Боттом второго теста Фуцанлун лежал в кабинете, горестно опустив тупоносую морду на передние лапы. Ему было холодно и одиноко. Хозяин — единственное родное существо во всем доме (да что там, во всей этой чужой стороне) — уехал и оставил питомца одного. Пестрая самка Хозяина и собственных-то детенышей не особенно привечала, а уж на бедного дракона и вовсе смотрела, собрав белую морду с яркой пастью в презрительные складки. Зашипит: «Склизкая ящерица! Прочь от меня, монстр!», перья расправит, хорошо, если еще накопытником вслед не кинет, — вот и вся ласка. Ватрушка (это его так Хозяин кликал), надраконившийся понимать чужой язык, в ответ не огрызается, только подумает: «Сама ты монстр». А чем не монстр? Шкуры меняет чуть ли не по три раза на дню, да ладно бы еще нормальные были, как у всех. Так нет же, яркие, что иной раз взглянешь — голова кружится. А запах! Приторный, удушливый. Напоминал этот запах фуцанлуну плотоядные цветы с его родины. Как только Хозяин терпит, любушкой, красавицей своей называет? Эта любушка из всех существ на свете только одному человеку и рада. Приходит к ним в дом раза три в неделю этакий гуттаперчевый тип, шерсть самке на голове помоет, а затем чешет, чешет, чуть ли не по часу, и в длинные колбаски на голове складывает. Вот после него «любушка» так и светится, так и поет и от зеркала по полдня не отходит. Детеныши тоже фуцанлуна не любили, а после пары-тройки недоразумений так и вовсе побаивались. Ну и пусть их — все равно на Хозяина не похожи. Старший — длинный и нескладный, смотрит свысока и даже (о, ужас!) осмеливается дерзить Хозяину. А ведь к лапам должен его льнуть и без разрешения головы не поднимать. Пробовал дракон за это как-то прирыкнуть на паршивца, да получил от самки по морде складным крылом, что она все время в руках вертит. Ну что ж, пусть растит сама. Хозяина только жалко. Вон этот звереныш сейчас в кабинет крадется. Глазами зыркнул на Ватрушку — и к родительскому схрону шасть, пошебуршал с секунду, извлек оттуда тяжелую золотую луковицу на цепочке да спрятал в карман. Дракон даже не пошевелился, вступаться за хозяйское добро не стал. Пусть его, не в первый раз уже. Наиграется — вернет. Да и Хозяин эту вещицу не очень-то жалует, если и достает, то только тогда, когда со своей самкой по вечерам куда-то выходит. Другое дело те шесть колесиков — фуцанлун любовно посмотрел на нижний ящик стола, — их его повелитель мог перебирать часами. Вставит в какую-то машинку, а та ну стрекотать, что цикады. И становится Ватрушке от этого стрекота сразу как-то тепло и уютно. За них, за эти колесики, дракон хоть кому руку откусит. Младший детеныш Хозяина Ватрушке тоже не нравился — болезненный какой-то, хлипкий, скулит то и дело. И все таскает с собой этого отвратительного кота — наглаживает. Тьфу! От шерсти мяукающей твари у дракона першило в горле, а выплюнуть на ковер при хозяйке ни-ни — враз чем-нибудь зашвырнет. Вот и приходилось фуцанлуну тайком пробираться в гардеробную и отхаркивать комки шерсти в детенышеву обувь — в этом случае бранили Маркиза, но швырять в него ничего не швыряли. Первое время дракон все не мог понять, почему в этой стае так любят мохнатого? И на руки его берут, и за ухом треплют. У него, у Ватрушки, нет этого отвратительного волосяного покрова, кожа гладкая, блестящая, вся в изогнутых завитках — но рук к нему никто не тянет. Наоборот, обходят стороной. Подсмотрел, как Маркиз об ноги хозяйке трется, решил и сам попробовать — может, подобреет к нему стая. Выбрал нужный момент, подскочил к самке