– О, я буду в порядке, – сказала она. – Я знаю, где искать мистера Гарланда, даже если я не найду по пути кого-нибудь, кто проводил бы меня. Но именно она проводила меня до высокого турникета на выходе к Веллингтон Роуд. – Понимаете ли вы, почему я хочу предупредить мистера Раффлса? – сказала она с нажимом, когда мы уже пожали руки на прощание. – Это все только потому, что вы и он были так добры к Тедди! И поскольку в конце она так и не напомнила мне о моем обещании, я с неохотой решился действовать строго по договоренности, хотя Раффлс мог и вовсе не думать о той, кто начала наконец думать о нем лучше. Глава XI. Бросок в темноте В короткой записке от Раффлса, которая была небрежно сохранена для меня в клубе, тот признавался, что знал о том, что за ним следят – еще до прибытия к Лордам: «…но не было толку обсуждать это, пока у противника развязаны руки». Он объяснил простые способы, при помощи которых избавился от джентльменов в котелках, связав им конечности согласно собственной метафоре. Он взял коляску до того выхода из Олбани, что ведет на Бэрлингтон Гарденс и попросил подождать, пока он переоденется в своей квартире; после этого он отправил Бэркло заплатить кэбмену, а сам вышел на Пикадилли, пока мужчины в котелках присматривали за задним выходом. Кстати, в этом месте я заметил одного из той парочки, когда проезжал там сам после тщетных потуг дозвониться из будки у Лордов; правда, к этому времени его пособник дежурил на Пикадилли, и Раффлс не только выпорхнул с неопаленными крыльями, но и оставил несчастных громил стеречь пустую клетку. Он не вполне несправедливо отозвался о слежке термином «любительщина». Таким образом, я испытал еще большее удивление, хотя и не меньшее облегчение, узнав, что он «собирается в провинцию на остаток недели, чтобы держаться от них подальше», но вернется вечером в понедельник, «чтобы сдержать обещание, о котором ты, Банни, знаешь. Если хочешь, встретимся под часами на вокзале Ватерлоо (фланелевая сумка, теннисные туфли, в общем, ты понимаешь) в магический час, ровно в двенадцать». Хотел ли я этого?! Я даже авансом поднял стакан за это приглашение, более льстящее моему самолюбию, чем все, что я видел от Раффлса до этого; ведь я еще слышу его иронические рассуждения о том, что он обязательно даст мне знать, когда не сможет справиться без меня – и вот очевидно лишенное иронии очаровательно заблаговременное признание этого лестного факта. Это перевернуло все мое понимание дела. Возможно, я и осуждал риск, на который Раффлс шел ради своих прочих друзей, но чем больше я был вовлечен в их спасение, тем менее скептически я был настроен. К тому же я сам был очевидно связан с конфликтом, развивавшимся между моим другом и нашим общим врагом; возможность оказаться поверженным Дэном Леви после нашей первой небольшой победы над ним была не более приятна для меня, чем для Раффлса. Так что я хорошенько выпил за его уничтожение, и затем выбрался наружу, чтобы проследить за его нелепой гвардией, тешившей себя мыслью о том, что они следят за Раффлсом. Идиоты торчали на тех же местах! Тому, который стоял на Бэрлингтон Гарденс, казалось, было невыразимо скучно, со своими свалявшимися бакенбардами и небритой челюстью он представлял самую вопиющую пародию на детектива, даже будучи одет вполне подходяще. Второй громила был не менее примечателен, обладая бочкообразной грудью и мощным фасадом отпетого драчуна; но во времяпрепровождении на Пикадилли он, как казалось мне, меньше занимался слежкой, нежели избегал ее. В своей бесполезности они были один совершеннее другого; наблюдение за ними подняло мой боевой дух до небес. Я провел остаток дня в подобном же занятии, карауля мисс Белсайз у Лордов, пока наконец не представилась возможность передать ей, что Раффлс в полной безопасности. Возможно, я слишком сильно выказал свое удовлетворение, но в любом случае это был всего лишь факт, который интересовал мисс Белсайз; детали, которые я живописал, вызвали у нее отторжение, вполне согласующееся с тем, какую предубежденность она обнаруживала к Раффлсу вчера, но вовсе не с тем благодарным участием, которое она выказала с утра. Я ясно чувствовал, что за ее обновленным отношением к Раффлсу стоит одна благодарность – и более ничего. Раффлс никогда не производил такого впечатления на эту девушку, как на всех нас; обыкновенным образом обрученная с обыкновенным юношей, она была устойчива к очарованию, которое ослепляло нас. Нет, хотя она и не созналась бы в этом мне как его другу, хотя, как и Леви, она притворялась, что принимает теорию о глупом розыгрыше, я был сейчас более уверен, чем когда-либо, что она догадалась, и притом всегда подозревала до того, кем Раффлс на самом деле был, и из-за этого ее естественное неприятие было большим, чем когда-либо. Но все же я был вполне уверен, что она не предаст его ни словом ни делом; и что какой бы вред ни мог произойти от его текущих планов, Камилла Белсайз не будет его причиной. Но теперь я был полон решимости сделать все что можно ради уменьшения ущерба, чтобы помочь Раффлсу в том альтруистическом разгуле, которому он себя посвятил, причем помочь не в качестве пятого колеса для его бесшабашного экипажа. Итак, я приступил к торжественной подготовке к событию, которое нас ожидало: этому были посвящены турецкая баня в субботу, тихое воскресенье между Маунт-Стрит и клубом, и большая часть понедельника, проведенная в горизонтальной неподвижности и хладнокровной подготовке к ночной работе. Когда наступил вечер, я взял на себя обязанность разведки места будущего предприятия перед встречей на Ватерлоо. Еще одни прохладный звездный вечер, казалось, выманил на улицы весь город с чадами и домочадцами. Потоки уличного движения были плотными, как никогда, но заводи города опустели, а омут Грейс-Инн высох до последнего человечка. В один момент, пройдя через ворота, я попал из шума и суеты Холборна в абсолютно пустынный квадрат голой земли и звездного неба над ней. Контраст был сам по себе пугающим, но, помимо того, я был там в первый раз; и именно поэтому сразу же потерял представление о том, где я – находясь на Южной площади Грейс-Инн, но будучи под впечатлением, что попал на саму площадь Грейс-Инн. Здесь я начал безнадежные блуждания в поисках конторы Бэрроус и Бэрроус. Тщетно я осматривал дверь за дверью, и уже начал осознавать свою ошибку, когда маленькая точка оторвалась от Холборна и проследовала моим путем, хотя и производя уверенные шаги человека, знающего, куда он идет. Я метнулся от двери, чтобы узнать, где нужная мне, но человек прошел через площадь еще до того, как я смог перехватить его, и когда он пересекал луч света, падавший из второй арки, я отпрянул, благодаря Провидение и Раффлса за туфли на каучуковой подошве. Этот человек не успел заметить или услышать меня, но я в последний момент узнал в нем более грузного из двух громил, которые следили за Раффлсом три дня тому назад. Он прошел под аркой, не оборачиваясь. Я еще раз похвалил себя, находясь с другой стороны арочной стены: отсюда я стал свидетелем неожиданной встречи на площади, хотя и не мог непосредственно ее наблюдать. Быстрые шаги остановились, и негромкий нетерпеливый возглас: «Ага! Вот ты где!» донесся с одной стороны арки, а такой же отклик: «Ну?! И где же он?» – с другой. – Делает дело, – прошептал первый голос. – По уши в нем завяз! – Когда он вошел? – Где-то с час назад, когда я послал гонца. – Каким путем? – Поверху, через семнадцатый номер. – В следующую дверь? – Точно. – Через крышу? – Не знаю – он не оставляет следов. Я хотел посмотреть… – Ну, наверное, обычным способом, с лесенкой и люком? – Да, только лесенка висит там, где обычно. Не мог же он ее сам за собой повесить, верно? Второй голос издал рык; после этого он выразил сомнение в том, что Раффлс (меня пробрало до костей, когда я услышал, что это они о нем) мог успешно вломиться в адвокатскую контору. Однако первый голос был вполне уверен в этом – как и я. – Так нам теперь торчать тут, – пробормотал пришедший, – пока он не выберется? – Точно. Но мы его не пропустим. Он точно вернется через площадь или сады, то есть ему придется лезть через ограду на Филд Корт. Мы его так и так прищучим, а вон там есть приступка, на которой можно присесть и смотреть туда и сюда – как будто точно для нас сделана. Пошли, увидишь… это у двери в старый зал… Больше ничего мне понять не удалось – первые их шаги, а потом несколько пройденных ими ярдов сделали разговор