— Ну что ты меня без повода отвлекаешь? И таракану понятно, что камердинер — это слуга по-ихнему, по-иностранному! — В раздражении дядюшка замахнулся на Кусаева ножницами, приготовленными для резки шпагата. — Брысь! Не мешай! Лутфи уже повернулся к двери, когда в сложной душе лавочника вдруг трепыхнулись родственные чувства. Сын троюродной сестры как-никак. В лавку к себе его такого, конечно, не возьмешь, но дать совет — не то что с рублем распрощаться. — Постой-постой, — более дружелюбно замахал ножницами Абади Кутуевич — теперь уже не казалось, что он хочет оттяпать племяннику голову, разве что лишь кончик немного загнутого книзу носа. — Прочитай мне, как в газетенке написано. Лутфи прочитал, все еще пытаясь держаться на благоразумном расстоянии от дядьки. — Пекарский переулок, — задумчиво протянул лавочник, — хорошее место. Дворянских домов там, конечно, мало, но важных чиновников живет в избытке. На таком месте не захиреешь. Ты вот что, бедовый, меня послушай и сделай, как велю. Когда на Пекарский попадешь, сразу в дом не ходи, а найди дворника и подробненько его порасспроси, что за доктор, кого пользует, какие привычки имеет. Да не жадничай, дай ему копеек десять. В дом войдешь — осмотрись, обстановочку оцени и к хозяину подход придумай. Будут спрашивать про рекомендации — говори, что предыдущий хозяин помер, родственников не было, а все состояние на богадельню отписал. Спросят об умениях — рассказывай все, что есть, да приврать не забудь. Нечего тут смущаться — не барышня. Я твой характер знаю. Спросят о недостатках — тут уж молчи. Или вот, лучше скажи, что иногда так зарабатываешься, что поесть забываешь. Аллах даст, в этот раз повезет. Доктор все же — должен понимать, какая у человека ситуация. II После такого напутствия Лутфи появился в Пекарском переулке во всеоружии. Одежда его была выстирана и залатана, волосы причесаны, а в кармане лежали десять копеек на поклон дворнику. Но вот странное дело: стоило молодому человеку упомянуть при этом самом дворнике об обитателе флигеля в двадцать первом доме, как немолодой бородатый мужик вдруг побледнел и часто закрестился. Монетку даже доставать из кармана не пришлось: дворник мертвой хваткой вцепился в Лутово плечо и дохнул ему в ухо луком и перегаром: — Ведьмачье логово там! Не ходи — пропадешь! Лутфи освободился с большим трудом и поспешил прочь от мужика. В первом же пункте плана, разработанного премудрым дядюшкой Абади, вышел прокол. С перепою не только ведьмаки, но и черти видеться станут. Перед калиткой к дому номер двадцать один Лут внезапно столкнулся с разодетой по последней моде дамой, держащей на поводке мини-мантикору. На хвосте чудища был повязан атласный бант (прямо под черной ядовитой кисточкой), а заговоренный ошейник загадочно посверкивал не то искусно ограненным хрусталем, не то и вовсе драгоценными камнями. Расстегнется невзначай эта блескучая штучка — и пациентов у иностранного доктора станет хоть отбавляй. Дама презрительно вскинула подбородок, когда Лутфи отшатнулся, уступая ей дорогу. Мантикора, словно подражая своей хозяйке, тоже скривила волосатую, но все же неуловимо похожую на человеческое лицо морду. Десять лет уже бытует странная и опасная мода брать к себе в домашние питомцы редких зверей, но привыкнуть к этому все равно невозможно. Есть закон, предписывающий сдавать всю обнаруженную на территории Великороссии уникальную живность в зоосад. А об иностранных монстрах господам чиновникам думать недосуг. Вот и ходят баре кто с мантикорой на поводке, кто с чупакаброй под мышкой — кончились золотые времена для комнатных собачек. Лутфи благоразумно подождал, пока женщина и мантикора пройдут мимо, и только потом протиснулся в калитку. Сам дом был добротным, двухэтажным и, судя по табличке, принадлежал потомственному дворянину Феликсу Любчику, а судя по голым окнам, был тому самому дворянину без надобности. Флигелек же, наоборот, имел вид обжитой и достаточно опрятный. Рядом с дверью поблескивала табличка «Сэр Бенедикт Брут. Криптозоолог». Ниже еще одна, теперь уже с иностранными буквами «Sir Benedict Brute. Cryptozoologist». Последнего слова Лутфи не понял ни в русском написании, ни уж тем более в иностранном. Подумалось только, что это, наверное, специализация у доктора такая. Вот бывают же акушеры, окулисты, хирурги, коновалы… или коновалы — это не то? Знал бы молодой человек, сколь неизмеримо ближе его возможный наниматель к коновалам, нежели к окулистам, тогда, возможно, крепко бы задумался, прежде чем дергать за витой шнур дверного колокольчика. Казалось, колокольчик еще не успел и шелохнуться, как дверь распахнулась, едва не снеся беднягу Лута с крыльца, и на пороге появилась высокая щекастая девка, поперек себя шире. Через одно ее плечо было грозно