— Кы-ш-ш-ш! — говорил один. — Кы-ш-ш-ш! — отвечал ему другой. Брут бесстрашно выбрал «того, что погрязнее», ловко подхватил под мышку, второго, бросившегося то ли в атаку, то ли на защиту собрата, отпихнул концом зонта. — Я приказчику скажу, пусть вас отвезет, — с облегчением выдохнул Калина Ипатьевич, представив, как нелепый иностранец станет искать извозчика с такой ношей. — Беня, погоди! — бросился вслед уходившему Модест Дионисович. — Я знаю, где мы этого зайца сегодня с выгодой реализуем! Да и тебя представим в лучшем свете! — Глафира, а любите ли вы кроликов? — крикнул сэр Бенедикт в сторону кухни, откуда доносился грудной басок, напевавший веселую девичью песенку. — А то как же, барин! — откликнулась Глаша. — И в подливке, и в жарком, а уж в пирогах с луком как хороши… Ой! Судя по реакции горничной, вышедшей на зов в переднюю готовить рогатых кроликов ей еще не доводилось. — Мне импонирует ваш кровожадно-гастрономический настрой, — многозначительно улыбнулся криптозоолог, — но этого кролика нужно пока что только вымыть, есть его мы погодим. И то правда, после склада с тухлятиной вид кролень имел самый неприглядный, а уж по запаху не то что в еду, но и в подарок непригодный. — Ну давайте, чего уж… — протянула руки сострадательная девушка. — Где это он так изгваздался? — Этого вам, Глаша, лучше не знать. — Сэр Бенедикт передал с рук на руки присмиревшую криптиду. — Лодыжки только берегите, бодается больно. — А я его за рога, — по-хозяйски перехватила чудище девка, — мы, деревенские, с животиной да не управимся? — Эх, Глаша, Глаша, цены вам нет, — в кои-то веки отозвался о ком-то одобрительно криптозоолог и, растроганный, отправился в свои комнаты переменить испачканное платье к вечеру. Через час после заката на пороге дома в Пекарском переулке вновь стоял Модест Дионисович в игривом костюме в клетку, в котелке и с тросточкой. Усы щеголя были уложены с таким тщанием, какое не всякая модница приложит к собственной вечерней прическе. — Глафира, душенька, это тебе. — Гость прямо на пороге широким жестом вынул из кармана круглый печатный пряник. — Все расстегайчики твои вспоминал, решил порадовать. Глаша, открывшая дверь, взвизгнула совсем по-девичьи, так, будто и не было в ней без малого трех аршин росту, и на радостях чмокнула дарителя прямо в макушку. Когда довольная горничная отправилась сообщать хозяйке о посетителе, Модест Дионисович подмигнул вышедшему на шум криптозоологу и пояснил: — Представительские расходы. Учитесь, Беня, за это денег не спрошу. В Великороссии заниматься делами довольно просто, не то что в этой вашей Англии. — Тут щеголь споткнулся, рассмотрев как следует костюм криптозоолога. — Беня, ну что вы все в черном да в черном?! Хотите, присоветую портного? — А хотите, я вам своего? — Вот уж увольте! — И вы меня, — сэр Бенедикт фамильярно вынул бордовую, почти черную, гвоздику из лацкана Модеста Дионисовича и пристроил на свой, атласный, — а вот адрес цветочника, пожалуй, возьму. В довершение своего вечернего костюма доктор достал из кармана круглые очки с фиолетовыми стеклами, снял с вешалки плащ летучей мыши, подхватил зонт и саквояж. — Зачем вам? Это всего лишь вечер в клубе, да и погода ясная, — удивился такой основательной экипировке Модест Дионисович. — Никогда не знаешь, в какой момент может пригодиться зонт, — ответил англичанин, виртуозно раскрутив в пальцах свой неизменный аксессуар. На этот раз Модест Дионисович пренебрег собственным средством передвижения и нанял извозчика. — Не было еще такого, чтобы кто-то трезвым