неразборчивым. Но я слышал довольно. «Обычный способ, с лесенкой и люком!» Эти благословенные слова уже доказали мне свою ценность, как будто были отлиты из золота. Теперь можно было дышать свободно; я расслабил мышцы и повернул голову, без опаски выглядывая в арку: открывался вид на всю западную сторону двора Грейс-Инн, с его сумеречной бахромой платанов, живописным рядом фонарей, мощеной дорожкой, его стеной со множеством окон, покрытой протяженной крышей. Тусклые огоньки теплились в каждом вертикальном ряду лестничных окон над каждой дверью; если бы не они, темнота этого грандиозного фасада была бы непроглядной. Однако в каждом из этих темных окон или за любой из этих стен я представлял себе Раффлса за работой так же ясно, как только что слышал разговор его врагов, замышлявших погубить его. Я видел его в сейфе. Я видел его у стола с бумагами. Я видел, как он аккуратно возвращает на место все, что успел тронуть, лишь для того чтобы выбраться наружу и попасть в руки закона. И я думал, что даже это ужасное завершение его плана – недостаточное для него наказание за то, что он позволил мне думать, будто я могу стать ему полезен, хотя на самом деле он с самого начала не предполагал ничего подобного! Что ж, теперь я смогу вмешаться; если Раффлс желает быть спасенным от последствий собственной опрометчивости, я и только я смогу спасти его. Это был шанс показать ему мою действительную ценность. Но все же сложность предстоящего дела могла бы устрашить и самого Раффлса. Я знал, что делать, лишь только мне удастся отыскать дом, который Раффлс выбрал в качестве базы для своего предприятия; по крайней мере я знал, что следует попытаться сделать, и что я смогу проследить ход действий Раффлса. Однако злокозненная парочка своим разговором подсказала мне, где искать. Они сейчас были за углом, который скрывал их от меня; оттуда доносились отдельные слова; поскольку они видели меня раньше, то немедленно узнали бы, и могли бы броситься на меня, если бы я прошел мимо… Но вот… Ясно! Толчея Холборна показалась странной и нереальной, когда я опять ввинтился в самую ее середину. Однако я тут же покинул ее, запрыгнув в омнибус, но мы вновь воссоединились, как только я выскочил из него через две минуты по моим часам. Еще через минуту я пытался устроиться поглубже на сиденье кэба, который вез меня в Грейс-Инн. – Я не помню номера, – сообщил я кэбмену, – но это двери через три или четыре от Бэрроус и Бэрроус, поверенных. Ворота на Холборн открылись для меня, но привратник не видел, как я входил в первый раз, поскольку шел я через боковой проход. Когда мы въехали через дальнюю арку на площадь, я прижал свое лицо к заднему стеклышку кэба и повернулся к Филд Корт. Противники, вероятно, покинули свое местоположение, и я мог встретить их лицом к лицу, когда спрыгнул на брусчатку – я понимал, что есть риск, но все обошлось. Мы проехали единственный дом с наружной дверью на площадь (сейчас она заложена), и через одну табличку я с волнением наконец прочитал надпись: Бэрроус и Бэрроус. Кэбмен поднял флажок; мой шиллинг (я добавил целых шесть пенсов на чай – для удачи) перешел через лючок из рук в руки – и вот уже я пересекал брусчатку, чтобы подняться на крылечко через четыре двери от нужной мне адвокатской конторы, а кэбмен начал поворачивать лошадь. Я встал на последней из широких ступенек – в пространство подъезда слева и справа выходили двери богатых контор, а в середине на площадь смотрело окно. Я немного подождал у него; как только мой экипаж выехал через арку, свет его ближайшей лампы дважды моргнул – его заслонили две фигуры на ступеньках у выезда – они не окликнули и не остановили кэбмена, не было слышно ни звука, кроме цокота копыт и звона колокольчика, и вскоре я слышал только биение собственного сердца, усилившееся, как только я начал подъем по ступеням на своих бесшумных резиновых подошвах. Наверху лестницы я остановился, чтобы поблагодарить мои счастливые звезды; конечно же, на последней площадке с мощного штыря под потолком свисала длинная стремянка, а прямо над площадкой размещался люк! Я подошел, чтобы рассмотреть имена на дверных табличках – одна надпись возвещала, что за дверью находится какая-то мелкая адвокатская контора, а вторая