и провел своим замечательным твердым гребнем ей по нижним лапам, что она под блестящими шкурами прячет, — то-то крику было, то-то ору. Самка чуть потом его на улицу не выставила. Одна и есть на свете радость — Хозяин. Он появился в жизни Ватрушки внезапно, когда несчастный фуцанлун уже потерял всякую надежду под палящим солнцем на шумном портовом рынке, куда дракона притащили выловившие его в джунглях мелкие желтокожие люди. Покупателей на приземистое некрасивое чудовище было маловато, да и те больше присматривались и норовили потрогать зуб. Но вот подошел Хозяин, всплеснул руками и, обратившись к своему спутнику, сказал: «Погляди-ка, Филарет Пантелеич, какие у этой ящерицы на спине завитки чудные! По форме ну точно как моя нянька, господь упокой ее душу, ватрушки пекла». Так появился у Ватрушки новый господин и новое имя. Фуцанлун сразу понял, что купил его человек необычный, должно быть, вожак в своей стае, потому как ходил он всегда на шаг впереди других, а те ему кланялись или так нелепо вскидывали верхнюю лапу к голове. Ватрушка, насмотревшись на такое поведение, сам попробовал поднимать переднюю лапу — выходило неловко, приземистый дракон едва не падал, но чего не сделаешь после одобрительного смеха Хозяина и его друзей: «А ты, пожалуй, не хуже любого пса будешь. Вернемся в Великороссию, в зоосад не отдам, оставлю дом охранять». Что-что, а охранять дракон умел — у них, у фуцанлунов, это в крови. Так Ватрушка поселился в кабинете своего господина. Поиграть удавалось редко, но тут уж ничего не поделаешь. Бывает, засидится Хозяин допоздна над какими-то бумажками, что и дракон рядом у его ног зевать начнет. А Альберт Марсельевич (это имя у Хозяина такое) бесстрашно сунет руку ему в пасть — хвать за язык: «Так-то ты свое сокровище охраняешь». И смеются оба: Хозяин гулким басом, Ватрушка — вертя тупоносой башкой и будто бы отфыркиваясь. То-то хорошо! Дверь скрипнула. Дракон лениво поднял голову, ожидая вновь увидеть нескладного детеныша, крадущегося, чтобы положить золотую луковицу на место. Но это был вовсе не хозяйский сын. Ватрушка встрепенулся, поднялся на лапы и глухо заурчал. В драконье логово зашел высокий человек, которого фуцанлун не любил. Пахло от него как-то совсем иначе, чем от других, — чужаком. И опасностью… Вроде бы он должен был следить за детенышами хозяина, только вот в бывшей стае Ватрушки такие самцы ходили на охоту и дрались за право быть вожаками, а не приглядывали за гнездом. Дракон инстинктивно чувствовал, что нельзя пускать это существо в хозяйский кабинет, и встал поперек дороги, угрожающе ощетинив подвижные пластины на хребте. — Какой милый услужливый ящер, — рассмеялся человек. За дальнейшими его движениями фуцанлун уследить не сумел — слишком быстро и ловко действовал чужак. В несколько секунд лапы дракона были оплетены ремнями так, что чудовище не могло двигаться. — Постой пока на стреме, — похлопал его по спине воспитатель. — Ты же никому не скажешь? Ватрушка завыл, хотя и знал, что в этом доме никто, кроме Хозяина, на выручку к нему не кинется. А Хозяин сейчас далеко… Уезжая утром, Альберт Марсельевич крепко обнял питомца, что делал только перед долгой отлучкой. Чужак тем временем быстро прошел к столу, вытащил из кармана взятый невесть где ключ, открыл нижний ящик, достал оттуда драгоценные зубчатые колеса и засунул за пазуху. — Ну вот и все. — Он подошел к дракону. — Сейчас я тебя развяжу, а ты веди себя как хороший мальчик. Ватрушка и правда повел себя спокойно — не дергался. Но как только чужак убрал последний