— По своей молодости вы забываете, кто они такие. Лутфи открыл рот. — Женщины, Кусаев, женщины! Сразу видно, что с иностранным фольклором вы знакомы весьма поверхностно. Знаете сказку о Синей Бороде? Запретить женщине заходить в какую-то комнату — все равно что втолкнуть ее туда силком. Так что возьмите томик сказок из моей библиотеки и бдите на кушетке. После того как доктор скрылся за дверью своей комнаты, молодой человек некоторое время попереминался с ноги на ногу, потом все же зашел в хозяйский кабинет, взял крайнюю книгу из шкафа, закрыл за собой дверь и примостился на кушетке. Книга, конечно же, не была томиком сказок, а носила мудреное название «Бестиарий любви». Вместо того чтобы следовать разрозненным указаниям сэра Бенедикта, Кусаев решил повышать свое образование систематизированно, принимаясь за книги по порядку, начиная с левого края нижнего ряда полок. Первый же абзац подарил ему полчаса крайне запутанной мыслительной деятельности. Второй — и вовсе вогнал в тоску. И только пристальный взгляд Афродиты, будто специально повешенной так, чтобы ее отражение находило гостей даже на стекле серванта в гостиной, не давал молодому человеку комфортно растянуться на кушетке и предаться преступному сну. Через час, когда скучающий читатель превратился в увлеченного листателя (картинки дев, обнимавших различных чудовищ, были не в пример тексту хороши), что-то больно впилось в лодыжку спущенной с кушетки Лутовой ноги. Кыш! — Ах ты ж, настырный воротник! Жаль, на шапку-то тебя не хватит! После их первой встречи кролень, воодушевленный своей легкой и безоговорочной победой, считал Лута существом слабым и недостойным снисхождения. Рогатое чудовище выслеживало нового слугу по всему дому, а выследив, затаивалось на несколько секунд, чтобы потом, опустив к полу рога, с воинственным шипением «кш-ш-ш-ш-ш» броситься в атаку на интервента. Кусаев отбивался как мог, в результате чего постоянно получал нагоняи от кроленелюбивой Глафиры. Глаша — это вам не рогатый комок шерсти, которому можно наподдать туфлей по толстой хвостатой попе, Глаша — это боевой дух, периодически утяжеленный веником или скалкой. Молодой человек не постеснялся воспользоваться преимуществами глухого времени суток и с удовольствием дал кроленю пинка. Рогатый перекувырнулся несколько раз через голову, но почему-то не воспринял эту акробатику как личную обиду — видно, все же в последний момент Лут пожалел его заячью душу и поумерил силу. Вместо того чтобы снова устремиться на врага, кролень заинтересовался полуприкрытой дверью в кабинет криптозоолога. — Куда! — вскинулся Кусаев, но было уже поздно: толстый меховой зад поюлил и скрылся в совершенно не соответствующей его размерам щели. Здорово, ничего не скажешь. До этого Луту не хотелось даже задумываться над тем, какие планы вынашивал его полоумный хозяин, оставляя собственного слугу ночью сторожить кабинет. Что сторожить? От кого сторожить? Непонятно. — Кусаев, на лестнице эволюционного развития вы стоите еще ниже хомячка-троглодита, которого я только что осматривал. Вы не в состоянии просчитать простейшую цепь событий! Хомячок хотя бы догадывался, что я полезу щипцами ему в пасть, если он сейчас же не выплюнет ошейник соседской таксы. Вы же, Кусаев… Нет, я даже не стану унижать ни вас, ни себя объяснениями, — вот и весь ответ. И пойми после этого — помешает ли той высокоумной «цепи событий» не в меру храбрый кролень? Лутфи вскочил с кушетки и просунул голову в кабинет хозяина: страшно и темно, словно во чреве у рыбы-кита. Чудо-юдо таращилось на молодого человека стеклянными глазами чучел на стенах и безжалостно скрипело настенными часами. Если потом окажется, что это очередная попытка вынудить Лута оставить свежеприобретенное место службы, то сэр Бенедикт явно выдыхается в своей изобретательности. Подозрительный шорох на подоконнике прервал обличительные мысли юноши. Он пригляделся, ожидая увидеть силуэт неуемного кроленя, но вместо него в оконном проеме при свете луны обрисовывалась темная человеческая тень. «Ах ты ж, вражина ползучая, — удовлетворенно подумал Лут, вытягиваясь вдоль стены и нащупывая правой рукой висевшую над ним биту. — Плесень пронырливая». Из вышеприведенного мысленного монолога, конечно же, следовало, что домушников Кусаев не только не уважал, но и всячески стремился извести. Наш защитник справедливости и хозяйской собственности плавной тенью скользнул вдоль книжного шкафа и