— Хорошо, ума хватила сопоставить, ну и не скрыть причастность свою. — Какую причастность? Я-то при чем здесь? Он спросил, я ответил. Или на каждого зашедшего в магазин в милицию сообщать? — Разберемся. Каждый, не каждый, а человек боевым оружием интересовался, купить хотел. Мало этого, что ли. — Да, мало. Может, у него разрешение было. — Олег, какое разрешение, ну что ты мне втираешь? Хорошо, скажи мне, Букета знаешь такого? На рынке шестерила тамошний был, уже нет, замочил его твой Коллекционер. — Какой Букет, о чем вы, я там вообще никого не знаю. — А оружейников из павильона? — Да что же вы на меня давите, какие оружейники? — Придуриваться только не надо. Тех, которых положили, так же, как и Букета. — Я-то здесь при чем? Валентин бросил ручку на стол, выпрямился, недобро посмотрел на собеседника: — Ты меня начинаешь утомлять. Я вопрос задал, оружейников с рынка знал? — Нет, не знал. — Может, раньше в магазин твой заходили, покупали что? — Может, и заходили, я не спрашиваю у посетителей, кто они и откуда. — А то, что оружием торговали, знал ведь? — Да не знал я ничего. Слухи были, не знаю откуда. Кто-то говорил, может, где-то прозвучало, не помню, не знаю. Опять зазвенел телефонный звонок. Звонил Аранский. — И где ты пропал? — было понятно по тону, настроение у Аранского не изменилось. — Бутерброд прожевать не можешь? Олег где, выяснил? — Так точно Виктор Сергеевич. Здесь он, рядом со мной, по дороге сюда в пробке застрял, потому и задержался. Поднимаемся к вам. — Понял. Давай его сюда. Олег пересказал уже изложенное им несколько минут назад, учел возможные вопросы, которые могли возникнуть у Аранского по ходу рассказа, в конце добавил, что с оружейниками с рынка никогда не встречался и не имел дел, о том, что, возможно, приторговывали боевым оружием знал не точно, понаслышке, от кого не помнил и Букета, кстати, тоже никогда не знал. Аранский посмотрел на Кордыбаку: — Уже успели побеседовать? — Ну, не то чтобы нет. Так, вкратце. Аранский некоторое время сидел молча, думал, затем снял трубку с аппарата, набрал номер. Олег знал, в таких случаях обычно происходило следующее: через некоторое время после звонка, дверь открывалась, входил охранник, и следователь говорил ему: «Уведите арестованного». — Я могу быть сводным? — на всякий случай осторожно спросил он. Аранский посмотрел на Олега, в трубку сказал: — Палыч, проводи ко мне юношу, — после чего продолжил, но уже оружейнику. — Ты считаешь, вот так вот можешь спокойненько встать и уйти домой? — А что я сделал? В чем я виноват? Я ничего… — Что ты сделал? Девственный ты наш. А кто спокойно обсудил с покупателем ствола нюансы сделки и отправил его на Святошинский рынок и даже в другой оружейный магазин? А кто ничего не сделал для того, чтобы не убили на том самом рынке четырех человек? Четыре трупа сразу, в течение часа. Что ты сделал? Вот сам себе и ответь. Святоша. В дверь постучали и в комнату вошел Сергей. Аранский кивнул на стул у стола Кордыбаки: — Ну вот и все в сборе, — он вышел из-за стола на середину комнаты, посмотрел на одного продавца, затем на другого. — Подельнички. Молодые люди сидели молча. — Друг друга признаете? Оба одобрительно кивнули и почти в унисон подтвердили словом «да». Аранский прошелся по комнате, вернулся и сел за свой стол. Достал из ящика протоколы и стал писать. Протоколы он заполнял сам. Делал это очень грамотно, излагал все четко и ясно, причем без грамматических ошибок и помарок, не упуская ни малейшей детали из хода следствия. Линию фактов, предположений, выводов выстраивал так и в такой последовательности, что вся картина преступления и расследования легко вырисовывалась и становилась понятна даже человеку несведущему. Писал он быстро, каллиграфически правильно и, казалось, не задумываясь, но это только казалось, все кирпичики в его голове уже были давно сложены в строгом и верном порядке, оставалось их только разместить в определенном виде на обыкновенном листе бумаги. Закончив один протокол, он перешел к другому, затем, справившись и со вторым, посмотрел на торговцев оружием, затем на Кордыбаку: — Сегодня у нас какое? — Семнадцатое. — Ознакомьтесь, распишитесь, — и, развернув листы, пододвинул их к краю стола. Олег и Сергей подошли к столу наскоро просмотрели протоколы и поставили свои подписи. Откинувшись на спинку кресла и скрестив на груди руки, Аранский уже пристально оглядел парней. Они вернулись к своим стульям, сели и, опустив головы, дружно и виновато принялись взглядами сверлить линолеум на полу перед собой. — Вы мне глазки тут обиженных не стройте, — Аранский не притворялся, был действительно зол. — А ведь торгуете запрещенным оружием и боеприпасами. Благодаря вам и таким, как вы, что в Киеве творится, да и вообще по стране. Там полицейских подстрелили, там драка перестрелкой закончилась, на обменники, на ювелирки вооруженные нападения, даже на банки идут и грабят, людей при этом убивают. Аранский посмотрел на Валентина, но говорить о том, как сам гонялся за преступником, ограбившим банк, был ранен, причем серьезно, не стал. Вот только нога побаливала еще у него да ныла на погоду скверную. — А коли так, то сидеть будете. Не потому, что я так хочу, а потому, что заслужили. А мое дело доказать, что такие же вы преступники, как и те, которые