Человечиха протяжно застонала, видно от благодарности и облегчения, и успокоилась. А Ватрушка почти сразу уснул. Спустя какое-то время чуткий сон фуцанлуна прервал легкий толчок в бок. — Не храпи, о сотрясатель земной тверди. Гостей спугнешь, — прошептала черная. И впрямь, помимо них в саду кто-то был. Дракон подслеповато пригляделся, но тщетно. А когда принюхался — сразу опознал. Чужак это! Больше никто так резко не пахнет мылом. Вот он поковырялся чем-то в щели между рамами, растворил их почти бесшумно и скользнул внутрь. — Приготовься: как полезет обратно, надо его попугать. Пусть лицо покажет, чтоб уж наверняка. Я захожу слева, а ваша чешуйчатость справа. Самка достала из одеяла палку, раздвинула ее у того конца, на котором была вырезана собачья голова: сверкнул узкий тонкий клинок. Но когда чужак полезет обратно, они так и не дождались, потому что из дома послышался шум и какие-то невнятные голоса. — Ах ты ж, богатырь былинный! — выругалась человечиха. Она вылезла из кустов, в три огромных скачка достигла распахнутого окна, подпрыгнула и тоже скрылась внутри дома. Ватрушка за такой резвостью ну никак не мог поспеть. А когда подошел к окну, оказалось, что еще и внутрь самостоятельно залезть не в состоянии. Вот что у них там происходит? От беспокойства он издал два или три протяжных трубных рева, но, когда его голос подхватили все окрестные собаки, решил, что этим делу не поможешь. Да и ждать пришлось недолго: спустя всего несколько минут из окна вывалился чужак. Вот тут Ватрушка не оплошал — с разбегу врезался ему толстым лбом в ногу. Уж как недостойный потом хромал до калитки — любо-дорого посмотреть. А на следующий день черная самка повезла Ватрушку обратно. Сперва дракон упрямился, не очень-то и хотел ехать, потому как у доктора в гнезде ему понравилось, несмотря на вредного детеныша и какой-то мелкий комок шерсти, который с грозным кличем «кы-ы-ыш!» постоянно щекотал его рогами. Но тут самка совершила скверную шутку: чуть не подожгла ящеру хвост. Вот и доверяй после этого человекам! Ватрушка сначала, конечно, испугался и залез в коляску, но потом насупился — так и лежал на сиденье, прикрыв морду лапами, пока не подъехали к хозяйскому дому. Еще издали фуцанлун уловил знакомый запах, приподнялся, забыв об обиде, и, не обращая внимания на то, что за ним на поводке мертвым грузом тащится вредная самка, во весь дух припустил по лестнице вверх. Ворвался в прихожую, сбив с ног дворецкого, пролетел через парадную залу, напугав горничную, и шмыгнул в хозяйский кабинет — минуты не прошло. Мог бы и еще быстрее, но черная самка по пути столкнулась с расписной вазой в коридоре, колонной и второй горничной — так что это все ее вина. А в кабинете уже сидел Хозяин… Ватрушка бросился к нему, но, не добегая шага, припал на брюхо. — Ах, вот ты где! Чего ж хозяина не встречаешь? — обрадовался Альберт Марсельевич. — Или позабыть уже успел? Какое позабыть! Обижаешь, повелитель! Ватрушка преданно облизал протянутые к нему руки и даже за палец немного прикусил — нечего на верных друзей наговаривать. Но тут Хозяин заметил черную самку и отстранил дракона: — А вы, сударь, кто? И по какому вопросу? — Бенедикт Брут, криптозоолог, — слегка поклонилась человечиха, уже успевшая привести себя в порядок после эдакой гонки. — Пришел вернуть вам вашего питомца и еще одну небольшую, но очень ценную пропажу. — У меня ничего не пропало. Все на месте. В голосе Хозяина послышалась тревога, и Ватрушка подошел ближе, чтобы защитить в случае опасности. Но никакой опасности не было. Старая лишь достала из кармана платок, развернула его и протянула те колесики, которые недавно отрыгнул фуцанлун. — Кто вы такой? На какую страну работаете?! — зазвенел голос