встал за портьерой рядом с окном в ожидании подходящей возможности оставить свой след на физиономии вора. Домушник попался ловкий: споро расправившись с задвижкой, открыл створку окна, ни разу даже не царапнув инструментом по раме или стеклу. Конечно, знай несчастный, какой прием ожидает его внутри, не рискнул бы так торопиться. Стоило только вражеской ноге поставить свой штиблет на паркетный пол кабинета, Лутфи замахнулся и приготовился впечатать лиходея обратно в оконный проем. Но не тут-то было: вор не только ушел от замаха, но еще и успел ощутимо ткнуть Кусаева в бок, отчего тот на секунду потерял равновесие. Ухватившийся за шкаф юноша не растерялся и тут же швырнул в преступника первой попавшейся книжкой. Взломщик снова увернулся и, подскочив к Луту, попытался отобрать у него биту. Слуга вцепился в импровизированное оружие обеими руками и продемонстрировал твердое намерение не сдаваться. — Я сейчас городового крикну! — пригрозил он. На удивление подействовало: вор выпустил биту. Но не успел Кусаев воспользоваться обретенным преимуществом, как перед его носом оказалось дуло пистолета. Лут и не испугался толком, просто его тело отяжелело и безвольным кулем стало оседать на пол. Сквозь смыкающиеся веки он увидел длинный росчерк серебристого металла, услышал падение чего-то тяжелого на пол, а затем голос хозяина… VIII Кусаев очнулся и резко (до звона в голове) сел, приготовившись куда-то бежать и с кем-то сражаться. Но тут ему в грудь совсем не ласково уперся кончик зонта: — Воу-воу-воу, не так быстро, о доблестный защитник крепости! Придите сначала в себя, а то уничтожите все живое в своем воинственном запале! Лутфи торжественно возлежал на диване, сэр Бенедикт расположился в кресле напротив. — Вор! Тут был вор! Я хотел остановить его, но… — Заснули? — саркастически спросил криптозоолог. — Нет… это я уже потом заснул! А до… — Юноша трагически сжал голову, словно и вправду был раненым солдатом, которого товарищи вынесли с поля боя. — Вы там были! Были! Чем вы его остановили? Брут поморщился, словно слуга только что испортил ему готовящуюся шутку. — Так вы помните, Кусаев? А нападавшего запомнили? — Нет, — потупился Лутфи. — Это хорошо. — У вас была шпага? — Молодой человек снова поднялся на локтях и обвиняюще посмотрел на хозяина. — Вы все знали и упустили его, барин? Сэр Бенедикт несколько стесненно кашлянул, будто стараясь замять неловкую ситуацию и не выглядеть трусом. — Если бы у меня была шпага, я бы его не упустил. А этим можно только пощекотать противника и нарезать сыра в походных условиях. — Неожиданным движением он раздвинул свой зонт у основания ручки и, сняв верхнюю часть (оказавшуюся ножнами), обнажил длинный, тонкий и, судя по всему, очень острый клинок. На лезвии, заботливо поднесенном едва ли не к самым глазам Лута, иностранными буквами была выгравирована надпись «to B.B. from S.H. with gratitude». Довольный эффектом и снова приобретший утраченное было превосходство криптозоолог вернул лезвие в ножны и отечески наставительным тоном продолжил: — Не делайте такое удивленное лицо. Могли бы и догадаться, что если совсем не старый (можно сказать, в расцвете юности и здоровья) человек постоянно ходит с зонтом, да еще в любую погоду, то это не просто так. Кусаев, неужели вы подумали, что я мог оставить вас одного, безоружного защищать дом от опасного взломщика? Вы совершенно меня не знаете! — Уж конечно, вы находились поблизости, чтобы на это посмотреть. У меня еще не было таких неравнодушных нанимателей, барин, — мрачно, но совершенно искренне признался Лутфи. — Если бы вы были чуть умнее, Кусаев, я бы подумал, что это сарказм. А так приходится списывать все на слуховые галлюцинации, — с этими словами Брут милостиво разрешил своему слуге идти спать, так и не затруднив себя объяснением произошедшего. — А он сам не запрыгнет? — Кусаев, это земляной дракон, и от нее он не отрывается: не летает и даже не прыгает. Так что поднатужьтесь. Не звать же нам Глафиру — стыдно, право слово. — Я бы позвал, барин, — отбросив гордость, признался Лут, вот уже целую минуту пытавшийся запихнуть чешуйчатую задницу дракона на сиденье хозяйской коляски. Когда из генеральского дома везли этот шипастый тюфяк, было хорошо: два дюжих лакея, не моргнув глазом, погрузили Ватрушку, а по приезде мифологическое недоразумение вывалилось из экипажа само. Ни Кусаеву, ни тем более его худосочному хозяину не тягаться с теми лакеями. К