Как я уже и сказал, боевой пыл мой угас, только я посадил Налу в переноску. Я заметил у нее на верхней губе язвочку, не сулившую ничего хорошего. Видимо, Нала порезалась, а ранка загноилась. Язвочка, похоже, сильно болела: только я попытался дотронуться до Налы, как она дернулась и зашипела. Плохой знак. Что ж, опять к ветеринару. Я не унывал. Путь наш, к счастью, лежал через городок в заливе Гекова, где, как мне сказали в гостинице, расположился реабилитационный центр для животных. Хозяйкой этого центра оказалась шотландка Джини, заслужившая славу и почет среди местных любителей животных. Сорок километров под гору до реабилитационного центра по изнуряющей жаре меня чуть не убили. Я даже начал думать, что не доеду. Когда мы все-таки добрались, Джини устроила нам радушный прием. Она приветствовала нас, как родственников. Джини, без сомнения, была колоритной личностью. Родилась она в шотландском Дамфрисе, а в Турции жила уже больше тридцати лет. Этот реабилитационный центр она выстроила здесь с нуля. Угостив меня освежающим напитком, Джини предложила осмотреть заведение. Нала, не желая ничего пропускать, забралась ко мне на плечо, и мы пошли следом за Джини. Центр занимал целый акр, не меньше. Вдалеке виднелась бухта Мармариса. Джини поведала мне, что все началось с брошенного кота. – А сейчас у меня их сто тридцать. Десяток собак, пара ослов и лошадь. В одном из ослов, пожилом самце, Джини души не чаяла. Звали его Нед, и познакомился я с ним на косогоре, где он тихо и мирно щипал траву. – Нашла его посреди поля, в десяти километрах отсюда. – Джини погладила осла по холке. – Неда привязали к дереву и оставили умирать – из ноги у него торчал кусок железяки. Бедняга! Но главной заботой Джини были, конечно же, бродячие коты и кошки. Никогда не доводилось мне видеть столько кошачьих в одном месте! Каких только пород, окрасов и характеров я там не встретил: от пушистых шарообразных персов до битых улицей дворовых кошаков. Были и совсем малютки без шерсти – у таких и породу с ходу не определишь! Нала пребывала в полном замешательстве. Она только все сильнее впивалась коготками в плечо да едва слышно жалобно мяукала на ухо: «Папуля, умоляю, не надо, не бросай меня здесь!» Обжигающее солнце достигло зенита, и Джини пригласила нас обедать. Перекусив, я попросил Джини взглянуть на язвочку Налы. К моему удивлению, Нала в ее руках стала шелковой. Она без возражений дала Джини себя осмотреть. – Ох и не нравится мне это! – воскликнула Джини. – Болезнь Кимуры. Часто встречается здесь. Вот что, сейчас у меня есть неотложные дела, вернусь я через час или два. Позвоню подруге, она отвезет вас к ветеринару. Лучше бы я не спрашивал! Джини ушла, а я остался дожидаться ее подругу. «Как там говорится? Дурная голова ногам покоя не дает? – мрачно подумал я, пролистывая Интернет в надежде найти объяснение. – Что еще за Кимура, черт возьми?» – А! Так это эозинофильная гранулема! – воскликнул я. – Ну так бы сразу и сказали! Про такую болезнь я, само собой, слышать не слышал. Сообщалось, будто бы в большинстве случаев заболевание ничем серьезным не грозит и даже может пройти само. Но иногда, особенно у животных, пребывающих в состоянии постоянного стресса, такие язвочки могли привести к раку. У меня снова разыгралось воображение. Мрачные мысли играли в чехарду. Какой же стресс испытывала Нала? Вариантов ответа оказалось великое множество. Взять хотя бы землетрясение. Чем не стресс? А то падение на спину в Санторини? А грозы, подстерегавшие нас по пути? Список этот можно было продолжать до бесконечности. Мои невеселые раздумья прервал шорох покрышек по гравийной дорожке. Подруга Джини была местной. Она любезно отвезла меня в поселок внизу у косогора. Ветеринаром оказалась миленькая девушка, моя ровесница. В отличие от подруги Джини она хорошо говорила по-английски. – Ничего страшного, всего лишь порез, – сказала она, чем немало успокоила меня. – Заживет само через пару недель. Только не запускайте. Если вдруг не пройдет, обратитесь к ветеринару еще раз. Новости были хорошие, но как же так я проглядел порез? Могла она прокусить себе губу сама, когда мы тряслись по мостовым в Чешме? А может, губа треснула от обезвоживания? И вдруг я вспомнил! Пока я принимал минеральные ванны в той курортной гостинице, Нала без конца сражалась с новым другом. В одно мгновение она громко взвизгнула и во всю прыть примчалась ко мне, но никакого значения я