— Он посмеет, поверь мне, Юлька, и как мужчина я его понимаю! А посему беспокоюсь. К тому же через полгода он вернется! — Да я на него заявление напишу, и все дела! Ты забыл? У меня родственники в милиционерах ходят! — храбрилась девушка, хоть и понимала, Ариан прав. Кирилла следует опасаться. Он уже днем на нее бросается, а если подкараулит ночью? Что ж ей теперь из дома не выходить? Или не покидать имение? По правде сказать, в свете нынешних событий последнее было для нее куда предпочтительнее. — Ладно, давай не будем говорить о Кирилле, не хочу портить этот день мыслями о нем и страхами… Я буду осторожна! — Договорились! — кивнул Старовойтов, сворачивая с березовой аллеи и паркуя авто на хозяйственном дворе, что располагался за одним из флигелей. — Ну что ж, подружка, надеюсь, ты готова к приключениям? — спросил Ариан, когда они вышли из машины. И окинул ее наряд одобряющим взглядом. — Конечно, — улыбнулась девушка. — С чего начнем? — с энтузиазмом спросила она, оглядываясь вокруг. — Знаю, тебе, наверное, хотелось бы пройтись по флигелям, но у меня есть предложение заглянуть в водонапорную башню! — Ты уже бывал там? — Заглядывал. Одно могу сказать, водонапорная башня в Сиренево кажется единственным, чего не коснулась рука мародеров и прежних хозяев. Их, вероятно, не особо привлекли облупившиеся стены, сквозь которые просматривается кирпичная кладка и лестница, побитая ржавчиной. Куда больше волновал немецкий паровой двигатель, который, насколько мне известно, до сих пор находится в рабочем состоянии, как и насос. Если б можно было отыскать кран, уверен, из него бы потекла, пусть и ржавая, но все же вода. Но краны в усадьбе все давно посрезали, пародвигатель заперт, нужен специалист, чтобы определить, насколько он изношен и что с ним делать в дальнейшем. А еще водонапорная башня — самая высокая точка в усадьбе, и мне почему-то кажется, вон та балюстрада наверху, что так удачно гармонирует со всем архитектурным ансамблем Сиренево, там не просто так. Возможно, это смотровая площадка! И мы могли бы попробовать выйти на нее! Хочешь? — Да! А ключи у тебя имеются? Там ведь все заперто! — Конечно, Юлька, замки меняли наши доверенные люди, когда занимались покупкой, — Старовойтов извлек из кармана связку ключей. — Вот, от всех замков имения! — с улыбкой сказал он, жестом приглашая девушку следовать за ним. Ариану пришлось отпереть ни один замок, пока, минуя темные, пыльные подсобные помещения хозяйственных построек, они не открыли дверь в башню. Здесь на них повеяло сыростью, затхлостью и мазутом. Под ногами зашуршал мусор, и не сразу Юлька рассмотрела полукружие лестницы, вившейся вдоль стены, и трубы, устремляющиеся вверх от пола. Внизу сгущались сумерки, но выше через небольшие оконца-бойницы в башню просачивался солнечный свет. Когда глаза привыкли к полумраку, Юлька осмотрелась вокруг, а Ариан зажег фонарь, хотя особой надобности в этом не было. — Ну что ж, попробуем подняться, — предложил Старовойтов, подходя к лестнице и проверяя на прочность перила. — Выглядят вполне надежными. Пойдем, — парень сделал несколько шагов по лестнице, удерживая одной рукой фонарь, а другой опираясь о стену. Шарапова постояла с минуту, наблюдая за ним, и ступила на узкую ступеньку. Правду сказать, было страшно. Железная лестница, огороженная с одной стороны стеной, а с другой — толстой проволокой, прикрепленной к выступающим арматурам, казалась прочной, но ей же было сто лет, всякое могло случиться. За «перила» Юлька не рискнула взяться, прижималась к кирпичной стене и отводила глаза от пропасти, что зияла меж железных труб. Первое попавшееся окошко было круглым и небольшим, сквозь него вряд ли можно было что-то рассмотреть, разве что оценить толщину стен. Выше располагались высокие и узкие окна с выбитыми кое-где стеклами. А те, что сохранились, были грязными и оплетенными паутиной. Девушка хотела остановиться у одного из них, но, заметив паука, передумала. Под башней находился железный бак, к которому от скважины и шли трубы. Здесь лестница сужалась, делая петлю вокруг него, и упиралась в железный люк, который и был выходом наверх. Ариан поднимался легко и уверенно, освещая путь, осматриваясь, будто что-то выискивая. А Юлька чувствовала, как взмокли подмышки, и уже не понимала, зачем понесло ее в эту башню! Наконец Ариан поднял крышку