– Какие манеры, коллега! – воскликнул Ваня, артистично прикрываясь рукой, якобы, от этих самых манер. Я поддержала Ваню: – Напоминаю, что наш допрашиваемый – свидетель. Пока. Потому о силе не может быть и речи. Даже о ее угрозе. – После нравоучения я перешла к личности нашего свидетеля. – Первое, что мы о нем знаем? Второе, имеет ли он какое-то отношение к делу, кроме того, что он владелец орудия преступления? На этот вопрос мы попытаемся ответить во время допроса. А по первому вопросу, что вы мне можете сказать? И, кстати, как его зовут, напомните? Ваня уже было открыл рот, но его опередил напарник: – Его имя – Вальев Антон. Старше брата на восемь лет. Служит по контракту на сверхсрочной. Характеризуется положительно. Во всяком случае, в сравнении с братом о нем отзываются лучше. Есть хобби – охота. Все официально оформлено. Никаких нарушений, и браконьерства за ним замечено не было. Получается, этакий, положительный герой. – Ну, что ж. Ведите этого героя. Посмотрим на его положительность, – попросила я. Ваня, все еще находясь в экстазе извинения, помчался выполнять мою просьбу и мы с Витей остались в кабинете одни. Я рассказала ему о допросе Вальевой. Витя как бы из глубины своих раздумий с любопытством посмотрел в мою сторону: – АнПална, Вы ведь женщина… У меня брови поднялись домиком, как у известного друга Буратино – Пьеро. – Спасибо, что заметил… Витя не обратил внимания на мою язвительную благодарность и продолжил: – … Скажите, Вы понимаете эту Вальеву? Чего она ушла от мужа, если любила его? А если не любила, то почему замуж выходила за него? – Витенька, солнышко, женщины, по большей части, замуж выходят не потому, что любят, и даже не потому, что хотят замуж, а потому что – надо. Так мир устроен… А еще этот мир требует все делать вовремя. Женщине, например, замуж надо выходить в младом возрасте, потому как потом вступает в действие «закон больших и малых чисел»: чем старше возраст, тем меньше шансов. Это мужчина, оставшись без жены, в любом возрасте, будь он младой юнец или дряхлый старик, всегда – жених… А все потому, что «на десять девчонок у нас по статистике» сколько ребят? – риторически закончила я объяснение своего видения «женского вопроса». – Вы хотите сказать, что Вальева вышла замуж, потому что поджимал возраст, и она не могла больше засиживаться, так как все подруги уже… – Витя неопределенно повел рукой, но, исходя из смысла нашей беседы, его жест был понятен. Я кивнула головой в знак согласия: – Да, Витя. Скорее всего, у нее это было именно так, как и у тысяч женщин, хотя… причина ее замужества может быть и в другом, например, все-таки в любви. – Какой-то тонкий импульс воспоминаний заставил меня, пока интуитивно, обратиться к прошлому Вальевых и я попросила Витю. – Знаешь что, и в службу и в дружбу запроси копию приговора по первой судимости Вальева, а еще лучше – само дело почитай. Витенька, солнышко, наведаешься в архив, ладненько? Витя заверил меня, что все будет выполнено в лучшем виде. Его исполнительность всегда мне импонировала. В это время дверь кабинета открылась, и на пороге возник Ваня, сопровождающий помятого молодого человека. Причем эта помятость была не только в одежде. Казалось, она сквозила в каждой клеточке его существа: в руках, в лице и особенно – в глазах. В кабинет он вошел несмело, подталкиваемый сзади оперативником. Такое тихое вхождение никак не ассоциировалось с его внешним довольно внушительным видом: высокий рост и весьма плотное телосложение. Так же тихо он поздоровался и после моего предложения присесть, действительно присел, буквально, на краешек стула. Было заметно, что ему плохо, горько, больно. И это понятно. Ведь он потерял брата. Единственного. Младшего брата. Мне представилась их жизнь, детство и подумалось что старший брат, наверное, всегда опекал и баловал младшего. Обучал нехитрым премудростям мальчишечьей жизни, вытягивал из всяких