всему этому не придал. Да, вероятно, тот котенок ее и оцарапал! Джини осталась мною довольна и похвалила меня, что я показал Налу ветеринару. Она очень обрадовалась, когда узнала, что Нале ничего не угрожает. К вечеру она приготовила ужин – пальчики оближешь! Мы сидели на террасе, а я слушал рассказ о том, как все началось. Джини, скажу я вам, совершила настоящий подвиг! На стене висела фотография кошки, которой Джини, похоже, очень гордилась. – Особенная? – кивнув на фото, спросил я. – Ее звали Коркиз, – сказала польщенная Джини. – В переводе с турецкого «Слепая девочка». Дело было так. Ирис, путешественница из Голландии, в последний день своего отдыха нашла котенка. Она вытащила его из подвала гостиницы неподалеку. Куда девать котенка, Ирис не знала, но в гостинице догадались позвонить мне. Кошечка была при смерти, а ко всему еще и ослепла на оба глаза, но я ее выходила. Нала, ужинавшая в другом углу, вдруг подбежала и запрыгнула на стул рядом с нами, будто тоже хотела послушать про Коркиз. – Я и думать забыла о той путешественнице, но через год нежданно-негаданно получила переводом из Голландии целую кучу денег, – продолжала Джини. – Оказалось, что Ирис весь год собирала деньги для моего реабилитационного центра. С той минуты моя жизнь изменилась. Я только-только переехала сюда, и этот переезд съел все мои сбережения. Если бы не деньги Ирис, кто знает, что сейчас было бы с центром? После ужина мы убрали со стола, и Джини показала фотографии своих наград, полученных не только в Турции, но и даже в Великобритании. На одной из фотокарточек Джини стояла в компании Ирис и местного мэра. На другой Джини участвовала в какой-то церемонии в лондонской Палате лордов. – Иногда один-единственный питомец может изменить все, – сказала Джини и снова обратила мое внимание на фотографию Коркиз, потом улыбнулась и потрепала Налу по загривку. – Тебе очень повезло с Налой! – Да, Нала – моя зазноба! – улыбнулся я в ответ. – Нет, ты не понял, что я имею в виду, – покачала головой Джини. – Проекты по спасению животных создаются каждый день, их не счесть. Но люди им не помогают, потому что все эти проекты безликие. Но иногда случается волшебство – как раз то, что случилось с вами. Люди без ума от таких историй, как ваша. Стоит вам щелкнуть пальцем, и они последнюю рубаху отдадут. Я видела, какой переполох вы устроили на Санторини. И сдается мне, вы можете гораздо больше! Вдруг Джини посмотрела на меня таким взглядом, какой бывал обычно у моей матери, когда я надевал новый пиджак в школу. – Присматривай за ней хорошенько! Наутро, пообещав оставаться на связи, я попрощался с Джини и дал себе зарок собрать для ее реабилитационного центра денег – если, конечно, получится. В одиночку эту ораву кошек не прокормишь. Наверняка Джини едва концы с концами сводит. А ведь брошенных животных с каждым днем только прибавляется! Вернувшись на дорогу, я задался целью наверстать упущенное. Следующие два дня я без устали крутил педали. До Мармариса я держал курс на юг. Добравшись до города, повернул на восток и поехал вдоль побережья. Миновал Каш, а затем и Анталию. К концу недели я загадал оказаться в Каппадокии, поэтому с побережьем попрощался и повернул на дорогу, уходившую в горы. Только побережье осталось позади, как все поменялось до неузнаваемости: меня обступил глухой лес и скалистые горы. На многие километры кругом не было ни души. Складывалось ощущение, что я все дальше и дальше уезжаю от цивилизации, в лоно дикой природы. Свое неспешное продвижение вперед я каждый раз оправдывал новой мантрой: медленно, но верно, как черепаха! Через пару ночей я разбил лагерь в чаще в двухстах метрах от дороги. Что за живописное местечко я нашел! Прямо из палатки я мог любоваться изумительным видом на долину и заходящее солнце. Когда мы с Налой забрались в палатку и принялись готовиться ко сну, снаружи послышался странный шум, но значения я ему не придал. Мало ли в лесу живности! Мне частенько попадались на глаза кролики и лисы. Застегнув палатку, я улегся спать. Страшенная духота царила даже в ночном лесу. Оставив попытки уснуть, я надел наушники и включил «Ютьюб». Свой видеоблог я хотел запускать уже на днях, поэтому мне стало интересно посмотреть записи других путешественников. В час ночи Нала внезапно запрыгнула мне на плечо. Я чуть богу душу не отдал! Казалось, она так крепко спала у меня в ногах, как вдруг – р-раз! Ну и вздрогнул же я! Что-то очень