановкой произнесла Чихачева. – Полицию мои отношения с кем-то не касаются. – Касаются, – кивнул Лев. – В некоторых случаях они полицию так касаются, что приходится и наручники надевать. Две девушки из вашей школьной компании погибли, Надя. Не просто погибли, а убиты! И не рассказывайте мне, пожалуйста, про отношения, которые никого не касаются. Нас очень касается, когда убивают из ревности, когда из чувства той же самой ревности себе вскрывают вены. Не должны люди в таком возрасте умирать, в вашем возрасте люди должны учиться, строить семью, растить детей. Но не умирать! – Кто? Господи… – Надежда снова прижала руки к груди. Глаза ее уже не выражали испуг, они сделались черными и мрачными. – Кого убили? – На днях мы нашли тела Ольги Марченко и Алисы Коноваловой. Кто это мог сделать? Вы были возлюбленной Алексея Муханова. Они тоже. Он спал с Марченко и Коноваловой? Гуров специально говорил короткими резкими фразами, вбивая их в голову девушки. Он чувствовал, что прав Попков, они действительно сейчас находятся где-то рядом с разгадкой. Нужно сломать преграду, нужно разговорить девушку, заставить ее раскрыться, вытащить с ее помощью всю подноготную отношений этой странной компании. Без понимания всего этого допрашивать Муханова бесполезно. Нужны аргументы. – Марченко? Сучка… Коновалова? Но Алиска-то тут при чем? Она всегда летящая была! – Что с Марченко, говорите! Почему вы ее обозвали? Чихачева подняла лицо. Ее глаза, темные и огромные, как два омута, были широко открыты. Она зажала рот рукой и отрицательно качала головой. Гуров испугался, что девушка неожиданно тронулась умом или закатит сейчас истерику, впадет в транс, из которого ее придется выводить с помощью медиков. Но Надежда все-таки заговорила: – Да, любила его! Как можно было не любить девчонке такого смелого, самоуверенного, который на каждое слово имеет ответ, независимого, который ничего и никого не боится. Он был для меня идолом… и не только для меня. Мы его все боготворили. И я его боготворила… я ждала, страдала оттого, что была только другом ему… Мне хотелось большего, я ведь женщина. И когда он наконец увидел во мне женщину, я не смогла его оттолкнуть… Не смогла, не хотела отталкивать. Я… А потом это были муки… дикие, страшные муки! Понимать, что человек, который для тебя все, не только твой, что к нему в постель таскаются другие сучки, что его руки ласкают любую, кто только задерет подол! Глупо! Глупо! Глупо! Она все же не сдержалась и разрыдалась. Гуров налил стакан воды и протянул девушке. Он уже понимал, что эта несчастная, пережившая все эти муки девушка здесь ни при чем. Ни при чем, но, может быть, знает что-то? Может быть, она знает, кто… И когда Надежда наконец успокоилась, он уже спокойно спросил: – Кто мог убить девочек? Неужели у Муханова все еще толпы поклонниц, которые могут друг друга загрызть, чтобы только остаться у него единственной? – Нет, – продолжая всхлипывать, ответила Чихачева. – Нет, конечно, у него таких девочек. Это все было подростковое, это все было в юности. А сейчас… сейчас мы уже взрослые девочки, умеем отличать алмазы от стекляшек. Нам теперь другое нужно, реальное, а не красивые глаза и самоуверенная походка. Вы простите меня… – Это вы простите нас, Надя, что мы вас довели до такого состояния. – Вы? Это не вы, – горько усмехнулась она. – Это изжога от той горечи, которую мы все испили в юности. А теперь что ж, теперь утро, прозрение, похмелье. – И, тем не менее, две ваши школьные подруги мертвы, – напомнил Молчан.