Мы и есть на самом деле овцы – не способные даже заблеять в знак протеста. Постантропам нечего беспокоиться за свой курдючный скот. Бараны – не поднимут пастуха на рога. Я увидел: за деревьями – какие-то люди. Бесцельно слоняются взад и вперед, как неприкаянные. Сообразил: это – укушенные. Нелюди отравили их своей слюной – и больше не тронули. Укушенные!.. Вот кому – и правда нечего терять. Если б они только захотели – избавили бы нас из постыдного плена. Голыми руками передушив конвой. Раз тебя уже укусили – с чего бы и не отомстить врагу напоследок?.. Но – увы. Я понимал, что развлекаюсь ребяческими мечтами. Бледными призраками – крадутся укушенные меж деревьев и кустов. Несчастным плевать на все и на всех – включая нас. Они сейчас пытаются примириться с мыслью, что скоро превратятся в упырей. Что с круп и рыбных консервов перейдут на рацион из людского мяса. И никаких претензий на геройскую!.. Вытравить из человека рабский, овечий дух – не помогла бы и волшебная палочка. Мусорная аллея закончилась. На обочине пустой трассы – два автобуса. Красный и синий. Тонированные стекла. Двери – открыты. Нелюди подняли вой, запихивая народ в салоны. Клубами дыма – скользили по небу жирные свинцовые тучи. Ветер – крепчал. Дождь – усиливался. 55.Мясом наружу Мимо проплыли деревья Острова. За ними – начался пустырь с горами щебенки. Обломками бетонных плит. Влага дождя размазывалась по внешней стороне затемненного стекла. Ближе к окну сидела Аиша. Белая, как мел. Губы – плотно сжаты. Я видел: ресницы у нее трепетали. В мрачном салоне красного автобуса нас было человек пятьдесят. Все аккуратно распределены по местам. Точь-в-точь туристы, которые едут на экскурсию. В узком проходе между рядами сдвоенных кресел – застыли пять охранников-упырей. Шестой постантроп – крутил баранку. Впрочем – мне видна была только его макушка. Куда нас везут?.. Пустырь закончился. Поднялись высотки – с глазами-окнами и пастями подъездов. Сквозь мглу ненастного дня – тускло горели уличные фонари. С Оленьим Островом мы расстались – по всей видимости – навсегда. Углубляемся в железобетонные городские джунгли. Аиша и я – возвращаемся в мегаполис после более чем двух месяцев отлучки. В салоне висело молчание. Никто из пленных не решался обронить и словечка. Боялись дразнить душегубцев-конвоиров. Рокотал мотор. Гудел за бортом город. Фыркал время от времени какой-нибудь из упырей. Больше – никаких звуков. Я сам не заметил, как погрузился в странное забытье. Непричесанные мысли захлестнули меня с головой. Я думал о том, что – в общем – нет ничего удивительного в легкой победе нелюдей над людьми. Это не происки дьявола. Не часть пресловутого «божественного плана». И даже не вышедший из-под контроля уродливый эксперимент военных. Мы имеем дело всего лишь с естественным ходом вещей. Быть может, когда-то наша зеленая планета и была славным угодьем для хомо сапиенса. Но с течением эр и веков что-то пошло наперекосяк. Уважаемый в обществе отец семейства – ни с того, ни с сего пускает себе пулю в лоб. Балованный отличник – гордость родителей и учителей – наркоманом кончает дни в заплеванном подвале. Пенсионерка продает квартиру, чтобы все деньги пожертвовать в кассу изуверской секты. Гробы и молоко дорожают. Матери не понимают дочерей. Влюбленные – разбегаются. И обязательно в какой-нибудь «горячей точке» гремит война. Несть числа людским проблемам. У каждого – свои беды и тараканы. Не сыщешь почти никого – кто по правде был бы доволен своим куском вселенского пирога. Захваченным местом под солнцем. Удравший в горы чокнутый буддийский монах да отдельные завсегдатаи психбольницы – составляют редкое исключение. Мы плохо вписываемся в мир – нами же вроде