дверь принадлежала частному лицу – просунув пальцы в почтовый ящик, я решил, что его давно нет дома, так как обнаружил внутри изобилие писем. Ничто мне не угрожало. Я немедленно снял стремянку. Нужно было только аккуратно поставить ее, не производя лишнего шума; после этого я поднялся через люк без малейшего замешательства или препятствия – пока не попытался разогнуться на чердаке, и моя голова не встретилась с обрешеткой черепичной крыши. Это несколько беспокоило меня, по нескольким причинам – ведь я не мог оставить стремянку на площадке, а она была в два раза выше моего роста. Я зажег спичку и осветил длинную панораму, заполненную паутиной и деревяшками. Чердак был достаточно длинный, люк находился как раз под коньком крыши, а я – немного сбоку от верха стремянки. Осталось втянуть ее в люк, что я и сделал, хотя и не так тихо, как мог бы того пожелать. Я встал на колени и вслушивался в тишину через открытый люк минуту с лишком, а потом с величайшей осторожностью закрыл крышку – только шуршание и писк на чердаке свидетельствовали о том, что я кого-то потревожил. Запачканное слуховое окошко рядом смотрело не на площадь, но, как и лючок рядом с ним, открывалось на большую впадину с краями из некогда красной черепицы, теперь, в звездном свете, казавшейся иссиня-черной. Было славно стоять тут, в потоке свежего ночного воздуха, невидимым ни для человека, ни для зверя. Бездымные трубы рассекали звездное полотно, похожие на стволы деревьев, поднимавшиеся из этих строгих расщелин крыш и путавшиеся в кроне из телефонных проводов. Впадина, на которую я смотрел, кончалась двумя одинаковыми склонами, насколько было видно, и, судя по ее длине, несомненно, тянулась вдоль фасада одного из домов; когда я вскарабкался по склону ее южной оконечности и перевалил в еще одну такую же впадину, стало ясно, что я прав. Я забрался внутрь в четвертый дом за конторой Бэрроус и Бэрроус, или может быть, в пятый… Так, я пересек три впадины, значит, все верно. По обеим сторонам каждой впадины были редкие мансардные окна, те, что тянулись по сторонам квадрата, вели на чердак; но те, что были по другую сторону, определенно выходили в комнаты на последних этажах. Внезапно я обнаружил, что одно из них широко распахнуто, и наткнулся на веревку, моток которой свернулся на крыше, похожий на змею. Я наклонился и на ощупь узнал любимый манильский канат Раффлса, который сочетал шелковую гибкость и прочность стального троса. Он был закреплен на оконной раме и свисал внутрь комнаты, из которой пробивался тусклый свет пламени: комната была обитаема, насколько я мог судить! Однако мое тело должно было последовать туда, куда Раффлс проложил путь; и когда я свесился вниз, то приземлился раньше, чем ожидал – притом на что-то не очень надежное. Затухающий свет огня, пробивавшийся через решетку кухонной плиты, обнаружил, что мои теннисные туфли находятся посреди кухонного стола. На ковре перед плитой потягивалась кошка, и я спустился со стола так же ловко, как это сделала бы она. Выход из кухни обнаружился быстро, а за ним – коридор, такой темный, что окно в конце него казалось картиной, разрезанной посередине. Однако оно смотрело не площадь, и когда я подкрался к нему и выглянул, мне показалось, что я слышу переговоры наших врагов внизу, когда я увидел их силуэты на прежнем месте. Но сейчас стоило обратить внимание на то, что я находился в стане другого врага, и на каждом шагу я приостанавливался, прислушиваясь, чтобы вовремя услышать топот вскочившего с постели хозяина. Но не было ни звука, я наконец отважился чиркнуть спичкой по брючине, и при свете огонька нашел выход. Дверь была не заперта и даже не закрыта – такую же щель я оставил, миновав ее. Комнаты напротив, казалось, были пусты – а помещения на втором и первом этажах частично отгораживались распашными дверями, ведущими в разные отделы могучего организма конторы Бэрроус и Бэрроус. На площадках не было освещения, и мне пришлось собирать информацию, зажигая спички одну за одной и коллекционируя изобильные надписи на стенах – предательские отсветы спичек я старался скрыть положением своего тела. Таким образом я без труда проложил себе путь к персональному кабинету сэра Джона Бэрроуса, главы вышеозначенной