– Это жутко, но я в самом деле представления не имею, кто и почему это сделал. Мы уже давно все сами по себе. Может, тут что-то другое? Гуров повернул голову и посмотрел на Попкова. Оперативник сидел и кусал губы, глядя куда-то перед собой. Интересно, подумал Лев, принял Вадик то, что его версия рухнула и развалилась? Или не развалилась? – Вот что, Надя, – предложил он. – Давайте я вас домой отвезу. Девушка не стала упираться и просто согласилась кивком головы. Посадив Чихачеву на заднее сиденье служебной машины, Гуров сел рядом, назвав водителю адрес. – А вы ведь меня подозревали, – неожиданно заговорила Надя. – Думали, что я их убила? Это правда? – Нет, не подозревали, что вы их убили, – признался Лев. – Были подозрения, что вы причастны, что можете что-то знать, но убить вы бы не смогли. Просто я видел вашу школьную фотографию, где вы все вместе. И вы там с Порошиным самые близкие с Мухановым. Я решил, что вы бы не простили ему такое отношение к себе. – А я и не простила. И Вовка не простил, потому что любил меня. Что, он правда ногу сломал? – Правда. Серьезный перелом. Сложный. – Думаете, мне надо его навестить? Хотя нет. Наверное, и он мне не простил отношений с Лешкой. Ох, дети, дети. Как мы были жестоки. Никто никому не захотел ничего прощать. Маленькие, злобные, черствые дети. А теперь вот попросила бы прощения, но знаю, что не простит. Да и мне этого уже не надо. Уже другая жизнь, другие интересы, другие цели… – Другие авторитеты, – закончил мысль Чихачевой Гуров. – Вот именно. Муханова Гуров так и не нашел. Его не было дома, в риелторской конторе сказали, что на работе он не появлялся недели три. Из-за него сорвались три сделки, которые он вел. Клиенты ушли в другое агентство. Двое уже продали через него свои квартиры. Когда позвонил Молчан и сказал, что они выпросили курсантов из академии МВД и прочесали край лесопарка, где были найдены тела девушек, и добавил, что есть интересная находка, Лев поймал такси и полетел в Управление. Его никак не оставляло ощущение, что они тянут «пустышку». Что по какому-то стечению обстоятельств им попадаются улики, работающие на одну версию, и они послушно ее разрабатывают, но ничего из предполагаемого не подтверждается, все логичные рассуждения заканчиваются ничем… Когда Гуров вошел в кабинет начальника уголовного розыска, первое, что бросилось ему в глаза, сияющее гордостью лицо Попкова. – Ну, что тут у вас? – нетерпеливо спросил Лев. Молчан благосклонно посмотрел на молодого оперативника. Старший лейтенант с нарочитой неторопливостью взял со стола прозрачный пакет с какой-то вещью и протянул Гурову. Молчан усмехнулся, но все же сказал: – Вот, Вадим настоял, послушались мы его, благо нам курсантов подкинули до обеда. Прочесали мы тут часть лесочка два раза. Вдоль и поперек, как положено. И нашли эту расческу. Не знаю уж, относится она к нашему делу или случайная это находка, но если она важная улика, то старший лейтенант Попков у нас герой рязанского сыска. Можете посмотреть, Лев Иванович, эксперты уже с ней поработали. Гуров вытащил из пакета хорошо знакомую вещь. Характерная зоновская. Еще 20–30 лет назад из колоний на волю шли такие вот изделия, всякие четки наборные, авторучки, резные нарды и шахматы. Сколько работников исправительных колоний раздаривали их направо и налево своим знакомым и просто нужным людям. Сейчас ситуация изменилась, сейчас в колониях делают другое, такое, что пользуется спросом. И туда добралась рыночная экономика: спрос определяет предложение. Вон и картины стали писать красивые, и рамы к ним резные готовят. Но это подарочные, заказные вещи. А для себя зеки как делали всякую ерунду, так и продолжают делать. В том числе и вот такие расчесочки, которые внешне похожи на ножи с выкидным лезвием. Нажимаешь кнопку, а вместо лезвия финки с характерным стуком вылетает вмонтированная в рукоятку обычная алюминиевая расческа. Понты! Кто не знает, те поначалу пугаются. А бывшему «сидельцу» развлечение. – Вещь не новая, – заключил Гуров, разглядывая находку. – А это что, кость, олений рог? Что-то не похоже. – Бивень мамонта, – тихо подсказал Молчан. – Так эксперты сказали. – Из Якутии, значит, – кивнул Лев. – Кнопка не сработана. Если хозяин на каждом углу сопливых пацанов не пугал ею, то, думаю, года два она у него. Расческа частая, значит, волосы у хозяина редкие. А волосочек, случаем, эксперты не обнаружили? – Учитесь, молодежь! – поднял вверх указательный палец Молчан. – Вот что значит опыт. Тридцать секунд, и столько выводов. И все правильные, без лаборатории. Так точно, Лев Иванович, есть волоски. Аж три. Тонкие, светлые! И по возрасту изделия эксперты с вами согласны. Примерно два года. Остался один вопрос, на