перекинуто вышитое полотенце, а через другое — русая коса в кулак толщиной. Незнакомка сначала недоуменно посмотрела поверх головы невысокого юноши и только через секунду соблаговолила опустить орлиный взор вниз. — Тебе чего? — Голос у красавицы был под стать внешности: грудной, басовитый. Не успел Лутфи ответить, как из недр дома полетел совсем другой, нежный тембр: — Глафира, будь вежливой с посетителями! Глафира окинула молодого человека презрительным взглядом, дескать, не по рылу каравай, и вполоборота, с явным возмущением, ответила: — Анфиса Ксаверьевна, матушка, так он же из простых! — Но и ты тоже не графиня! — назидательно отозвалась невидимая фея. — С чем пожаловал…ли? — выдавила из себя девка, косясь круглым глазом себе за спину. — Вот. — Лутфи протянул ей страницу газеты с объявлением. — Тут сказано спросить доктора Бенедикта Брута. Имя иностранца на язык ложилось неуклюже. Глафира бесцеремонно выдернула объявление у него из рук и с криком «Анфиса Ксаверьевна!» скрылась в доме, оставив «неперспективного» посетителя топтаться на пороге. Молодой человек постоял некоторое время, повертел головой, помял в руках снятый с головы картуз, а затем, то ли под гнетом любопытства, то ли под воздействием второго дядькиного совета, слегка пригнувшись, просунул голову в полураспахнутую дверь… и тут же с тихим вскриком отпрыгнул назад. В щели между косяком и створкой, где-то на уровне его башмаков, показались сначала ветвистые оленьи рога, а затем вислоухая заячья морда. Лутфи протер глаза, но рогатый заяц и не думал исчезать, наоборот, с некоторым трудом переставляя коричневые лапы, перевалился через порог и застриг ушами, глядя на визитера красными бусинами глаз. — Кыш! — Молодой человек попятился и замахал на чудовище руками. — Кыш! Фу! Известно, что зайцы существа пугливые… но вот что будет, если такой трусишка обзаведется парочкой острых рогов? Лутфи с удивлением обнаружил, что ему предстоит это узнать: ушастый не только не думал пугаться, но к тому же довольно резво поскакал в его сторону. — Кыш! Брысь! — Кусаев отступил еще на шаг и наткнулся спиной на перила крыльца. Коричневый комок меха на радостях от того, что загнал такую крупную добычу в угол, со всей силы ткнулся рогами ему в голень. — Ай-й-й-й! Монстра проклятая! А ну я тебя!.. Несмотря на весь свой смирный и скромный вид, постоять за себя Лутфи умел и наверняка постоял бы, если бы не вернулась Глаша. — Не трожь! — Девка ловко подхватила чудовище на руки, спасая его от занесенной для пинка ноги. — Ишь, злыдень, бедного звереныша топтать вздумал… — Так он… — А зачем звал? Ты позвал — он и пришел! — Все еще кипя от возмущения, Глафира почесала зайца между рожек, а затем подняла его на вытянутых руках перед глазами. — Верно, Кышуня? Все они такие, дуболомы неотесанные! Упрек казался по меньшей мере несправедливым. Лутфи был мало похож на дуболома, потому спорить не стал — не солидно с девкой лаяться, да еще в доме возможного хозяина. — Я его не звал, — как можно вежливей ответил молодой человек, а затем примирительно спросил: — А это кто такой? — Ага, как же, слышала я. Это Кыш! — Глафира сунула животное прямо в лицо посетителю. Заяц задвигал розовым в крапинку носом. Лутфи хотел было погладить пушистого, но горничная предусмотрительно убрала от него питомца. — Я в том смысле… что он такое? — Будто кроленей никогда не видел! — заносчиво фыркнула грубая девка, хотя, по совести говоря, кролени по Великорусской империи табунами не ходили, и встретить их можно было разве что в нескольких богатых домах. — Хозяин от одного из клиентов принесли. Ты это, в переднюю проходи, оне сейчас выйдут. Вслед за Глафирой Лутфи перешагнул через порог и, очутившись в сумрачном коридоре, почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Боковым зрением уловив корявый силуэт, он повернул голову и едва удержался от крика. На стене было прибито чучело горгульи! Неизвестный таксидермист поработал на славу: отлично сохранившаяся чешуя и клыки создавали полное ощущение живого существа, а мастерски подобранные стеклянные глаза были вставлены так, что их кровожадный взгляд все время следил за входной дверью. — А, это Афродита, — беспечно махнула руками на безобразное чучело Глаша, — сдохла месяц назад. Уж настолько сообразительной была, что хозяин из нее вот чучело заказали. Ты тут один обожди, а мне надо Кыша накормить. Лутфи облизнул внезапно пересохшие губы и, не сводя глаз с горгульи, машинально кивнул. А когда сообразил, что оказался один на один с недружелюбной прихожей, было уже поздно. На противоположной от «Афродиты» стене висело зеркало, и, даже вздумай Кусаев не смотреть на страшилище, оно все равно находило его взглядом. Оставалось только надеяться, что после безвременной кончины сообразительной