и обустроенный. В свою собственную упадническую цивилизацию. Не значит ли это – что мы обречены подвинуться?.. Уступить трон царя природы кому-то другому?.. И тут-то на театральных подмостках и появляется постантроп. Цивилизация с его приходом не погибла. Она только обнажила свои мерзостные внутренние язвы. Вывернулась наизнанку. Мясом наружу. – Гляди…– Аиша потянула меня за рукав. Один из конвоиров гневно скосил на нее желтый глаз. Чем – к счастью – и ограничился. Мы ехали знакомой улицей. Я увидел белый куб бистро. Того самого бистро, в котором работала Аиша – в напарничестве с несчастной Лосихой. Куда же нас все-таки везут?.. Во мне шевельнулось подозрение. Чтобы тотчас сбыться. Автобус остановился возле стеклянной башни БЦ. 56.Холод и страх Нелюди вытолкали нас из салона. Под угрюмое небо, колючий ветер и хлещущий дождь. Скоро с нами перемешался народец из подъехавшего следом синего автобуса. Всех нас трясло от холода и страха. Я не отпускал Аишину руку. А сам – как зачарованный, глядел на громаду БЦ. Меня не пугало сейчас, что на-днях я буду укушен или съеден. Меня убивало уже то, что я вновь оказался здесь. Под этими проклятыми прозрачными стенами. - Я… Я ведь… - мои язык и губы упорно отказывались шевелиться. - Да. Ты работал в этом БЦ… - вспомнила Аиша. Я едва уловил ее слабый голос. Изможденная, она оперлась о мое плечо. Дождевые брызги – чуть поблескивали на ее темных волосах. Стеклянный лифт, в котором я мчался сквозь кишащие офисным планктоном этажи. Столовая, где кормили невкусной солянкой. Хромая докторша, на моих глазах превратившаяся в упыря. Добрый Пончик, забитый гендиректору на мясо… Все было недавно – всего лишь в июле. Но пусть прошло бы и десять, и десять тысяч лет. Память о той собачьей работе – из меня каленым железом не выжечь. Мне захотелось вдруг расплакаться, как ребенку. Удариться башкой об асфальт. Конечно: по меркам эпохи постантропов – ничего выходящего из ряда вон на фирме не творилась. Не психани я после гибели Пончика – так бы и остался при своих непыльных вахтерских обязанностях. Привыкал бы и дальше к порядкам, которые учреждены людоедами. Но то, что дерьмовые вещи не кажутся «из ряда вон» - это беда почище самого дерьма. Я вспомнил: собеседовала меня наборщица персонала Крайта. Под ложечкой засосало: я понял, что как раз из-за Крайты так не хочу возвращаться в БЦ. Мне боязно с нею вновь пересечься. Я много всего нахлебался. Запредельного, как фантазии братьев Гримм. Но худшим моим кошмаром была и осталась рекрутерша Крайта. Хотя я по-прежнему не понимал – в упор не понимал!.. – что такого дьявольского в кукле с ресепшена. Мерзнуть под ветром и дождем пришлось недолго. Нелюди направили пленную массу в разъехавшиеся двери БЦ. 57.Стеклянный гроб БЦ. Вестибюль. Нас набилось, как шпротов в банку. Яблоко не упадет. Как рябь по поверхности озера, побежало по толпе какое-то шевеление. Я не сразу сообразил, в чем дело. Упыри стаскивали с пленников одежду!.. С женщин и с мужчин – без разбору. Половина народу – красовалась в одном белье. Я чуть не задохнулся от унижения и гнева. Постантропам мало нас победить. Они над нами глумятся!.. Да, я заранее знал: вернее всего – чудовища нас съедят. Вполне логично нас перед этим раздеть. И все равно – во мне бунтовало попранное достоинство. Ладно бы я всем продемонстрирую свою скелетную худобу. Но Аиша… Глаза моей девочки стали, как у пойманного в силок олененка; щеки пылали. Маленькая грудь под бюстгальтером – поднималась и опускалась. Казалось: Аиша вот-вот потеряет сознание. Сердце мне будто искромсали ржавыми ножницами. Но я ничем, ничем не мог Аише помочь. Только крепче прижимал к себе. Старался заслонить от посторонних