который нам пока никто ответа не даст: имеет расческа отношение к нашему делу или не имеет. – Ладно, – отложил Гуров расческу. – Давайте отрабатывать улику. И что-то мне кажется, что не Завьялова в лесопарке видели так часто, а вот и этого типчика тоже. А это значит что? Волосы-то тоже светлые, тонкие! Значит, и прически у них с Завьяловым почти одинаковые. Мы у него при обыске дома не нашли похожих вещей, которые видели на неизвестном свидетели. Может быть, потому и не нашли, что нет у него таких. А у этого есть. Вот вам и ориентировка. Похож на Завьялова. Судимый. Вышел на свободу примерно два года назад. У кого-то из оперативников он живет на его оперативной зоне. И участковые должны знать своих судимых. Пишите ориентировку, Олег Владимирович. Глава 6 – Твою ж мать! – Капитан Савельев толкнул ногой подушку на полу. По давно не мытому линолеуму покатился использованный шприц. – Так, осторожнее, парни! Без перчаток вообще ни к чему не прикасаться. Осмотреть, документы по карманам пошарьте, и фотографировать все. Что там с медиками? Вызвали? С меня начальство шкуру снимет. Надо же, на моей территории наркопритон, и я как лох ничего об этом не знаю! Опыт подсказывал оперативнику, что притон здесь организовался совсем недавно. Скорее всего, стихийно. Наверняка хозяина подсадили на иглу, а потом к нему потянулись те, кому нужна «нора», чтобы побалдеть, снять ломку, отлежаться. Савельев присел на корточки и заглянул под шкаф. Да, пыль есть, но не так много, это не тот случай, когда притон действовал годами. Там не только мусор, там дохлые мумифицированные крысы, бывает, находятся. Нет, похоже, они тут стали собираться меньше месяца назад. И люди, в общем-то, в прошлом приличные. Девочки хорошего спроса, мальчики-мажорчики, взрослые неврастеники, кто решил от реальной жизни спрятаться, бывшие работники культурного цеха, кто скатился в этот омут по причине полной творческой невостребованности. – Пал Николаевич, – позвал молодой участковый. – Вот, кажется, Муханов ваш. – Едреный корень! – Капитан поспешил на голос в другую комнату. – Живой хоть? – Бледный, дышит, – пожал плечами участковый, сидя на корточках над телом на диване и руками в перчатках обшаривая карманы молодого мужчины. – Дыхание ровное. Но это и опасно. Может начаться сердечная недостаточность, если действие наркоты прекращается. Кто его знает, сколько он в себя вколол. Вот его водительское удостоверение. – Ну да. – Савельев всмотрелся в бледное лицо лежавшего в наркотическом сне человека, потом сверился с его фото на документе. Сейчас Муханов выглядел совсем не таким самоуверенным красавчиком, как на той школьной фотографии. Гуров приехал в клинику, взяв с собой Попкова. Молодой оперативник был горд, но старался не подавать вида, держался солидно и уверенно. Когда Лев звонил в клинику, врач сообщила, что побеседовать с Мухановым можно. Не так велик его стаж наркомана, сердце крепкое. Его удалось привести в нормальное состояние, но нужно хотя бы неделю подержать на капельнице, промыть организм, подкормить сердце. Для беседы лечащий врач разрешила использовать ординаторскую. В это время все врачи уже разошлись по домам, и в клинике осталась только дежурная смена медиков. – Ну, здравствуй, Леха Муханов! – Гуров вошел в ординаторскую и стал рассматривать сидевшего на стуле молодого человека. Тот поднял глаза на вошедших. Пустые, больные, уставшие глаза. Ничего от красавчика не осталось. Стекло с него все, как шоколадная глазурь с печенья. Остался только неприглядный каркас и пустота в душе. – Вы кто? – спросил Муханов сиплым голосом без всяких эмоций, без заинтересованности. Казалось, что он хочет услышать ответ и вернуться в палату, сжаться в комок на своей кровати, подтянуть колени к груди, закрыть глаза и лежать так в пустоте, в темноте, на липких от пота простынях. Гуров хорошо понимал состояние парня. Много он видел наркоманов, опустившихся людей, у которых в юности было большое и светлое будущее. А потом его не стало. По причине личной слабости или обилию искушения, что опять же говорит о слабости. Или от большого количества дружков, которые очень хотят, чтобы ты не отрывался от коллектива, чтобы ты жил и вел себя, как они все. Потому что им очень завидно, когда ты проходишь мимо их стола, заставленного бутылками и банками с пивом. Проходишь из одной светлой жизни, называемой работа, карьера, учеба, в другой светлый мир, называемый дом, семья. И опять это твои слабости, ты не смог пройти мимо, ты поддался на уговоры, дал себя пристыдить ложными ценностями: «ты нас не уважаешь», «теряешь друзей», «тебе западло с нами посидеть». Гуров сел в кресло напротив Муханова и заговорил. – Я – полковник Гуров из Москвы. Работаю в уголовном