горгульи убитый горем доктор не стал заводить себе ничего страшнее и воинственнее рогатого кролика. Чтобы отвлечься хоть на секунду, молодой человек стал оглядывать другие предметы обстановки: вешалку на когтистых лапах, которая, казалось, вот-вот куда-то убежит со всей одеждой, подставку для зонтов, вырезанную из чьей-то гигантской кости, висящие на стене биты — похоже, что для игры в лапту. «Странный какой-то доктор», — в первый раз заподозрил неладное Лутфи. Но дальше этой мысли не пошел, а зря… История и литература знают немало примеров, когда жизнь благонравного и работящего юноши сходила с накатанной колеи только из-за слепого выбора хозяина и места службы. Эти доверчивые молодые люди полками пропадали в безымянных землях, гибли от рук лихих людей, и лишь единицы доживали до зрелых лет, чтобы иметь возможность рассказать о своих приключениях. К сожалению, Лутфи (пусть три класса образования и давали ему некоторый повод для гордости) не знал истории и почти не был знаком с литературой. Оправдаем молодого человека тем, что в его обстоятельствах нельзя было быть слишком разборчивым при выборе нанимателя. Поэтому если Кусаев и насторожился, увидев при входе в дом рогатого зайца, а в прихожей чучело горгульи и кровожадную мебель, то не настолько, чтобы тут же закрыть дверь с уличной стороны. А в это время в глубине дома разыгрывалась нешуточная человеческая драма. — Анфиса Ксаверьевна, это вы изволили написать? — свирепствовал некто за стеной. — В дешевой газетенке? Да еще «доктор»? Я не потерплю подобного селф-вила в собственном доме! Какой я вам доктор? Неужели сложно запомнить коротенькое слово «сэр»? Сэр Бенедикт Брут! Повторите за мной… К слову, человек, называвший себя сэром Бенедиктом Брутом, действительно никакой был не доктор и дипломов, чтоб развешивать на стенах в блестящих рамочках, не имел. Зато являлся обладателем нелестной справки от одного очень знаменитого учебного заведения, но, естественно, об этом предпочитал не упоминать, чтобы не сеять подозрения среди своих клиентов. Редкий специалист, который так интриговал всех своей вывеской на входной двери, сидел, развалившись в кресле, и с видимым отвращением попивал свой утренний кофе. — Ну же, Бенедикт, не упрямьтесь, выйдите и посмотрите на него. Уверена, он прекрасный малый, — терпеливо внушала ему домовладелица и экономка, Анфиса Ксаверьевна Любчик. — Но мне не нужен прекрасный малый, мне нужен хороший камердинер! — сопротивлялся худой человек с зализанными на пробор волосами. — В свободное от работы время он может красть мелочь у нищих мизераблей и задирать полисменов — я не возражаю, лишь бы брил аккуратно и вовремя подавал завтрак. К тому же я прекрасно справляюсь и без слуги. Глафиры мне вполне достаточно. — Неужели? Бенедикт Брут развел руки в стороны, приглашая собеседницу полюбоваться аккуратностью своего костюма и прически. Анфиса Ксаверьевна молча подошла к высокому шкафу около стены и решительно распахнула дверцы. Из недр полок и отделений ей под ноги тут же сползла целая лавина вещей, настолько перемешанных между собой, что было непонятно, где кончаются рубашки и начинаются наволочки. Доктор с радостным восклицанием подхватил с пола выкатившуюся в его сторону стеклянную баночку: — А я все утро искал бальзам от вшей! Хозяйка сердито топнула крошечной ножкой. — Или вы нанимаете себе слугу, или я вас выселю! Вместе с вашими вшами! — Анфиса Ксаверьевна, фор гад сэйк, как вы можете такое говорить? Вши вовсе не мои! — Как будто мне от этого легче. — Но где же я тогда найду себе дом? — В переулке Глупых Упрямцев, не иначе. — Хорошо, — сдался Брут. — Ведите его. Ай вил тэйк э лук, но только ради вас. — Так-то лучше. — Женщина благодушно улыбнулась. — Ради меня вы его посмотрите, а ради крыши над головой будете держать свой рот на замке. В прихожей Лутфи мог слышать только спокойный женский голос, разобрать даже отдельные слова не получалось. Но из самого тона говоривших легко было сделать вывод, что либо Анфиса Ксаверьевна — дама хладнокровная, либо вспышки раздражения случались с ее собеседником регулярно. К сожалению, безумно нервничавший паренек не был расположен к тому, чтобы заниматься подобными умозаключениями. Когда же голоса неожиданно замолкли, Кусаев едва успел вытянуть руки по швам, как в проеме появилась миловидная женщина средних лет с кукольным личиком и плавными очертаниями фигуры — этакая тронутая временем барышня с картинки на коробке зефира. — Доброе утро, — приветливо сказала она Лутфи. Молодой человек поспешно поклонился. — Здравствуй, барыня. — Да какая ж я барыня, — отмахнулась женщина до невозможности белой ручкой. — Так, хозяйствую потихоньку. Ты, стало быть, наниматься пришел? Кусаев закивал. — А что умеешь? Хозяин у нас… требовательный.