Я смотрел, не отрываясь. Впервые на моих глазах, люди делали что-то против упырей. Телячий восторг меня, впрочем, не захлестнул. Атака удалой четверки была все-таки шутовская. Ребятки и оружия никакого не держали. Вся амуниция – рюкзаки за плечом. Один из парней отбежал подальше. Бросил свой рюкзак на землю. Открыл. Четверка похватала из рюкзака странные овальные снаряды. В упырей полетел гнилой картофель. Оскорбленные монстры захлебнулись воем. Сплошная масса нелюдей – завидная мишень. Картофель ударял по лбам и рылам. Одному людоеду корнеплод заткнул оскаленную пасть. Силясь уйти из-под обстрела, неповоротливые монстры толкали друг друга. Еще громче выли от ярости. Внезапно – все заглушила сирена. Дико взвизгнули тормоза. Откуда-то вырулила патрульно-полицейская машина. Во всем блеске обмундирования, из машины выпрыгнули стражи порядка. Метатели картофеля – сейчас же рванули прочь в переулок. На бульваре остался я, с разинутым ртом. - Руки за голову!.. – полиция взяла меня в кольцо. Я стоял, мало что соображая. Один полицай стукнул меня резиновой дубинкой по голове. Я вырубился. 17.Вепрь Отделение полиции. Меня долго и беспощадно били. Кулаками под ребра. Дубинками по голове и спине. Топтали тяжелыми сапогами. Время от времени подходил какой-то особо важный полицай. Он гасил о меня сигарету – и орал, орал. Винил меня то в нарушении моральных норм, то в терроризме. Клялся из-под земли откопать моих подельников. Грозные тирады полицейского босса едва пробивались в мое сознание. Я совсем обезумел от побоев. Под конец – снова отключился. Хотел бы вам сказать, что на грани между жизнью и смертью я повидал ангелов или чертей. Но нет: ничего такого не было. Очнулся в полумгле. Подо мной заскрипело железо неудобной койки. Толком огляделся не сразу. Все тело – страшно болело. Стиснул зубы, чтобы не хныкать. Ощупал себя. От макушки до пяток – я был покрыт ссадинами и синяками. Родная полиция обработала меня на пять с плюсом!.. Что хуже всего: кроме семейных трусов, на мне не было никакой одежды. Вместе с брюками и рубашкой канули в неизвестность паспорт, бумажник, связка ключей, сотовый телефон. На соседних койках угадывались завернутые в одеяла тела. Ближе всех ко мне находился под капельницей сморщенный старичок. Он казался не живее восковой куклы. Из дальнего угла раздавался чей-то конский храп. Итак, я в больничной палате. Хорошо еще, что после стольких истязаний в участке я не загремел прямо в морг. С койки под окном донеслась возня. Из-под скомканного одеяла вылез тощий бледный парень. Меня зависть взяла: он был в каком-то подобии пижамы. Парень улыбнулся мне: - Как самочувствие?.. Ты много шуму наделал, бродяга!.. Он сделал несколько шагов от своей койки. Я – превозмогая боль, кое-как свесился со своей. Над не подающим признаков жизни старичком – мы потрясли друг другу руки. - Много шуму? – переспросил я. – Ты про что, друг?.. Худой парень звонко рассмеялся: - Вчера весь корпус про тебя судачил. Еще бы!.. Тебя ведь из полиции привезли. Наполовину мертвого. Говорят, ты сражался с людоедами. А я ведь знал, что в городе теплятся очаги партизанского сопротивления!.. Я все меньше улавливал, о чем речь. Чтоб вконец не запутаться, перебил тощего парня: - Не, дружбан. Ты объяснил бы все по порядку. Тебя как по имени?.. Парень ответил гордо: - Вепрь. Так меня и зови. Мое боевое прозвище. - Пусть будет Вепрь, - развел руками я. – Ты извини, но ни про какие очаги, которые теплятся – я не в курсе. Если честно, я и на упырей не нападал. Просто глядел с раскрытым ртом, как четверо ребяток швыряют в постантропов гнилой картофель. Полицаи тех молодцов не поймали. Ну и сцапали меня. Наверное, для отметки в рапорте. - Хм… - ненадолго задумался Вепрь. – Ну конечно. За партизанскую акцию ты побоями бы не отделался. Торчал бы пять суток в обезьяннике – или что похуже. А бомбардировка овощами - типично наш способ атаки. Ты видел кого-то с Острова. Я вновь развел руками: - Ты все равно что по-китайски говоришь. Остров?.. Мы, вроде бы, на материке. - А в лесопарке Олений Остров ты не бывал? – уточнил Вепрь. Про Олений Остров я кое-что слышал. Зеленым полукольцом лесопарк охватывает юго-западные районы мегаполиса. Один толстый менеджер с моей предыдущей