ремень, что есть сил боднул врага по ногам. Тот от неожиданности повалился на пол. Зубчатые колеса выпали и раскатились по комнате. — Verdammte Scheisse! Вот теперь самец был явно зол, но фуцанлун уже знал, как поступить: так же, как если бы кто-то превосходящий силой угрожал свежей кладке в гнезде. Дракон подхватил с ковра шершавым языком ближайшие колеса и с усилием проглотил. Зубцы царапали глотку (это вам не гладкая скорлупа яиц), но ради Хозяина можно было и потерпеть. Чужак взвыл не хуже, чем недавно сам фуцанлун, и что есть силы рванул к последнему колесу, откатившемуся довольно далеко. Ватрушка и тут не оплошал: наступил злодею на переднюю лапу своей, закованной в костяной панцирь чешуи. И пока человечишко хрипел и извивался, ящер добрался до последнего колеса, чтобы поступить с ним так же, как с его собратьями. Затем дракон сел, обвил себя хвостом и удовлетворенно икнул, чтобы тут же не отрыгнуть проглоченное. Чужак смотрел на него выпученными белесыми глазами и уже даже не пытался ругаться. Неизвестно, что бы он решился предпринять, но тут под окном кабинета послышался шум кареты. Это наверняка вернулась самка Хозяина — и злодей с белым перекошенным лицом был вынужден убраться за дверь. Ватрушка планировал хранить колеса до возвращения Хозяина, а потом отрыгнуть их ему прямо на колени. То-то обрадуется! Поймет, что нет у него друга вернее и преданнее! Но судьба распорядилась совсем по-иному. Утром следующего дня в доме началась настоящая суматоха. Чужак и самка Хозяина затеяли вокруг дракона какие-то странные танцы: вскидывали руки и причитали. — Генрих, вы уверены, что вам не показалось? — Мальвина Фирсовна, вы мне не верите? Блестело у него что-то в пасти. Может, цепь. Вы нашли часы? — Нет! — страдальчески выла самка. — Что же делать? Через неделю прием! — Нужно резать. Нужно звать ветеринара, — бросался рублеными фразами опасный человек. Фуцанлун понял не все, но, когда к нему привели странную черную человеческую самку, очень обрадовался происходящему. Не каждый день встретишь новое существо, да еще такое интересное! Он не сразу и сообразил, что перед ним именно самка. Самки двуногих без длинных шкур не ходили. Но потом принюхался — и оказалось, что пахнет от нее родным гнездом и зверьем, а вовсе не человеком, и еще теми плотоядными цветами, запах которых носила на себе хозяйка, вот какая странная штука. И конечно, разве можно не пойти за таким дивом, ежели позовет? Любопытно же! Логово у черной самки по имени доктор или сэр Бенедикт было маленькое, чудное и благоухало так, будто через него когда-то прошли все обитатели родных Ватрушкиных джунглей. Но опасаться было нечего, приехал сюда и один из хозяйских детенышей — тот, что постарше. Сначала фуцанлун подумал, это для его сопровождения. А потом, после долгого разговора, который завела удивительная человечиха, понял: это не просто самка, а одна из самых старых человеческих самок (поэтому и шкура у нее темная, не рябит). Старые земляные драконы занимались обучением молодняка в стае. Вот и эта, хоть Ватрушка и не понял ни слова, преподала мелкому зверенышу важный урок. — Итак, мой блистательный лицеист! «Честь, достоинство и разум!» — Черная самка как-то нелепо взмахнула длинными конечностями. — Никогда не учился в военном лицее, но всегда подозревал, что девиз его Князьгородского отделения — всего лишь позолоченные буквы, купленные на деньги богатых родителей. Почему же я не должен резать вашего питомца? Услышав это, детеныш сначала нахохлился, а затем покраснел, став багровым, как