люка, впуская в этот затхлый сумрак свежий воздух, и погасил фонарь. Выбравшись наружу, он обернулся, дожидаясь девушку. Шарапова ухватилась за предложенную руку, выдохнув, но в самый последний момент, обернувшись, увидела, как что-то блеснуло в проеме между баком и потолком, выхваченное лучом солнца, и обернулась опять, но ничего не увидела. — Что случилось? — уточнил Ариан. — Ничего, наверное, просто показалось, — ответила она. — А в этом баке есть вода? — Сейчас нет, но раньше, конечно, была. Изначально водопроводные башни создавались и использовались не только для пожаротушения, а как гидротехнические сооружения для запаса воды. Но после того как закрыли школу, вряд ли башней пользовались. А почему ты спросила? — Мне показалось, там блеснула вода. — Это исключено по той простой причине, что бак — это полая емкость с отверстием для труб, которые сбегают вниз. Я допускаю, что вода могла попасть сюда через люк, но ты ж сама видишь, он сбоку, если что и пострадало бы от его протечки, так это лестница. Хочешь, можем посмотреть? — Думаешь, там может быть что-то интересное? — с сомнением посмотрела на него Юлька. — Усадьба с такой историей, как наша, просто обязана удивить! — убежденно заявил Старовойтов и, включив фонарь, стал спускаться. Впрочем, через несколько минут ему снова пришлось вернуться, потому что рассмотреть хоть что-то в небольшом промежутке между потолком и баком с лестницы оказалось не так просто. Ариан даже присесть пробовал, но не сумел, слишком узким было расстояние между стеной и баком. Чтобы что-то спрятать там или достать, нужно быть миниатюрным и худым как ребенок. — Юль, может быть, ты попробуешь? — спросил Ариан. — Лучше загляну сверху, — сказала девушка и расчистила место у люка, сдвигая в сторону веточки и перепревшую листву. Потом улеглась на живот и, взяв в руки фонарь, сунула голову в люк… Луч фонаря почти сразу выхватил из темноты небольшой деревянный ящичек, что-то вроде наспех сколоченной шкатулки, запертой на небольшой замочек. — Ариан, там какой-то ящик… — Какой? Ты можешь его достать? — спросил парень, опускаясь рядом с ней на колени. — Деревянный, с замком. Возможно, в нем какие-то инструменты. Я попробую, — Шарапова пододвинулась ближе к краю и потянулась, ее плечи скрылись в проеме люка. Старовойтову пришлось держать ее за ноги, чтобы сохранить равновесие и не дать девушке свалиться. Опираясь одной рукой о люк, отложив в сторону фонарь, другой Юля водила по баку, пока не наткнулась на ящик, и стала осторожно двигать его к краю. И вот он уже был у нее в руках. Девушка передала шкатулку парню, а сама, приняв вертикальное положение, стряхнула с кофты пыль и взглянула на свою находку. — Как думаешь, что это может быть? — спросила Шарапова, переводя взгляд на Старовойтова. — Понятия не имею, — он перевернул ящик, и внутри что-то приглушенно ударилось. — Но очень хотелось бы узнать, — задумчиво изрек он и подергал небольшой замок, побитый ржавчиной. Ариану хотелось верить, что он нашел то, зачем и приехал в Сиренево. — Подержи-ка, — парень передал находку Юльке, а сам скрылся в люке, и какое-то время до нее доносился звук его шагов. А потом все стихло. Лишь неумолкаемый щебет птиц обступал ее, да шелест молодой листвы в верхушках крон, что качались рядом. Впрочем, скоро она снова услышала шаги. Ариан вернулся с молотком. — Попробуем сбить замочек, а нет, будем пилить, — пояснил он и принялся за работу. Особых усилий, чтобы выбить металлические скобы, на которых он висел, не потребовалось. Парень не произнес ни слова, когда открывал крышку ящика, извлекая жестяную коробку, некогда, наверняка, расписанную эмалью, но почти полностью съеденную ржавчиной. Ариану с трудом удалось ее открыть. На пожухлые листья упал кожаный мешочек, затянутый шнурком. Юлька подняла его, развязала и перевернула. На ладонь упали, вспыхнув розовато-сиреневые светом, камни в обрамлении потемневшего металла. — Боже мой, что это? — прошептала потрясенная девушка. Старовойтов коснулся камней, вправленных в золото, разглядывая старинный аметистовый гарнитур, который состоял из колье, браслета и сережек. Он перебирал их, не менее потрясенный. — Это семейная реликвия Четвертинских. Все, что осталось от некогда процветающего, богатого, благородного рода, — пояснил он. — Умирая, Ольга Четвертинская оставила эти драгоценности