розыске. Ты сейчас ответишь на мои вопросы, и я уйду. Согласен? Гуров знал, что Муханов будет рад ответить, чтобы его побыстрее оставили в покое, побыстрее дали возможность уйти в палату и лечь. И отвечать он будет охотно по той же причине. И нет ему уже никакого дела ни до прошлой дружбы, привязанностей, любви какой-то глупой и никчемной. – Давно ты виделся со своими друзьями, с теми, с кем дружишь еще со школы: Володей Порошиным, Надей Чихачевой? – Я ни с кем не дружу, никого уже давно не видел. У каждого своя жизнь. – Когда ты в последний раз встречался с Порошиным? – Не знаю, не помню даже. Как-то сразу после школы мы разошлись и почти перестали встречаться. – А с Надей Чихачевой? – А что? – Глаза Муханова растерянно насторожились. – А что Чихачева? – Вы с ней долго еще встречались после того, как ваша компания развалилась. Она ведь любила тебя, я знаю. И спала с тобой. – Да. – Муханов повесил голову и стал рассматривать свои грязные ногти. – Она долго ко мне ходила. Наверное, хотела помочь. А я ее обидел, и она перестала ходить. Она меня жалела и хотела вытащить. А мне кто-то сказал, что она за моей квартирой охотится, хочет забеременеть от меня и отобрать жилплощадь. И я ее прогнал. – Дурак, – не удержался от комментария Попков. – Дурак, – вяло согласился Муханов. – Ты Ольгу Марченко когда видел последний раз? – Несколько лет назад, наверное. У нас с ней все быстро закончилось. Не поняли друг друга или не оценили. Она клеилась ко мне, ну и я тоже. Она красивая была, фигурка, все дела. А когда дошло до постели, когда я ее на кровать захотел завалить, она меня по физиономии ударила и ушла. Ну, после такого какая может быть дружба. – И все? – удивился Лев. – А Алиса Коновалова? Когда ты ее видел последний раз? – Алиска? – Муханов поднял на Гурова удивленные глаза. – Эта чудненькая, что ли? Она всегда у нас как инородное тело была, а потом ушла, откололась от нашей компании. Я и не помню ее в лицо. – Муханов, не заставляй меня обвинять тебя в убийстве, – сказал Гуров просто так, на удачу, чтобы хоть как-то расшевелить, разбудить эмоции этого опустившегося молодого человека. – Узнали, да! – уныло констатировал Муханов, и Гуров с Попковым переглянулись. – Я не думал, что он кончится. Все били, даже ваша Чихачева разлюбезная. И что, вы теперь из-за бомжа будете все ворошить? Это же отбросы общества. – Когда это было? И где? – хмуро поинтересовался Попков. – В парке… на майские праздники… Мы тогда отмечали год после окончания школы. А он там лежал. Грязный, вонючий. – Знаешь, Муханов, – поднимаясь, заметил Лев, – ты в оценках всегда ошибался. И тогда, и сейчас. Отбросы общества – это ты. Причем даже тогда, когда ходил гоголем, когда к тебе, красавчику, девчонки липли, а ты из них выбирал очередную подружку… Ты уже тогда был отбросами общества. Пошли, Вадим! Молчан поднялся с кресла, пожал руку Гурову, Попкову, потом снова сел и открыл дверцу стоящего рядом сейфа. – На территории у Савельева живет наш «конкурсант», – сказал он. – Я за сегодня со всеми почти связался. Похожих нет, даже приблизительно. Или только освободился, или очень давно. И по возрасту не подходят, по комплекции, цвету волос. Короче, претендент – он. – И подполковник, вытащив из папки распечатанные фото, протянул их Гурову. Лев оценил оперативность работы. И то, что фото распечатано в нескольких экземплярах на бумаге, уже дает возможность опрашивать свидетелей, предъявлять его внешность для опознания. Он рассматривал фотографию молодого мужчины. Действительно чем-то похож на Завьялова, только постарше. Хотя если подумать, то вблизи он действительно выглядит старше. Зона никого не красит. Но издалека и за парня сойдет. – Кто таков, что за личность? – Игорь Леушин, кличка «Уха». Освободился три года назад. Надзор за ним нормальный, в криминале не замешан, хотя ведет образ жизни далекий от праведности. – А конкретнее? – Конкретнее – есть подозрение, что он занимается камешками и золотишком. Подобраться пока не смогли, может, это навет бывших дружков, может, агентура делает вид, что работает, лишь бы благодарность получить. В той среде все друг на друга стучат, вы же это знаете. Но если он и правда при делах, то делает все по-умному. Почти без криминала. За копейки скупает у тех, кому очень нужны деньги, у стариков, у тех, кто в драгоценностях ничего не понимает, а потом сбывает уже дельцам. Формально он оказывает услуги населению по плотницкой части. В колонии научился, есть талант у него в обращении с деревом. А еще конкретнее расскажет Савельев. Он едет сюда, говорит, что нашел что-то ценное по Леушину. – Хорошо, – кивнул Гуров, потирая шею и затылок. – Что-то душно сегодня, голова раскалывается. К дождю, что ли?