– Мисс Дентли, – поправила она. Олливан проклял небеса. Они что, все разом решили наказать его? Он повернулся ко Льву. – Тебе нужен был один избиратель, – медленно произнес он, – и лучший человек, которого ты мог придумать, чтобы попросить о помощи, была… Мисс Дентли? Последние два слова он адресовал Сибелле, и она с вызовом расширила глаза. – На самом деле я сама вышла на них, – сказала она с певучими нотками в голосе и тряхнула волосами. Земля и звезды, Олливан ненавидел ее. – Около месяца назад Ян Ленникер загнал меня в угол и в полном смятении спросил, кому я рассказал о той ночи с женщиной-телепатом. Помнишь такой случай? Олливан проклинал себя. Конечно, он помнил, что Сибелла была там, он просто не подумал, что Ленникер перепроверит, действительно ли его шантажировал юноша из другого измерения. – Сибелла пришла к нам и сказала, что знает, чем мы занимаемся, – пристыженно сказал Лев. – Только… – Только она не знала, – закончил Олливан, уже видя, к чему это ведет. Была причина, по которой они когда-то были неразлучны. Своенравность Олливана и Сибеллы доставляла всем неприятности, но, в конце концов, для нее это было лишь этапом, в то время как для Олливана – призванием. – Но узнала, как только Лев и Вирджил оказались достаточно любезны, чтобы подтвердить мои подозрения. Она надула щеки. – В чем проблема, мистер Симс? Всего лишь маленький шантаж. Ты же его так любишь. Олливан скрестил руки на груди, чтобы она не видела, как он сжимает кулаки. Если бы Сибелла Дентли получила хоть малейший намек на то, что действует ему на нервы, унижение было бы настолько острым, что он мог бы с таким же успехом отправиться прямиком обратно к порталу. – А теперь ты секретарь Общества. Она просияла. – Разве ты не собираешься поздравить меня? – Поздравляю. Я надеюсь, ты знаешь, что едва ли у тебя будем много работы. Быть президентом Общества молодых одаренных чародеев для меня – средство достижения цели, и я планирую относиться к этому так и никак иначе. – О, – тихо сказала она, подходя очень близко, так близко, что Олливан мог видеть зеленые искорки в ее карамельных глазах и вдыхать цветочный аромат ее духов. – Я боюсь, что все пойдет не так. Видишь ли, в конце твоего срока я буду иметь право баллотироваться на пост президента. Чем успешнее будет мое пребывание на посту секретаря, тем больше у меня шансов на победу. И я выиграю, Олливан. Все, что ты сделаешь, чтобы помешать этому, приведет к тому, что ты отправишься обратно в Иной мир прежде, чем успеешь сказать «пищевое отравление». Вероятно, Лев и Вирджил отправятся с тобой. В хартии, возможно, ничего не говорится о шантаже, но в ней совершенно ясно говорится о давлении на избирателей. Поэтому я предлагаю тебе прямо сейчас поставить себе цель стать самым безупречным президентом, которого когда-либо видело это Общество, и делать в точности то, о чем просит тебя твой секретарь. А теперь прошу отойти, ты опираешься на мой стол. Мало что могло по-настоящему испортить настроение Олливана этим вечером. Перспектива работы с Сибеллой Дентли – усердной работы, сопровождаемой угрозой разоблачения, – стала одной из таких вещей. Все волшебство и покой президентского убежища исчезли; это была клетка, которую ему предстояло разделить с ней. И ему не выбраться из нее так быстро, как бы ни хотелось. Когда они втроем выходили из комнаты, Сибелла снова заговорила. – Закрой за собой дверь. Его друзья ничего не поняли, но Олливан в ужасе обернулся. Сибелла мило улыбалась ему, но в ее взгляде он видел яд. Она точно знала, что сказала. Это были те же забытые звездами слова, которые она произнесла в ту ночь, когда разбила ему сердце. – Где моя книга? Может, Эстер обращается к тебе, но твои глаза проделывают дыру в шахматной доске, а все твое тело напряжено от предвкушения. – На столе у окна, – говорит Файф, затаив дыхание. На столе за диваном, где прячется Гедеон. Ты осмеливаешься поднять глаза только тогда, когда она, ничего не подозревая, пересекает гостиную. Гедеон идеально подгадал время, чтобы выпрыгнуть в облике рычащего льва. Это пугает тебя и приводит в ужас Эстер, которая от испуга превращается в тигрицу. Секунду спустя они оба становятся людьми, а на ковре лежит разбитая лампа. Никто не дышит. Розыгрыш испорчен. Затем сидящий на другом конце шахматной доски Илиус ахает. Нет, смеется. Файф начинает смеяться следующим. Когда Эстер присоединяется, ты понимаешь, что все хорошо. – И ты, Кассия! Ты была в этом замешана? Ты была. Новенькая, тихая, неуверенная в себе чародейка – и уже сообщник. Эстер с улыбкой ругает тебя и хлопает по руке, и тебе кажется, что ты раздуваешься до размеров тигра. Глава 10 Это был один из тех семейных ужинов, что заставляли Кассию задумываться, почему она вообще когда-то так жаждала вернуться домой. Все пятеро неловко ковырялись в еде: Кассия, ее мать, дедушка, Олливан и – по неизвестным причинам – Гейл Гарнер. Еще более озадачивающим, чем его присутствие, было то, насколько довольным он казался своим пребыванием здесь. Он продолжал