Хозяина, как когда-то в шторм на корабле. — Британский шпион? Альберт Марсельевич полез к себе в стол и извлек сначала железную штуковину, которой дракон всегда побаивался, потому что она была способна извергать огонь, а затем точно такие же колесики, как те, что проглотил фуцанлун. — Увы, смиренный подданный Великорусской империи, — неподдельно вздохнула самка, глядя в дуло наставленного на нее оружия. — Нет у вашего превосходительства нюха на шпионов, не то что у этого великолепного дракона. Ватрушка ощутил, что на него обратились взгляды людей, и несмело вильнул шипастым хвостом. — То, что находится в вашем столе, всего лишь умелая подделка. Хозяин побагровел. — Судя по выражению лица вашего превосходительства, вы до сих пор не улавливаете суть дела. Позвольте, я объясню все в хронологическом порядке, по-военному, так сказать. — Странная самка без разрешения уселась в кресло для посетителей и закинула одну нижнюю лапу на другую. — Начнем с шокирующего, но очевидного факта: воспитатель ваших детей — агент (скорее всего, немецкой) разведки. — С чего вы взяли? — Хозяин дернул огненной штуковиной, но самка не испугалась. — Все мое окружение проверено. — Выскажу предположение, что ваше превосходительство заняты сейчас разработкой новой системы шифрования, — легкий жест в сторону шестеренок, лежавших на столе, — и заданием Генриха было незаметно скопировать все ваши разработки. Знаете, шпионы так устроены, что их прямо тянет на подобные вещи, как мух… пчел на мед. Не будем его в этом винить — против природы не попрешь. Хозяина перекосило еще больше. — Так он сделал копии? — Не совсем. Давайте все же придерживаться последовательного повествования. Генрих и вправду сделал попытку выкрасть ваше изобретение, и, если бы не этот доблестный фуцанлун, краса и гордость всего драконьего племени, ему бы это непременно удалось. Да простит мне ваше превосходительство маленькую ремарку, прочие ваши близкие не отличаются особенной бдительностью. — Увидев, что Хозяин теряет терпение, умная человечиха предусмотрительно замахала руками. — Хорошо-хорошо, продолжу без ремарок. Ватрушка проглотил детали будущего шифровального аппарата раньше, чем до него успел добраться немец. Но надо отдать должное и Генриху: не стал бы он шпионом, если бы не проявлял долю изобретательности. Этот змей напел вашей супруге, что дракон проглотил золотые часы, подаренные вам императором, и потребовал вскрыть живот несчастному. Чего стоит жизнь одного из редчайших драконов, если на кону подарок его императорского величества?! Вашей почтенной второй половине привили правильную систему ценностей. Хозяин инстинктивно потянулся свободной рукой к шкуре Ватрушки. — Именно в этот трагический момент на сцене появился ваш покорный слуга, — громко заклекотала самка и слегка поклонилась. — И, конечно же, моментально оценил ситуацию, забрал дракона подальше от скользких лап оборотня, заставил Ватрушку срыгнуть проглоченное, сделал с колес копии, немного изменив порядок зубцов, и позволил вашему иностранному проныре их украсть и скопировать еще раз — в общем, проявил себя знатным молодцом или преданным подданным своей страны, как вашему превосходительству больше нравится. И все это, заметьте, за крайне умеренную плату. Альберт Марсельевич отложил огненную пугалку. — А что же случилось с часами? — Тут я, к сожалению, не могу удовлетворить ваше любопытство. Замечу только, что для родного сына следует нанимать более ответственного воспитателя, чем иностранный шпион. А теперь позвольте откланяться, меня ждут мои милые чудовища. — Черная самка соскочила со стула. — Нет, не надо, не провожайте. У вас сейчас, должно быть, совсем другие заботы. Уже у самой двери она вдруг снова обернулась. — И, ваше