возвращался из купеческого клуба, — разъяснил он свою предусмотрительность и тут же потребовал от криптозоолога дать вознице обещанный «рупь». Молча ехали недолго, как ни странно, первым задушевную беседу завел сам иностранец. — Ну ладно купец этот, семеро по лавкам, а вам-то что нужно от Анфисы Ксаверьевны? — Что же, вы считаете, что квартирная хозяйка ваша не хороша? — усмехнулся Модест Дионисович. — Вам не хороша, — уточнил его спутник, сдвинув очки на нос вроде как в желании увидеть истинное лицо собеседника. Тут-то щеголь впервые и обратил внимание, что глаза у доктора странные — серо-голубые в крапинку, как яйца перепелки. — Ну что ж, была у меня невеста по любви, — легко, безо всякого сожаления признался Модест Дионисович. — Та скоропостижная женитьба закончилась буквально через полгода, когда выяснилось, что у душечки Зизи я второй муж. — Анфиса Ксаверьевна тоже не невинная дева. — Да, но по крайней мере мне не стоит опасаться, что ее супруг лично придет ко мне, чтобы сообщить о своем существовании… — Раз брак по любви уже был, логично попробовать брак по расчету? — под стук копыт допытывался невесть отчего проявивший интерес к личной жизни своей домохозяйки криптозоолог. — Есть у женщин достоинства и поболе богатства и молодости, — назидательно сказал Модест Дионисович, ловя своей улыбкой отсветы вечерних фонарей. — Например, недвижимость в виде барского дома в хорошем районе, доставшегося от покойного мужа ее несовершеннолетнему сыну? — Вы меня, Беня, с альфонсами-то книжными не путайте, — погрозил пальцем в тонкой перчатке франтик. — Жена для оборотистого человека — лишь база и основа, крепкий домашний тыл, а уж как он на этой основе свои дела поведет, тут только от его талантов зависит. Анфиса Ксаверьевна женщина тихая, хозяйственная, лишних вопросов не задающая — так чего мне еще желать? Криптозоолог издал какой-то странный звук, который можно было бы принять за смешок, но как раз в этот момент ночная тень скрыла выражение лица доктора. Несмотря на только что вырванное признание, «чичероне», кажется, ему нравился. Модест Дионисович был прелестен в своей скромной жажде наживы, обаятелен, как всякий наглец, и неожиданно честен в отношениях с жизнью. — И что же вы не переживаете по поводу наследников? — спросил сэр Бенедикт. — Вряд ли можно ожидать их от женщины в возрасте Анфисы Ксаверьевны. — Ну а что мне переживать? Наследниками я себя уже обеспечил, хоть и не так основательно, как Калина Ипатьевич. — В каком смысле? — У меня ведь трое отпрысков — плоды мимолетной страсти… вернее, страстей. Подрастут — выберу самого смышленого и официально признаю своим. Знаете, это большое заблуждение — заводить детей сразу в семье. А вдруг получившийся из них взрослый вам не понравится? Мой отец, к слову, меня терпеть не может, но вынужден. Нет-нет, вы не подумайте, я всех обеспечу и в обучение отдам, но им по крайней мере будет ради чего стараться. — Никогда не думал об этом в таком ключе, — честно признался Брут, до глубины души пораженный тем, что кто-то сумел превзойти его в цинизме своих высказываний и поступков. — Тпр-р-ру! — вдруг звучно перекрыл их беседу возница. — Приехали, барин! Модест Дионисович подскочил словно каучуковый мячик. — Я знаю, это не ваш привычный круг общения, но здесь собираются все первостатейный купцы Князьгорода, не чета Маслову, постарайтесь понравиться, — наставительно сказал он доктору. — Мне нужно не понравиться, а запомниться. И для этих целей я предпринял некоторые приготовления. — Сэр Бенедикт любовно погладил прихваченный