задница японской макаки, которую когда-то продавали вместе с фуцанлуном на одном базаре в порту. — Просто не режьте его, и все! — воскликнул срывающимся голосом мальчишка. — Разве вам его не жалко?! — Вопрос не в том, жалко ли его мне, а в том, жалко ли его вам… — Черная самка подошла к детенышу вплотную и уперла ему в грудь палец с длинным ногтем. — Неужели вам не досталось ни капли от крови отца, знаменитого правдолюба? У мальчика из глаз потекла вода, и он стал отчаянно размазывать ее лапами по щекам. — Не глотал он часы! — Всхлип, почти такой же, каким жалуются маленькие драконы, когда им холодно и одиноко. — Это я их взял! — И что с ними сделали? Надеюсь, не продали? — Самка тут же успокоилась и с видимым отвращением отошла от сына Хозяина. Ватрушке же, наоборот, стало его жалко. Разве можно быть равнодушным, когда маленький фуцанлун замерзает? Драконы никогда не бросают в беде даже чужих малышей, никогда не дают им плакать в отсутствие родителей. Ящер подошел к мальчику и положил ему голову на бедро, аккуратно потерся, чтобы не задеть выступающими гребешками, — научился уже, не без этого. — Нет, оставил в залог. — Снова шмыганье и всхлип. — Я думал, что успею вернуть, прежде чем заметят. А тут этот Генрих Франсович! Я не хотел, честно! Но Аполлошка говорит, раз нет денег, давай часы, пока не расплатишься! Я больше в карты играть не буду, вот вам крест! Хотите святыми поклянусь? Только не режьте отцову ящерицу! — Смотри-ка, какой выдающийся защитник ящериц, — ухмыльнулась черная и вытянула из кармана какие-то бумажки. — Вот, пойдите выкупите эти злосчастные часы, и чтоб к вечеру они были у меня! Да стойте, стойте, господин Кайманов! Не так шустро! Вон там рукомойник в углу — умойтесь сначала, а то на смех поднимет вас ваш Апполошка. — Хочешь, скажу, как я догадался? — ласково заворковала самка, любовно протирая ворсистой тряпочкой завитки на шкуре фуцанлуна. Ватрушке было не интересно, но тряпочка приятно скользила по шкуре, и он от удовольствия полуприкрыл тяжелые веки: пусть ее болтает, все они, самки, до болтовни большие охотницы. — Сначала меня удивил рисунок девчонки: на нем и генерал, и его сын были изображены с золотой луковицей часов в кармане. У детей, конечно, фантазия особенная, но на такие мелочи не распространяется. Значит, пигалица не раз видела, как ее брат надевал часы Кайманова либо очень похожие на них. Я подумал, что это странно: у такого сопляка, пусть даже и генеральского сыночка, своих золотых часов быть не может, да и родитель вряд ли позволяет ему носить императорский подарок. Вывод: паршивец таскает их без спросу. Ну а уж когда я сказал, что тебя придется резать и, возможно, операции ты не переживешь, выражение лица выдало мальчишку с головой. Вот умница! Говорливая человечиха почесала дракона за ухом в последний раз и, отойдя к столу, стала смешивать какие-то жидкости, не закрывая пасти: — Резать я тебя, конечно же, не буду — слава богу, имею некоторое понятие о физиологии фуцанлунов. Но вот одну микстурку выпить все же придется, надо же мне узнать, что за вещь у тебя в зобу и почему до нее так хочет добраться тот подозрительный гувернер. — Темная фигура загремела склянками. — Тебе он тоже не нравится? Скользкий тип. Выправка военная, хоть и пытается сутулиться, чтобы это скрыть. Языки знает отменно — чистейший русский, без акцента, не менее безупречный английский — поверить, что такой подался в няньки, пусть и к генеральским отпрыскам, довольно сложно. А вот что подался в няньки к самому генералу… Взгляд у