ловить взгляд Кассии и посылать ей улыбки с другого конца стола. Но это не так смущало, как кипящая ярость, сжигавшая ее с дедушкиного конца стола. Если бы она была Олливаном, то не смогла бы этого выдержать. Но ее брата никогда не волновало, что о нем думают. – Но как ты проводил кампанию, не имея доступа к избирателям? – спросила Алана, явно восхищенная и не пытающаяся этого скрыть. Если бы Кассия сжала челюсти еще крепче, они бы лопнули. Прошел день после выборов, что, по ее мнению, было достаточным временем, чтобы перестать говорить об этом. Олливан откусил от своей порции и ответил с набитым ртом. – Лев и Вирджил занимались коммуникациями за меня. Они проделали абсолютно блестящую работу, и я не мог бы гордиться больше. Дедушка, тебе следует подумать о том, чтобы нанять их в свой отдел пропаганды. Джупитус поднял глаза с таким видом, как будто только что здесь оказался. Кассия тоже пыталась не обращать внимания на Олливана, пока тот разглагольствовал, но сегодня вечером у нее это не получилось. Его присутствие все еще было слишком раздражающим. Вчера она думала о своем брате только как об отголоске прошлого своей семьи. И вот теперь он здесь, прямо за обеденным столом верховного чародея. – А твоя политическая программа? – спросила Алана. – Она, должно быть, необычайно убедительна. Я не помню, чтобы вписанный кандидат когда-либо побеждал на президентских выборах, не так ли, отец? Джупитус ничего не ответил. – Политическая программа, – повторил Олливан, задумчиво жуя. Он потянул за рваный шрам, который, как бритва, пересекал одну его щеку от глазницы до челюсти. Он получил его в драке, той самой, которая, как говорят, сделала его убийцей. Когда Кассия покидала Странствующее Место прошлой ночью, то слышала, как Кива Медиова со смешком сказала, что это придает ему опасный вид. – О, ты знаешь, все как обычно. Побольше вечеринок и до краев заполненный бар. Возможности познакомиться с важными людьми. То, что действительно важно для членов Общества молодых одаренных чародеев. Кассия слишком сильно стукнула своим бокалом с вином, и все повернулись, чтобы посмотреть на нее. Гейл потянулся за графином, стоявшим между ними. – Позволь мне, – сказал он, наполняя ее бокал. – Не пей слишком много, Кассия, – рассеянно сказала Алана, поворачиваясь обратно к Олливану: – И управляющие твоей кампанией сделали все это так, чтобы об этом не узнало все Общество? Как? Почему? – Разве это не очевидно? – сказал Джупитус, и в его голосе послышалось рычание. – Чтобы у нас не было шанса остановить его. Алана, казалось, взяла себя в руки и, сжав губы, кивнула. Тем не менее она не сводила глаз со своего сына. Сама того не желая, Кассия заговорила. – Ты счастлива, что он дома, – ошеломленно сказала она. Она перевела взгляд с матери на Олливана и обратно. – А ты нет? Олливан попытался сердито посмотреть на нее, но Кассия наблюдала за своей матерью, которая бросила на нее быстрый взгляд и вернулась к еде. Кассия была свидетельницей того года, что предшествовал изгнанию Олливана, и видела, через что он заставил пройти их мать. Крики в четыре утра, когда он приходил домой с разбитыми губами и расширенными зрачками. Обвинения от друзей и коллег – людей, которые понадобятся, чтобы поддержать ее притязания на должность верховного чародея, – что ее сын вломился в их дом или испортил вечеринку. Теперь он хитростью избежал наказания, которое вполне и по-настоящему заслужил – на которое согласилась их мать, – и Алана была не только впечатлена, но и рада этому. Они могли ссориться, он мог причинить ей боль, пристыдить, угрожать наследию их семьи, убить кого-то – и все же не существовало ничего, что заставило бы потерять ее любовь. И возможно, именно такой и должна быть материнская любовь, но Кассия этого не понимала. – Кассия, никто из нас не хотел, чтобы Олливана отправили в Иной мир. – Ты хотела сказать «изгнали», – огрызнулась Кассия. – Его не отправили в Иной мир, как меня отправили в Камден. Он был изгнан за… – И это расстроило всех нас. Алана повысила голос, чтобы прервать свою дочь. Гейл внезапно перестал улыбаться ей; он сосредоточился на своей тушеной моркови, как будто они все могли забыть о его присутствии, если он начнет вести себя достаточно тихо. – Но теперь твой брат вернулся. Это еще один шанс, и я со своей стороны готова дать ему эту возможность. Я хотела бы видеть, что ты того же мнения. – Слушайте, слушайте, – сказал Олливан, поднимая свой бокал в ее направлении. Кассия попыталась поймать взгляд дедушки. Он, несомненно, был бы союзником в этом деле. Но Джупитус, оставаясь таким же угрюмым, каким был весь вечер, ничего не сказал. Он сидел в тишине и размышлял. Возможно, чувствовал, что уже проиграл. И если бы он позволил чему-либо сделанному Олливаном разозлить его еще больше, это только показало бы, что именно внук обладает наибольшей властью. По крайней мере, в этот момент и в этой комнате. Что бы Кассия ни думала, ей следовало восхищаться смелостью своего брата за то, что он пошел против их деда.