работы – часто выбирался на Остров. Лопал с друзьями шашлыки, гонял пиво. Фанат вкусной и здоровой пищи уверял: в дебрях лесопарка и в самом деле водятся олени. Но вот что рассказал Вепрь. На Острове прячутся не одни парнокопытные – но и хомо. Кому жутко делить город с клыкастыми зомби – отселяется в лесопарковую глушь. Еще в середине июня на Острове разбили палатки вегетарианцы, защитники природы, антифа и субкультурная молодежь. Человек под двадцать убежденных врагов людоедства. Но поголовье постантропов дикими темпами увеличивалось. Все больше людей понимало: завтра укусят или сожрут не дядю Васю, а тебя. Самый пестрый народец потянулся на Олений Остров. Лагерь до сих пор обрастает палатками, вагончиками, шалашами. Раньше многих других прихлынули нищие и бомжи. Прикочевал с кибитками цыганский табор. Нашлось место целой общине религиозных сектантов, которые с утра до утра поют молитвы под руководством собственного гуру. С тяжелыми чемоданами, на авто – прикатывают и зажиточные семейки. Основатели лагеря – идейная молодежь – среди такой разношерстной публики просто-напросто затерялись. Все, что осталось борцам за экологию и справедливость – перекипать в собственном соку. Выдумывать друг другу животные имена: Вепрь, Суслик, Змей и т.п. Совершать вылазки в город – по мелочи пакостить упырям. Именовать такие рейды партизанской войной - герильей. А себя – партизанами. Вепрь излагал сумбурно. Я так и не понял: откуда лагерные поселенцы берут еду?.. Не на оленей же охотятся!.. Но главное – я услыхал добрые вести. Остались на Земле благоразумные люди!.. Вепрь сказал: беженцев в лагере – пара тысяч. Куда больше, чем ноль!.. Трезвые головы оставляют работу и дом. Прячутся от упырей в лесопарк. Пусть пассивное – но сопротивление!.. Мне хотелось задать Вепрю миллион вопросов. Но, как я уже говорил: полиция работала дубинками от души. Меня скрутила слабость. Вепрь угадал: я не в силах ворочать языком, но рад буду слушать. С удовольствием он принялся хвастать своими партизанскими подвигами. На пару с боевым товарищем Сусликом, Вепрь отважно шляется по городу. Герильос удаляются на много километров от лесопарка. Малюют на стенах антилюдоедские лозунги, типа: «Мы вам не бифштексы!». Подбирают по свалкам обглоданные упырями человеческие кости – чтоб отнести на Остров и с честью похоронить. Иногда с Острова выдвигается целый партизанский отряд. Во встречных постантропов летят гнилые овощи и тухлые яйца. Я диву давался: даже в порченых продуктах питания в лагере недостатка нет. В одном из рейдов Вепрю крупно не повезло. Парень отстал от товарищей. Вдобавок, повредил ногу. Вепря подобрали работники клиники, к воротам которой партизан случайно приковылял. - Собственно, вот я и здесь, - присовокупил Вепрь. – И нога уже не болит. Э, да я и не в такие передряги влезал… Голос команданте убаюкивал. Уронив голову на подушку, я храпанул. 18.Лирика от Вепря Я проснулся от яркого блеска ламп. Опять противно заскрипела койка. Вижу: роговые очки, белый халат, красновато-рыжая бородка. Улыбаясь во все зубы, меня тормошит доктор. Точь-в-точь Айболит – только еще не старый. На груди у него серебрилось что-то вроде круглого значка. - …Горазды вы подушку мять!.. Петухи, так сказать, давно пропели. Чего дрыхнете, как слон?.. В ответ я учащенно заморгал. Айболит достал неврологический молоточек. Треснул мне по колену. Я чуть не взлетел под потолок. Айболит хихикнул. - Я ваш лечащий врач. До обеда вас пригласят ко мне в кабинет. Будьте здоровы!.. Тряхнув рыжей бородкой, доктор ускакал по своим делам. За окнами палаты туманилось утро. Вепрь сидел укутанный в одеяло. Глядел на меня. - Видал у докторишки значок?.. – партизан скривился от зевка. – Собака из волонтеров. Ухо держи с ним востро. Кстати: как твои синяки?.. Я все разом вспомнил. Нож повара-упыря, занесенный над голым Пончиком. Сердце и легкие на подносе. Ревущий поток голодных людоедов. Витрины с трупами. Удары полицейских дубинок и сапогов… И среди всей этой жути я оставил мою Аишу одну!.. Пришла медсестра – бросила мне пижамку. Того же, что у Вепря, фасона. Следом кухонная разносчица прикатила на тележке завтрак. Как робот, я глотал жиденькую кашу – ложку за ложкой. А в груди у меня мучительно ныло.