сильно напугало Налу: глаза были как два блюдца, а уши стояли торчком. Я снял наушники, и мои глаза тоже округлились: снаружи кто-то мощно дышал, тяжело отфыркивался и неспешно двигался вокруг палатки. Ночь безлунная, кругом не видно ни зги, но я кожей чувствовал, как крупное животное буквально нависло над нашими головами. «Кто же это? – лихорадочно соображал я. – Шакал? Волк? Как будто бы корова или олень, но по звукам – непохоже». И тут меня как громом поразило: медведь! Не то чтобы я из пугливых, но тут от страха у меня поджилки затряслись! Я схватил Налу, откинул боковой тент палатки и в чем мать родила дал стрекача. Только добежав до трассы, я обнаружил, что пробил ногу прямо через кроксы – когда и нацепить-то успел! – гвоздем. Я дрожал, нога кровоточила, а Нала цеплялась за меня так, будто завтра уже не наступит. Переведя дыхание, я заставил себя успокоиться. Первым делом мой заработавший мозг напомнил мне, что я стою голый посреди трассы и надо бы вернуться за барахлишком. Или его останками. Если это и впрямь был медведь, то страшно и представить судьбу моего велосипеда. Прошло несколько минут, прежде чем я набрался храбрости и двинулся обратно в лес. Шелест травы, треск ветки – я подпрыгивал от каждого звука, шугаясь каждой тени, которые двигались, словно живые. Страх сковывал каждый мой шаг. Вернувшись в палатку, я натянул шорты, футболку и со всей возможной быстротой стал собирать снаряжение. Батарейки на велосипедных фонарях, как назло, опять сели. Я схватил фонарик и быстро осмотрелся вокруг. Ничего. Я усадил Налу в переноску и взялся за палатку. Действуя на автопилоте, через считаные мгновения я уже выталкивал велосипед из чащи. Добравшись до трассы, я испустил вопль облегчения. Я ни секунды не сомневался, что наверняка что-то да позабыл в лесу! Если уж днем, когда жизни моей ничего не угрожало, я умудрился оставить самые важные для меня вещи, то теперь – посреди ночи да с медведем на хвосте! Хорошо хоть голову не забыл! В общем, се ля ви! Размышлять и беспокоиться не было времени: медведи – охотники хоть куда и выследить нас ему ничего не стоит. Если рассуждать здраво, то на трассу медведь вряд ли полезет, верить здравым рассуждениям что-то внутри меня упорно отказывалось. Несмотря на визжавшую от боли ногу, я вскочил в седло и пулей взлетел на холм. Я крутил педали и постоянно оборачивался. Мое сердце бешено колотилось – не бежит ли за нами по пятам, неуклюже карабкаясь по холму, тот огромный гризли? Забравшись на вершину холма, я чуть не заплакал от радости: впереди мерцал тусклый свет. Подобравшись ближе, я различил здоровенные металлические трубы, нагроможденные друг на друга. Они лежали большущими связками по пять труб в каждой. «Наверное, эти трубы для дорожных работ, – подумал я, все еще не веря своей удаче. – Если забраться в самую верхнюю, то никакой медведь меня не достанет! Как-никак, десять метров от земли!» Усадив Налу на шею и захватив спальный мешок вместе с ковриком, я вскарабкался на самый верх, и вскоре мы улеглись. Все, что я мог в те минуты, так это только лежать и слушать, как затихает мое бешено стучащее сердце. Успокоившись, я взялся за телефон. Связь была хорошая, и я немножко пообщался с родными. Рассказал о том, как мне чудом удалось сбежать от медведя. К моему изумлению, мама расхохоталась. Не прекращая хихикать, она сказала: – Пару ночей назад твоему отцу приснился сон, что тебя преследует медведь! Ну и ну! А папаша-то провидец! На мать я не обиделся. Здесь действительно было над чем посмеяться. А медведь ли мне повстречался? Этот вопрос оставался открытым. Я читал, что медведи в Турции водятся, но где именно, понятия не имел. Водились ли они в здешних лесах, я выяснять в любом случае желанием не горел. Мне даже удалось несколько часов поспать. Я заставил себя сосредоточиться на сложностях дня грядущего, а не переживать вновь и вновь драмы прошлого. К рассвету я уже был в седле и вовсю рассекал прохладный утренний воздух. Чтобы попасть в Каппадокию, нужно преодолеть сложнейший для велосипедиста горный участок трассы. И действительно, сложнее на своем пути я ничего еще не встречал. Проложенный маршрут шел через каньон – национальный парк Кёпрюлю. За один день мне предстояло преодолеть подъем на тысячу пятьсот метров. Начал я бодро. Рана на ноге не так уж и болела, как я боялся сперва, и вроде бы даже заживала. В общем, ехалось мне вольготно! Чуть погодя я выбрал