передряг, заступался, когда это было нужно… Просто, очень любил его. Поэтому погибший брат потеря для Антона не просто невосполнимая. Это та потеря, которая всегда будет рядом, и которую никогда так и не сможешь осознать до конца. Она как вечный комок в горле, сколько ни заливай его водой или водкой – не проходит. Все эти мысли пролетели в моем сознании, пока я заполняла анкетную часть протокола, а Вальев Антон неподвижно и, сгорбившись, сидел на стуле напротив меня, замкнув ключом кисти рук и уткнувшись взглядом в какую-то одну точку в углу кабинета. Я понимала, что мне надо вывести свидетеля из его состояния психологического ступора, поэтому допрос начала жестко («клин клином вышибают»): – Вам принадлежит ружье, из которого были убиты супруги Ивановы, ранена Вальева Екатерина, жена Вашего брата, и из которого покончил с собой ваш брат – Вальев Валерий? Антон кивнул. – Где Вы храните ружье, и как оно попало в руки Валерия? – продолжала я на прежней жесткой ноте. – Я знаю все правила хранения: сейф, замок… – как-то заученно и спокойно начал отвечать Антон на мои вопросы, – и у меня все это есть. Ну, в смысле специально оборудованный шкаф, он всегда на замке, а ключ – при мне, но в тот день, почистив ружье, я торопился и оставил его в углу комнаты. Думал вечером в шкаф поставлю. А вечером друзья в гости зашли. Мы сели, выпили. Повод был – у одного из них сын родился, вот друг и проставлялся… Валерки дома не было в это время. Он пришел поздно, около двенадцати ночи, а может и позже, точно не помню. Присоединился к нам, но пил как-то отчаянно и больше всех. Я пытался его ограничить, а он только больше злился и все равно пил много. А потом вдруг встал и ушел. Я спросил, куда, но он не ответил, только дверью хлопнул так, что стекла в окнах задрожали. Тут и я разозлился. Подумал, что я ему нянька? Сколько можно его опекать, убеждать, уговаривать? Пусть делает, что хочет! Если бы я тогда знал, что он задумал… – Вы хотите сказать, что не видели, как и когда Валерий взял ружье? – Нет, – твердо ответил Антон. – А когда обнаружили пропажу? – Нет, это не я обнаружил… Ваши сотрудники наутро, когда меня в баре задержали, все мне рассказали, и про ружье тоже. – Вы сказали, что брат много пил на вашем с друзьями застолье. А вообще, как у него с этим делом? Антон понял мой вопрос и при ответе как-то замялся: – Да, как у многих… Бывает, что срывается… Просто последнее время он ходил какой-то злой и угрюмый, может, поэтому много пил, а в тот день вообще как будто никакой грани не видел. – «Последнее время» – это какой период? – уточнила я. – После того, как они с Катей разошлись, – немного подумав, Антон добавил, – два месяца, кажется. – А они действительно разошлись? – Официально – нет, но сходиться не собирались. Во всяком случае, Катя настаивала на разводе. – Почему они разошлись? – любопытствовала я о личном. Антон пожал плечами, немного подумал, как будто размышлял, говорить или не стоит. – Не знаю… – его ответ был более кратким, чем размышления над ним. – Причина того, что Валерий много пил в их с Катей отношениях? – продолжала я начатую тему. – Думаю, да, – Антон сильнее сжал руки. – Что было после ухода Вашего брата? Вы продолжали сидеть с друзьями? – вернулась я к той злополучной ночи. – Да, но настроение уже было испорчено, поэтому мы посидели еще немного и вскоре друзья собрались уходить. Я не стал их останавливать, – вздохнул Антон. – Во сколько ушли Ваши друзья и что делали дальше Вы? Почему вас нашли наши сотрудники в баре? – Друзья ушли где-то в половине второго ночи, а я… убрал со стола, перемыл посуду, но оставаться дома один не мог. Какое-то предчувствие терзало… Пошел в бар «Прохлада», это недалеко от дома и… напился, – Антон опустил голову. – Во сколько Вы пошли в бар? – меня интересовала хронология. – В третьем часу… Точно не помню, – он отвечал, не глядя на меня. – У Вас не возникло желание найти брата? – перешла