младшей дочери с наказом сохранить, чего бы ей это не стоило. Анастасия Александровна спрятала их в коробку от печенья, а потом в тайник. Она собиралась забрать сокровища с собой, да не успела. Не до этого им было в ту ночь, когда бежали из усадьбы! — Сергей Четвертинский ведь за этим сюда приезжал? — спросила девушка, снова переводя взгляд на коробку, в которой, кроме мешочка, лежал еще и старинный альбом, обтянутый коричневой кожей и украшенный серебряной застежкой. — Да, — кивнул Старовойтов. — А ты? — А я обещал Анастасии Александровне разгадать тайны Сиренево, и приехал сюда с твердым намерением подарить ей покой хотя бы в ином мире! — ответил Старовойтов. — Я надеялся, что тайник Анастасии Александровны по-прежнему мог быть здесь, но шансы отыскать его были небольшими. Я не знал, что здесь произошло. Изначально мы предполагали, что дядю Сережу убили из-за этих драгоценностей. Но вот они перед нами… Теперь другие версии отпадают сами собой! Его действительно убили из мести! Кто это был, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Но вот почему он задержался здесь на месяц, хотя должен был вернуться через неделю, выяснить было бы интересно. — Может, он искал все это время тайник? — предположила Юля, осторожно вытаскивая из жестяной коробки альбом. — Не думаю. Смотри, в этом гарнитуре не хватает кольца, — заметил парень. — Предполагаешь, Сергей Четвертинский мог быть здесь не один? Или он, возможно, заплатил кольцом за информацию? А если его убили в надежде заполучить все драгоценности? Прости, я, вероятно, несу какую-то муть. Но ничего дельного и умного в голову мне сейчас не приходит. — Дядя Сережа был человеком неглупым и осторожным. Четвертинский прибыл в Советский Союз официально, но это не значит, что за ним не наблюдали или не проверяли. Он был иностранцем, поэтому не стал бы ввязываться в авантюры. Ладно, оставим эти вопросы, у нас все равно нет на них ответов! Мы и так многое уже знаем, и самое важное, нашли тайник Анастасии Александровны. Давай посмотрим альбом. Надеюсь, фотографии не пострадали от времени. На самом деле альбом значительно ценнее аметистов. Анастасия Александровна всю жизнь корила себя за то, что, убегая той ночью из Сиренево, попросту забыла о тайнике, — Ариан пододвинулся к Юле и с трудом расстегнул застежку. С трепетом и величайшей осторожностью, боясь, как бы альбом не рассыпался в руках, парень раскрыл его. Пожелтевшая, пожухлая, как прошлогодние листья, бумага была шершавой и грубой, а в овальные отверстия, обведенные золотой канвой, были вставлены фотографии, по цвету мало отличавшиеся от бумаги. Юлька осторожно коснулась пальцами первой, на которой красивая молодая женщина в подвенечном платье была запечатлена рядом с невысоким, плотным мужчиной. — Александру Четвертинскому было около сорока, когда он женился на Ольге. Мать Анастасии Александровны происходила из старинного знатного рода. Жениха ей выбрали родители, и она согласилась. Так было принято тогда, и пусть наступил двадцатый век, уклад дворянских домов оставался патриархальным. Устои не могло изменить новое время. Но, несмотря на это, они были счастливы. Четвертинский был добродушен и умен, он восхищался своей женой и относился к ней с уважением. Ольга, не стремившаяся в свет, нашла в нем все, о чем мечтали девушки тех времен. Он окружил ее заботой и вниманием. Подарил прекрасных детей и великолепный дом. Они оба много читали, любили театр, музыку и европейскую культуру, — рассказывал Ариан, переворачивая страницу. На другой фотографии Ольга была изображена одна. Более строгая прическа, высокий воротник платья, обхватывающий шею, горделиво вскинутая голова и идеальный профиль. — Она такая красивая, — заметила Юлька. — И кожа у нее, смотри, будто из слоновой кости вырезанная, матовая. — Анастасия Александровна похожа на мать, она тоже была очень красивой женщиной, правда, темноволосой, как отец, и кожа, как и у него, имела оттенок кремового атласа, — заметил Старовойтов. Они рассматривали страницу за страницей старого семейного альбома. Юлька с непонятной жадностью и грустью всматривалась в лица людей, которые когда-то жили в этом доме, гуляли по дорожкам и лужайкам, любовались небом и цветами, слушали птиц и смеялись. Они верили в незыблемость мира, спрятанного в глубинке, вдалеке от обеих столиц. До