взглядов. Впрочем, вряд ли кто-то пустился в грязные фантазии насчет Аиши. Люди были напуганы и раздавлены вконец. Молодые парни – не хуже детей и женщин глотали слезы и сопли. А для упырей мы все были только мясным скотом – без различия возраста и пола. Как бы желая сэкономить постантропам время – пленники сами вылезали из одежек. Полуголые, разутые – мы по щиколотки утопали в месиве юбок, брюк, вязаных свитеров, курток, пальто, ботинок туфель. Ужас, до какого позора дошел изобретатель колеса – пресловутый «человек разумный». Давка заметно рассасывалась. Упыри выхватывали из толпы человек по пятнадцать. Утрамбовывали в лифт. Увозили. Возвращались за новой партией. Очередь добралась и до нас с Аишей. В лифте меня прижало к стеклу. Кабина поплыла вверх. Проехали два или три залитых электрическим огнем этажа. Я увидел: за компьютерами торчат довольные жизнью клерки. Не постантропы – наши братья хомо. Развалились в креслах, гоняют кофе и чай. Заедают соленым печеньем и сладкими плюшками. Клыкастых образин среди белых воротничков я заприметил от силы две или три. Те были – бездельникам сапиенсам в укор – усердные рабочие пчелки. Глазища – уткнуты в монитор, пальцы – долбят клавиатуру. Картинка точь-в-точь такая, что и летом. Когда я впервые притащился в БЦ. Мне и тогда приходили на ум пчелы и трутни. Хуже, чем зубная боль, меня скорчила очевидная мысль: для офисных любителей десерта мир так и не изменился. Ровно сидят на попе, делят с постантропами кабинеты. Что и погубило род Адама: умение набивать желудок ватрушками, пока твоего брата волокут на убой. Другие этажи окутывал полумрак. Людей здесь не было. Да и упыри – не обязательно сверкали оловянными глазищами. Зато – белели штабеля черепов и костей; мясо уже содрано и унесено. Или – разложены по квадратным столам отрубленные головы, ноги и руки. Закованные в корку запекшейся крови. Стеклянный гроб лифта – летел как сквозь многоярусный ад. Но если у Данте худшие круги загробного царства занимали самый низ – то у нас получалось наоборот. Мы ехали вверх – и каждый этаж внушал больше ужаса, чем предыдущий. Аиша не поднимала лица с моей груди. Женщины и мужчины вокруг нас – или всхлипывали, или в голос рыдали. Некоторые – обреченно, затравленно застыли и почти не дышали. Пусть клерки-хомо и жуют свои чипсы в той же, что и в июле, верблюжьей манере. Но за истекшие месяцы БЦ все-таки преобразился. Превратился в какую-то цитадель постантропов. Кабина остановилась. Открыла алюминиевые двери. Я вдруг угадал, на каком мы этаже. На семнадцатом, черт побери!.. На семнадцатом!.. Тот самый этаж, на котором я и просиживал задницу в скромной должности вахтера. Я чуть не подавился горьким, как волчья ягода, смешком. 58.Клыкастая королева Этаж тонул в серой мгле. Лампы под потолком – погашены. Нам навстречу – зажглись две пары желтых глазищ. Выставились белые сабли-клыки из двух пастей. Я признал старых знакомых – неразлучный дуэт сторожевых упырей. Оба монстра и сегодня были в пятнистой униформе сотрудников охраны. Нас – пленников – построили в колонну по двое. Я и Аиша – намертво сплели пальцы. Не дай бог – нелюдям взбрело бы в голову отделить мою девочку от меня!.. Откуда-то из сумрака коридора прилетел визгливый голосок: - Ой, чую!.. Чую!.. Где там мои милые овечки?.. Идите скорее!.. Мамочка вас не обидит. И следом – рев и хрюканье не одного десятка упырей. Аиша и я – обменялись тоскливыми взглядами. Да и все пленники – сильнее прежнего растерялись и сникли. Не вопли и хрипы нелюдей всех напугали. (Кому не были привычны гнусные звуки из глоток монстров?..) Но – фальцет самозваной мамочки. Будто царапающий по стеклу. Человечий, членораздельный. И все равно – пробирающий насквозь.