я от хронологии к сущности. Антон отрицательно покачал головой и ничего больше не добавил. – Почему? – решила все-таки уточнить я. – Он уже взрослый мальчик, а я ему не нянька… Я же уже говорил, что очень разозлился на него. – Валерий когда-либо интересовался Вашим ружьем? Как он вообще относился к оружию? – Нет, его никогда не интересовало ни мое ружье, ни какое-либо другое оружие. Даже в детстве… Я еще удивлялся, все-таки он мальчишка, – размышлял Антон. – Понятно… У меня больше нет к Вам вопросов. Если понадобитесь, я Вас вызову, – закончила я допрос. – Почему? Разве дело не закроют? – как-то очень натурально и быстро выразил Антон свое удивление. Я решила не менять своего жесткого тона: – О результатах расследования Вас уведомят. Но… я посоветовала бы Вам также задуматься над другим. Над тем, что Вам лично грозит административная ответственность за ненадлежащее хранение охотничьего ружья. – Да… – ответ Антона был растерянным и кротким. Мне стало жаль его и стыдно за свой резкий тон. Все-таки у него погиб брат и он, наверняка, корит себя за это ружье. А тут еще я со своими нравоучениями. Пока Антон подписывал протокол, меня томила какая-то недосказанность. Я мельком заметила, что Антон расписывается левой рукой, и продолжала копаться в своих мыслях. Было ощущение, что я что-то не спросила, какой-то важный вопрос не задала. Я знала себя. Если меня гложут подобные сомнения, то рано или поздно, но вопрос будет сформулирован. Лучше, конечно, чтобы «рано», чем «поздно». Господи, да что за дело такое: как будто все ясно и в то же время ничего не ясно! Антон поднялся, я попрощалась с ним уже мягким тоном, сменив гнев на милость, и попросила не уезжать из города надолго. Он ушел, и в кабинете стало непривычно тихо. Я собирала бумаги допроса в папку и, подняв глаза на задумавшегося любимца женщин Бойко, попросила его: – Мне думается, что алиби нашего свидетеля надо проверить. Опроси тех друзей, с которыми он выпивал дома и обязательно уточни время, в котором они разошлись. А также в ночном баре надо опросить персонал, по возможности установить посетителей и их опросить: видели ли они Антона, когда он пришел, когда ушел, как себя вел, с кем общался, и так далее. – АнПална, а не впустую ли мы расходуем время, тратя его на дело, которого нет? Ведь убийцы нет! – от Ваниного недавнего покаянного настроения не осталось и следа. Он возмущался, и я понимала его гнев. Ведь у оперативников в производстве десятки реальных дел, на которые не хватает времени, а тут я, со своими непонятными и необоснованными подозрениями. – Ванечка, Вы же не Пионер, не первый год работаете, и знаете, как много лишних движений предполагает наша работа. Но они лишние только на первый взгляд, потому что благодаря им мы ищем правильные пути расследования, проверяем версии. В конце концов, пытаемся обезопасить свои головы от меча проверяющих, которые у нас не редки, – я распалялась все сильнее, – Вы же сами это все прекрасно понимаете… Почему я должна напоминать Вам эти азбучные истины? Ваня, хоть и кивал мне смиренно по мере того, как нарастал тон моей нотации, но внутренне, я это чувствовала, не был со мной согласен. Витя, видимо, решил разрядить накалившуюся атмосферу и хоть как-то проявить свою солидарность с другом, поэтому спросил, когда я была уже почти у двери: – АнПална, простите за дерзость, но вот Вы давеча про Вальеву говорили, что она, дескать, как и большинство женщин, замуж пошла по необходимости и критичности возраста. А… Вы как же? – Витин голос почти дрожал, но он все-таки задал этот вопрос. При этом Ваня сидел не шевелясь, глядя на друга хоть и с благодарностью, но одновременно и с ужасом, ожидая моего ответа. – За дерзость не прощаю, – ответила я спокойно и высокомерно, – но на вопрос Ваш, Витя, отвечу. Я из категории не большинства, а меньшинства женщин, которых статус безмужней женщины не пугает, а… может даже и устраивает.