фирмы; я тщетно искал луч света, который пробивался бы из-под какой-нибудь из массивных дверей красного дерева, украшавших эту часть конторы. Потом я начал по очереди толкать каждую дверь, но они были закрыты. Только одна поддалась мне – но даже когда она открылась на несколько дюймов, за ней не было ничего, кроме темноты; однако несколько следующих дюймов подарили мне окончание моих поисков и прекращение приключений в одиночку. Глава XII. Работа летней ночью Плотная и абсолютная темнота была нарушена в одной-единственной точке потоком света, исходившим от крохотной лампы накаливания в центре комнаты. Этот ослепительный, раскаленно-белый атом освещал почти неподвижную руку и перо, нависшее над белоснежным бумажным диском; а на другом краю стола устроилось оружие, отражавшее свет всеми начищенными металлическими частями. Это был Раффлс, занятый очередной шалостью. Он не услышал меня и не мог увидеть; но уж, если на то пошло, он вовсе и не отрывался от своего дела. Иногда его лицо наклонялось набок, и я видел, что оно застыло в абсолютной концентрации. Брови его были нахмурены, губы плотно сжаты, но все же на них лежала тень той улыбки, с которой Раффлс подавал мяч на поле или сверлил дыры в двери сейфа. Пораженный и зачарованный, я застыл на несколько мгновений перед тем, как прокрасться внутрь и громким шепотом известить его о моем присутствии. Но в этот момент он услышал мои шаги, схватил электрический фонарь и револьвер, и наставил на меня последний в свете первого. – Эй Джей! – прошипел я. – Банни! – воскликнул он, одновременно удивленно и раздраженно. – Какого черта все это означает? – Ты подвергаешься опасности, – прошептал я. – Я пришел предупредить тебя! – Опасность? Да когда я ей не подвергался! Но как ты понял, где меня искать и во имя всего святого, как ты пробрался сюда? – Я тебе в другой раз расскажу. Ты ведь помнишь тех двух громил, что за тобой следили? – Ну еще бы. – Они ждут тебя внизу как раз сейчас. В тусклом свете Раффлс несколько секунд вглядывался в мое лицо. – Так пусть подождут! – ответил он, и, разместив фонарь на столе, положил револьвер, снова взяв перо. – Они – детективы! – попытался я увещевать его. – Неужели, Банни? – Но кем еще они могли бы быть? – Действительно, кем? – пробормотал Раффлс, погружаясь в свою работу и со склоненной головой тщательно водя пером. – Ты ушел от их слежки в пятницу, но они откуда-то знают все о твоих делах и устроили засаду здесь, по одному или вдвоем они с тех пор за тобой следили. Я думаю, что это Дэн Леви натравил их, а выдумка про письмо нужна была для того, чтобы заманить тебя в ловушку и поймать с поличным. Ему вовсе не нужна была копия; ради Бога не трать время на то, чтобы ее закончить! – Я с тобой не согласен, – сказал Раффлс, даже не глянув на меня, – и я не прерываю работу на середине. Твоим драгоценным детективам придется подождать, Банни, и, кстати, тебе – тоже, – он поднес свои часы к лампе фонаря. – Минут через двадцать мы действительно окажемся в опасности, но в ближайшие десять безопаснее, чем здесь, не может быть и у тебя дома под одеялом. Так что дай мне закончить мое дело без помех, или тебе лучше исчезнуть так же, как ты появился. Я отвернулся от Раффлса и его фонаря, и пошел, спотыкаясь, на лестницу. Кровь кипела у меня в венах. Здесь я на ощупь прокладывал путь к нему, преодолевая трудности, которые и его самого могли бы озадачить, – как человек, плывущий к безопасному берегу со спасительным канатом от потерпевшего крушение корабля – подвергаясь такому же смертельному риску и с не менее благородным предназначением. И – ни слова благодарности, ни звука поздравления, одно лишь: «уходи, как пришел!» Во мне зрело искушение достаточное, чтобы уйти насовсем: когда я стоял один на площадке и вслушивался в тишину, я клянусь, что мог позволить своему гневному сердцу радушно поприветствовать даже ищеек с площади, веди они за собой хоть роту полицейских. Но моя кипящая кровь похолодела, когда теплое дыхание коснулось моей щеки, а рука – плеча в один и тот же кошмарный миг. – Раффлс! – воскликнул я придушенно. – Тише, Банни! – хихикнул он мне прямо в ухо. – Ты что, не понял, что это я? – Я тебя и не услышал, зачем ты так подкрадываешься?