тому же ситуацию усугублял знакомый дворник, который курил на углу переулка и осенял себя крестным знамением каждый раз, когда его взгляд падал на картину у входа в двадцать первый дом. — Дрюшка, смотри! Крокодила грузят! — в довершение прочего раздался детский крик выше по улице. — Ну все, — уныло вздохнул криптозоолог. — Сейчас они нам здесь устроят… Видимо, подобная ситуация имела место не в первый раз. — Придется принимать отчаянные меры, — резюмировал доктор и грозно пошел на дворника. При виде такой решимости работник метлы поперхнулся самокруткой и стал отступать за угол, но был пойман за фартук. — Ой, матушки светы! — вдруг по-бабьи запричитал бородатый. — Изыди, ведьмак! Именем Богородицы, святой заступницы… Ведьмак никуда исходить не собирался, а, деловито обшарив карманы дворника, извлек оттуда коробок спичек. — Вот тебе, Сильвестр, на опохмел, — взамен изъятого сэр Бенедикт кинул дядьке монету. — Чтоб чертовщина всякая не мерещилась. Дворник икнул, прекратил молитву и, кажется, даже передумал бить земные поклоны в сторону ближайшей церковки. Вернувшись к экипажу, все еще пыхтящему от натуги Луту и дракону, который вроде как уже успел заснуть, удобно устроив морду на подножке, Брут без предупреждения чиркнул спичкой. Тут же оказалось, что Ватрушка вовсе даже не спит: монстр издал трубный рев, от коего в соседних зданиях затряслись стекла, и, лягнув опешившего слугу в грудь, моментально очутился в экипаже. Криптозоолог поспешил затушить огонь, чтобы земляной дракон от испуга не удрал на другой конец улицы. Кусаев оказался на мостовой и некоторое время сидел там, обиженно потирая ушибленное место. «Тоже мне, любитель животных», — подумал он, но, вероятно, подумал слишком громко, потому что хозяин тут же откликнулся. — Кусаев, вам такому обращению с животными еще учиться и учиться. Не задерживайте нас, забирайтесь в экипаж. Ненавидеть меня можно и по дороге. Расчет Лута на то, что все недомолвки и неясности в поведении сэра Бенедикта разъяснятся в генеральском доме, не оправдался. По прибытии в оный криптозоолог приказал слуге ждать в экипаже и моментально был утянут встрепенувшимся драконом вверх по лестнице меж помпезных колонн. Кусаеву оставалось только рассматривать кариатид под балконами, а так как представляли они из себя баб малопривлекательных и было их ровным счетом четыре, парень быстро сомлел после бессонной ночи. Разбудил его звон разбитого стекла. Лут встрепенулся, схватился за вожжи, пытаясь принять бодрый вид, и только после стал оглядываться по сторонам. Зрелище разворачивалось захватывающее: через разбитое окно третьего этажа на крышу сноровисто полз не кто иной, как воспитатель генеральских детей. Молодой человек едва успел протереть глаза (а вдруг примерещилось?), как из-за угла соседнего здания вывернула казенная пролетка, доверху набитая городовыми, как телега крестьянина репой, и остановилась около генеральского дома. Бравые широкоплечие молодцы посыпались на мостовую. — Окружай! Митрофан, заходи сбоку! Живьем брать, гадину! Услышавший эти крики немец горным козлом припустил по крыше. — Красиво бежит. — Мечтательный голос хозяина заставил Лута захлопнуть рот. Сэр Бенедикт лихо запрыгнул в коляску, отобрал у Кусаева поводья и тронул лошадь, напевая себе под нос какую-то зловещую песенку про пир василисков. Криптозоолог лучился довольством и только что не посвистывал. Меж тем дом генерала был уже взят в кольцо темных мундиров, а навстречу им мчалась вторая пролетка, на этот раз с военными, да еще в сопровождении конных стражников. Где-то позади скромный немецкий учитель, словно завзятый акробат, перепрыгнул с одной крыши на другую. Раздался выстрел. И крик: — Кто разрешил стрелять? Руки пообрываю — без рук на каторгу пойдешь! Брут делал вид, что наслаждается солнечным днем, и неспешно правил коляской. Лутфи сгорал от любопытства и поэтому, видя, что хозяин в прекрасном настроении, рискнул спросить: — За что это они с ним так, барин? Украл чего? — Куда уж там, — благосклонно сказал сэр Бенедикт, явно жаждущий восхищения. — Всего лишь пытался застрелить слугу некоего криптозоолога… «Некий криптозоолог» бросил самодовольный взгляд на своего слушателя, чтобы проверить, достаточный ли эффект произвели его слова, и самодовольство сменилось разочарованием. Слуга доктора, не вынеся потрясения, в очередной раз отключился. — Жаль… А я был совсем не прочь рассказать эту историю еще раз.