последнего надеялись, но все потеряли. Семейные фотографии сменялись одиночными портретными съемками. Детские снимки разбавляли фото каких-то людей, возможно, это были родственники Четвертинских, которые приезжали в Сиренево, или же они сами бывали у них в гостях. Альбом не был заполнен, обрываясь фотографией, где на кресле сидел Александр Четвертинский, а по обе стороны от него, на подлокотниках, прижимаясь к нему и обнимая, примостились дочери — Вера и Анастасия. Снимок этот, судя по усталому, встревоженному выражению лица главы семейства, был сделан в последний год перед тем как умерли старшая дочь и жена. Юля вглядывалась в фото, а глаза туманило от слез. Вера была уже юной барышней, а Анастасия — просто куколка с огромными темными глазами, роскошными волосами и пухлыми губами. Им бы безмятежно жить и взрослеть под надежной родительской опекой, а вместо этого… Страшно было смотреть на этих людей и знать, что жизнь их сложилась так трагично… — Теперь ты понимаешь, почему для Анастасии Александровны был так важен этот альбом? — спросил Ариан, закрывая его. Юлька лишь кивнула, украдкой смахивая со щеки слезинку, и, подняв голову, некоторое время сидела молча, устремив взгляд поверх облупившейся и поросшей мхом балюстрады, на зеленые фальцевые крыши дома и обоих флигелей. — Понимаю… Понимаю бесценность этих фотографий. Хоть и прожила она долгую жизнь, почему-то мне жалко Анастасию Александровну больше других, — призналась Шарапова. — Ариан, а почему ты мне сразу не сказал, что приехал сюда отыскать тайник Четвертинской? — спросила она, не сводя с него взгляда. — Ты мне не доверял? — Доверял, не доверял… Правильнее сказать, я просто не хотел тебя во все это втягивать. Здесь произошло убийство, Юлька, жестокое убийство, понимаешь? И убийца все еще на свободе, возможно, в деревне. Как он отреагирует на мое присутствие, неизвестно. Я рисковал, но подвергать тебя опасности мне не хотелось. К тому же не был уверен, что тайник все еще здесь, и уж тем более, что его удастся найти. — Ты вообще не собирался мне обо всем этом рассказывать? — Клянусь, моя маленькая подружка, больше у меня нет от тебя тайн! Теперь мы оба ввязли во все это, а значит, пойдем до конца. — У тебя есть план? — спросила Юля. — У меня есть идея, — ответил парень. — Может, она не совсем удачная, но попробовать стоит! И опять же, мне понадобится твоя помощь. — Ты же знаешь, я помогу. — Знаю, а пока давай спускаться. Кажется, вот-вот может разразиться гроза. Смотри, у тебя за спиной тучу из-за леса тянет. Гроза действительно разразилась, первая, майская, шальная, игривая… Они едва успели войти в Большой дом, прикрыв за собой двери, когда раздались первые раскаты, а следом за ними обрушились дождевые потоки. Прихватив из машины корзинку для пикника, Ариан повел Юльку по лестнице. Переступая мусор, они с трудом, но все же открыли стеклянную дверь и оказались на просторном балконе второго этажа, защищенного шестью колоннами. Юля подошла к белокаменной балюстраде, коснувшись пальчиками края. С высоты второго этажа вид открывался потрясающий. Заросший фиалками партер, полукруглое ограждение, рыжий, испещренный трещинами и выбоинами, асфальт, а дальше парк и проглядывающие сквозь деревья крыши Сиреневой Слободы. Молнии то и дело рассекали небо, рокотал гром, сотрясая дом и землю, капли дождя барабанили по крыше и плитке крыльца. Водяная пыль, подхваченная сквозняком, оседала на лице и руках, приятно холодила кожу, вызывая восторг. — Не страшно? — спросил Ариан, подходя сзади и протягивая бокал с вином. — Нет, я не боюсь грозы! Наоборот, в этом есть что-то завораживающее, — ответила Юля, принимая бокал. Они легко соприкоснулись краями, не говоря ни слова. Пригубили итальянское полусухое. Ариан извлек из корзинки тарелку с канапе и еще одну с тонко нарезанными ломтиками сыра. А Юля, присев на край балюстрады, оперлась плечом о колонну. Рассеяно вертя в руках бокал, она не сводила взгляда с открывающейся панорамы. — О чем задумалась, подружка? — спросил Ариан, прислоняясь к колонне напротив. — О Четвертинских, — ответила она, делая глоток вина и закусывая маленьким бутербродом на шпажке. — Не могу о них не думать… А еще о том, что теперь, когда ты нашел то, за чем приехал, тебя здесь уже ничего не держит, не так ли? Когда ты уезжаешь? — спросила она, посмотрев на него.