него цепкий. Подобный человек должен знать о каждом шаге своего воспитанника, в том числе и о махинациях с часами, — я в этом уверен. Тогда вопрос: если он знает, что часов ты не глотал, то почему молчал, когда заговорили об операции? Могу только предположить, что он видел, как ты проглотил нечто другое. И это другое ему очень нужно. Я прав, ваша чешуйчатость? Ватрушка, естественно, не ответил, и старая самка повернулась к нему спиной, начав смешивать в стеклянной колбе дурно пахнущий раствор. Если бы фуцанлун знал, что это такое, ни за что не стал бы глотать горькую гадость. И детеныш у черной самки тоже хорош — еще и шею ему массировал. «Нет, — решил дракон, обиженно свернувшись в самом дальнем углу комнаты, — иметь дело с человеческими детенышами категорически нельзя». Что забрали зубчатые колеса — ладно. Поиграются и отдадут. Безошибочное чутье подсказывало ящеру, что в таких вопросах самке можно было доверять. После неприятной процедуры она положила шестеренки на середину стола, посмотрела на них с секунду и, не удовлетворившись слишком доступным местом для такой ценности, снова взяла в руки, убрала в ящик стола и заперла на ключ. Задумчиво погладила замок. — Все слишком просто, — пробормотала старая и покосилась на угрюмого фуцанлуна. — Пожалуй, ты отдохнешь в другом месте, а за тебя покараулит Кусаев. Почувствовав, что к нему обращаются, дракон нехотя поднял голову с лап. — Нет-нет, даже не возражайте, ваше драконье величество. Мой слуга будет безмерно рад такой возможности. К счастью, Ватрушка был существом отходчивым. Да и черная самка, казалось, чувствовала за собой какую-то вину, потому что посреди ночи, когда дракону не спалось в чужом незнакомом доме, вдруг позвала фуцанлуна гулять в сад. Ватрушка хотел сначала повредничать для приличия, цапнуть ее пару раз за непривычно худую ногу. Но сдался, стоило коварной соблазнительнице распахнуть окно. Оттуда повеяло такой свежестью и ароматом ночных цветов, что фуцанлун, будто завороженный, перемахнул через широкий подоконник, хотя сроду ни на что выше ступеней не залезал. В доме Хозяина его не так-то часто выпускали гулять, да еще по ночам. Самка потушила в логове свет, а затем перелезла за ним следом, держа в руках темное одеяло и свою палку. Оказалось, что дракона звали вовсе не гулять. — Как вы относитесь к ночевкам на свежем воздухе, о величайший из драконов? — почтительно спросила старая. Ватрушка относился прекрасно. Он уже и позабыл, каково это — спать на улице, слушать ночные шорохи, стрекот насекомых и уханье птиц. Правда, в городе ночь была совершенно другой — откуда-то издалека доносился стук копыт по асфальту, а за соседским забором сдавленно хихикал женский голос и что-то шептал мужской. Черная самка выбрала кусты погуще, завернулась в одеяло и подтянула к себе под теплый бок дракона. — Ну-ну, не надо об меня тереться, что еще за нежности? — тихим шепотом возмутилась она, когда фуцанлун решил показать ей свое удовольствие от происходящего. — Ваша чешуйчатость, что же вы ластитесь ко мне, будто я самка? Погоди-ка… Нет… Не может быть! Дракон ничего не понял, но лег поближе, чтобы было теплее, а неугомонная завертелась вновь, будто блохи ее кусали. — Ну вот посмотри, у меня кадык и щетина. И… хотя, впрочем, этого тебе я показывать не буду… Выдумал тоже, самка! На вот хорошенько понюхай. Самка зачем-то сунула Ватрушке под нос свою длинную конечность. Старая и костлявая, наверное, мерзла. Дракон вздохнул и в благородном порыве положил на конечность голову, подышал, согревая дыханием.