превосходительство, позвольте последнее замечание: я не любитель орденов и почетных грамот и, как скромный человек, предпочитаю нескромные банковские чеки. После того как за настырной закрылась дверь, Хозяин восхищенно пробормотал: «Каков шельмец!» — и, растеряв всю свою солидность, бросился к блестящим раковинам в углу, которые иногда прикладывал к уху, чтобы разговаривать. Криз Граф Персиков-Уваровский в защитном колпачке на усах, его жена, урожденная княжна Абрикосова, в чепце и папильотках, их дети — две опухшие ото сна девочки восьми и десяти лет, гувернантка Эмилия Карловна в халате, но с лорнетом, дворецкий Герасим Зосимович в ливрее поверх ночной рубашки и горничная Дуся столпились вокруг белого фарфорового унитаза, прислушиваясь к бульканью воды. — Вроде бы нет, — несмело сказал граф. — Ш-ш-ш-ш, — шикнула на него графиня так, что многочисленные папильотки в ее волосах интенсивно затряслись. — Кажется, что-то булькает, — пискнула гувернантка. — Ой! — прикрыла рукой рот горничная. — Булькает! Булькает! — радостно подхватили девочки и запрыгали. — Герасим, проверь, — капризно приказал хозяин унитаза и всего дома. Дворецкий нервно пожевал пухлые губы, сделал вид, что закатывает правый рукав, но быстро передумал. — Вот что, ваше сиятельство, я, кажется, знаю, о ком идет речь в газете, давайте лучше пошлем лакея за специалистом. За три дня до… I Ранним утром Модест Дионисович Хлыщев, вполне уже солидный мужчина сорока одного года от роду, одетый в легкомысленный, но остромодный костюм в клетку с увядшей фиалкой в петлице, висел на ограде дома 21б в Пекарском переулке, вцепившись в железные прутья витой решетки. В таком преглупом положении он провел уже минут десять и даже был обруган дворником, грозившимся позвать городового, но позиций не сдавал, лишь лицо его, слегка помятое после ночных гуляний, все больше принимало выражение, которое скорее подошло бы несчастному орангутангу в клетке. Господин этот был небезызвестен в Князьгороде. Семейство Хлыщевых издревле занималось торговлей вином, сырами, орехами и сухофруктами. Дед Модеста Дионисовича даже в шутку назвал своего наследника в честь бога виноделия, чтобы вырос из него легкий в общении человек, достойный продолжатель династии. Но, видно, судьба этого славного рода не сильна была в греческой мифологии. Оттого-то Дионис Лукич вышел субъектом на редкость угрюмым и хватким, что бульдог, сам же сына своего и наследника назвал Модестом, дабы вырос скромным и почитающим родителей. Снедали солидного купца странные опасения: вдруг во втором поколении легкомысленное отчество возьмет да и испортит мальчику характер. Любой, кто видел Модеста Дионисовича со стороны в это утро, мог подтвердить, что родительские опасения оказались не напрасны: похоже, судьба не знала не только греческой мифологии, но и латыни. Но вот на пороге дома появилась высокая фигура, затянутая в полосатый спортивный костюм. — Пс-с-с, пс-с-с, — стал издавать призывные звуки Модест Дионисович, одновременно подтягиваясь на перекладинах ограды. — Беня… Полосатый оглянулся, совершенно определенно заметил Хлыщева, но тут же сделал вид, что никакого господина в клетчатом на заборе нет, ибо рыцари Британской империи не отзываются ни на какое «пс-с, пс-с», а уж имя «Беня» и вовсе оскорбляет аристократический слух сэра Бенедикта Брута. — Беня! — решил, что его призыв был недостаточно громок, висевший. Чья-то рука тут же схватила его за шиворот. — А нут-ка, пройдемся, господин хороший, до околоточного. Я ж предупреждал, неча тут прыгать, как обезьян в клетке. Ишь, винным духом-то разит! Модест Дионисович обернулся и вновь увидел дворника. От того, к слову, тоже потягивало не утренним чаем, но разве возразишь?