по городу с пистолетами бегают, — Аранский постепенно заводился, он действительно был зол, каким-то образом ему необходимо было разрядиться, и он это делал. Короткий его ежик на голове торчал в разные стороны, глаза светились, лицо краснело. — Так и зарубите у себя на носу, под колпаком вы у меня, надежно, а это значит — недолго гулять вам осталось на свободе, зону топтать пойдете, ждут уже вас там, красавчиков. Жить хорошо хотите, денег много хотите, девушек красивых любить хотите? Вот там вам все это и будет. Обещаю… а теперь валите отсюда, пока не передумал. Аранский посидел некоторое время молча, убрал ненужные бумаги со стола и запер их в сейфе. Валентин закончил со схемой, подписал последний квадратик и поставил ручку в стаканчик: — Думаете дойдет? — Не знаю, Валя. Дело завести, конечно, можно, а возможно, и нужно, а с другой стороны, ну посажу я их сейчас, кем они выйдут года через три? У нас ведь исправительные учреждения только называются исправительными, а на самом деле что они делают, изолируют на некоторое время от общества опасных, неугодных этому же обществу элементов. А выйдут они на свободу уже настоящими, полностью сформировавшимися уголовниками, ворами, бандитами, а того и гляди — убийцами. На зоне свои университеты, не хуже меня знаешь. А потому, Валя, мы не только ловим, садим, караем, а еще и при случае исправлять стараемся вместо тех же исправительных учреждений. Ну не исправлять, а подсказать, подправить, подкорректировать. Они ведь сейчас на грани оказались, на краю балансируют, а мы тут как тут. Возможно, после сегодняшней беседы оставят это дело, не будут в это лезть, потому как почуяли запах, гнилостный душок зоны. Это мы с тобой рассуждениями занимаемся, а они ведь реально только что почувствовали всю серьезность своего положения. Тюрьма, суд, зона — и все, считай, на этом нормальная жизнь нормального человека закончена. А я думаю, они все-таки нормальные ребята. Аранский подошел к столу Кордыбаки: — И что у нас теперь получается по картинкам твоим? — Да все тоже. Убил четыре человека, зачем, почему, нет ясности. — Почему нет, — Аранский сел на стул. — Буду говорить, а ты можешь дорисовывать. Думаю, так. Насколько нам известно, Коллекционер поехал на Святошинский рынок за оружием. Там он встречался с Букетом, это известно точно, есть свидетель. Очевидно, договорились они и через час встретились в электрощитовой, где Коллекционер и уложил Букета вместе с напарником из купленного пистолета, предварительно отметелив их. Почему он так поступил, не могу сказать, только предположения, то ли деньги решил сэкономить, то ли свидетеля убрать, а может, и то и другое. — Хорошо, а оружейная мастерская, их-то за что? — Мастерская… — Аранский задумчиво достал из пачки сигарету, но нюхать не стал. — Изначально Олег направил его не к Букету, с Букетом он не был знаком, если ему верить, а в мастерскую, значит, приехав на рынок, Коллекционер сначала зашел к оружейникам. — Те отказали. — Возможно, Валя. И он стал искать другие варианты, там же, на рынке, и, можно сказать, повезло, каким-то образом вышел на Букета. — Тогда зачем убил оружейников? Они ведь не были свидетелями сделки, ну интересовался кто-то, это же не повод убивать? — А здесь вопрос, — Аранский понюхал сигарету и положил ее обратно в пачку. — Но убиты все четверо, и из одного оружия. Даже гильзы не забрал. — Получается, пока на этом все, тупик, немногое прояснилось, — Валентин не знал, что еще дорисовать или куда поставить стрелку. — Кстати. А Петровка? Там ведь, предположительно, пятьдесят на пятьдесят, то же самое оружие фигурировало. — А здесь, если принять за факт то, что оружие одно и то же и Коллекционера это рук дело, все как-то на свои места и становится. — И как? — Смотри, Валя, что я думаю по этому поводу. Изначально все началось с Петровки. Видно, немалые суммы проходили через менялу, и убийца об этом знал. Продумал план, но остановка была за оружием. Начались его поиски, которые затем закончились событиями на Святошинском рынке. Даже по хронологии получается, сначала Букет с приятелем, оружейники в киоске и только через три дня на Петровке меняла с супругой, причем все жертвы убиты выстрелом в голову, назовем это вроде как один почерк. Теперь дорисовывай свою схему. — Да… — Валентин покачал головой. — Коллекционер этот людей убивает, прямо как дрова рубит. — А что, так на схеме своей и отметь — Дровосек. Никакой он не коллекционер, фигня все это, повод для поиска оружия. Будем называть его для ясности — Дровосек. Валентин посмотрел на часы. Аранский понял и согласился: — Да, ты прав. Голова уже не варит, пора закругляться. Они вышли на улицу. Вот и день пролетел, стемнело, и не вечер был уже вовсе, а ночь, ну, начало ночи. Вот что касалось ночи, то она еще вся была впереди, и это Валентина радовало. И не только. От мысли этой как-то и усталость, накопившаяся за день, отступала, и настроение поднималось, и проблемы трудовые уходили на второй план, теплело по всему организму, а где-то в глубине еще и таяло. Валентин повел носом, нет, теплело не оттого, просто ветерок повеял южный, ласковый, приветливый, обнадеживающий — все-таки наступала весна, и уже вовсю. Подошли к белой «сонате». — Может, подкинуть? — Аранский открыл дверь машины. — Или ты на своей?