красивейшее местечко у порога реки Кепрючай, и мы сделали привал. Перекусили, а затем я намазал себя и Налу солнцезащитным кремом – тюбик ушел весь! Пренебрегать защитой от солнца ни в коем случае было нельзя: нас ожидал долгий подъем на солнцепеке. Я наполнил бутылочку Налы водой, и мы двинулись дальше. Впереди показалась вершина, на которую нам предстояло взобраться. Ровное асфальтированное покрытие сменилось гравийно-сланцевой колеей. Самый крутой подъем, какой мне приходилось преодолевать в жизни – восемь градусов, а тут были все десять! Круто, даже чересчур! Ничего не оставалось, как слезть с велосипеда и толкать. Велосипед, обвешанный снаряжением и бутылями с водой, вел себя совершенно непредсказуемо, а я то и дело оскальзывался на гравии. Я хоть и крупный малый, но мне изрядно пришлось попотеть, чтобы велосипед не полетел с горы. Проезжали тут и машины. Для них дорога была тоже не подарок: колеса пробуксовывали, особенно на крутых поворотах. Жарища к тому времени установилась просто невыносимая! Ни один солнцезащитный крем, похоже, не в силах был справиться с беспощадным турецким солнцем. Я чувствовал, что мои плечи и шея начинают подгорать. К моему ужасу, после очередного привала у горного потока за нами увязался рой пчел! Только мы от них оторвались – причем обошлось без укусов, – как тут же к нам пристали две дикие, агрессивно настроенные собаки. Что это за порода, понять решительно было невозможно, но выглядели они как гиены. Слава богу, вскоре собаки нашли мертвого зайца и отстали. Нала все это представление благополучно проспала в спасительной тени своего нового зонтика. Попадались мне убийственные подъемы и в Швейцарии, и в Боснии, и в Албании, и в Греции, но ничего похожего на эту гору я, признаюсь честно, еще не встречал. К середине дня я готов был выбросить на этот гравийно-сланцевый ринг белое полотенце и признать поражение. Какие-то молодые парни проехали мимо и помахали мне. Я поднял большой палец кверху, но они не остановились: в салоне их автомобиля для моего велосипеда со всем снаряжением банально не хватило бы места. Но вдруг, откуда ни возьмись, со мной поравнялся старый пикап, с трудом вспахивавший колесами гравий. Двигатель ревел так, будто дорога доставляла ему физическую боль. Не теряя надежды, я опять оттопырил большой палец. В кабине пикапе сидело целое семейство: отец, мать и два подростка – сын и дочь. Мать, посмотрев на меня, лишь с сожалением покачала головой. «А как насчет кузова, ну? – подумал я, провожая их взглядом. – Как раз накрыт брезентовой крышей, чтобы солнце окончательно нас не испепелило!» Я прекрасно понимал, что они просто-напросто побоялись останавливаться: тронуться с места им вряд ли удастся, пикап забуксует. Продолжая взбираться на гору, я сверялся с картой на телефоне и задавался единственным вопросом: когда уже вершина? Казалось, я плыву против течения. Точка, отмечавшая мою геопозицию на карте, не двигалась. Прошло еще немного времени, и все стало только хуже. Сначала я проколол колесо. Камера начала спускать, когда я повстречал диких собак. Тогда о замене камеры и речи быть не могло. Теперь же, когда покрышка стала плоской, как блин, откладывать было нельзя. Я сошел с дороги и скинул снаряжение с велосипеда. С нами поравнялась еще одна машина. В ней сидели мужчина и девушка. Сжалившись надо мной, мужчина начал было притормаживать, но в последнее мгновение передумал и поддал газу. Когда я заканчивал менять камеру, вдруг повеяло прохладой. Мне бы обрадоваться, но я знал – это ничего хорошего не сулит. Я поднял голову и увидел над долиной армаду чернейших туч. Из них уже во все стороны летели трезубцы молний. Надвигалась гроза. Нас ждали большие неприятности. Весь подъем являл собой пустошь с высохшими и подозрительно обугленными деревьями, которые словно намекали, что их участи и нам не избежать. Я бросился штудировать Интернет. Мне было интересно, что произойдет с человеком, если в него вдруг ударит молния. Конечно же, я совершал свою давнюю ошибку. Никакого облегчения от прочитанного я не испытал, а только почувствовал себя уязвимее, чем прежде: оказывается, удар молнии смертельно опасен в радиусе десяти метров! Пока мой кошмар наяву набирал силу, Нала безмятежно спала в переноске. Как ни загляну к ней, все лежит, свернувшись клубком, и в ус не дует. – Хотел бы я быть на твоем месте! – сказал я и сделал последний рывок к вершине горы навстречу грозе.