с собой саквояж. VII Дом купеческого клуба был старым, основательным. Толстые стены, возведенные несколько веков назад, держали плоскую крышу. Внутреннее убранство соответствовало. Надо отдать должное вкусу хозяина: никто не пытался ставить под окна, мало чем отличающиеся от бойниц, воздушной мебели на гнутых ножках и прикрывать простые беленые стены золочеными в розанчиках обоями. Прямо с порога неподготовленного гостя сбивал с ног и клал на обе лопатки съестной дух. И если бы не стоявший в просторном зале гвалт, стало бы отчетливо слышно, как сэр Бенедикт, рыцарь Британской империи и известный в определенных кругах криптозоолог, сглотнул набежавшую слюну. Клуб содержался сытно и честно: дубовый, способный вынести любое изобилие стол, знаменитые на весь Князьгород поросята в яблоках и рубленые, словно из одного кирпича со стенами сделанные, завсегдатаи. Правда, то тут, то там среди парадных красных и синих рубах, подпоясанных расшитыми кушаками, которые, казалось бы, уж лет как с десяток повывелись на городских улицах, мелькали темные, по последней моде скроенные визитки. В первые же минуты Бенедикт Брут с неудовольствием обнаружил, что ничей взгляд на его персоне не останавливается. Смотрели на него осоловевшие от расстегаев и наливок купцы, смотрели, да не присматривались, принимая за одного из дельцов в черных сюртуках. — А вон и для нас местечко на этом празднике жизни, — схватил за локоть погрустневшего спутника Модест Дионисович и указал на свободный торец стола, где как раз уже красовался только что выпорхнувший из печи поросенок. — Я сегодня ужинать не планировал, — сухо сказал сэр Бенедикт, теснее прижимая к себе саквояж. — Это вы, Беня, зря. — Ушлый «чичероне» уже вовсю подмигивал какой-то смуглянке из цыганского хора. — Тут тому, кто не ест и не пьет, гулять не умеет, доверия нет. Наняли меня, так извольте слушаться. Здесь такие кошельки гуляют, что не нам с вами привередничать. — Ну что ж, — глубокомысленно молвил криптозоолог, — если надо есть порося, будет им знатный поедатель. Солидная фраза вдруг закончилась совсем не солидным смешком. Сэр Бенедикт щелкнул замком саквояжа и легким движением вытряхнул на стол красновато-бурый меховой комочек — никто и не заметил. Обитатель саквояжа прокатился по отполированной сотнями ладоней поверхности, обогнул штоф с водкой, но стукнулся спиной о деревянную плошку с красной икрой и опасливо развернулся, потянул носом воздух… Аромат, уловленный черной блестящей пуговицей, был неодолим. — Иногда, чтобы избавиться от одного стресса, надо попасть в еще больший, — удовлетворенно сказал Бенедикт Брут, глядя, как маленький хомячок-троглодит вгрызается в румяный бок запеченного с яблоками поросенка. Вокруг тут же образовалась стеночка из разинувших рот купцов, которые несколько секунд наблюдали за неведомой тварью, вид когтей и клыков которой какое-то время сдерживал их обиду за поросенка. Но довольно скоро один из бородачей вспомнил, что несправедливость эволюции была давным-давно исправлена человечеством, и потянул из-за пояса лезвие, превосходившее по длине любого даже самого кровожадного хомяка. — Позвольте мне. — Сэр Бенедикт в мгновение ока очутился рядом с тем самым догадливым купцом, изъял у него клинок и без тени колебания замахнулся на своего пациента. Один точный удар — и троглодит отлетел прочь, все еще сжимая в зубах ровно отрезанный кусок свинины. — Прошу извинить моего друга, он голоден. — Криптозоолог сграбастал ошалевшего хомяка, намертво вцепившегося в добычу, и отправил обратно в саквояж.