– Спасаю тебя от этих женщин и от того лизания сапог, к которому тебя приговорил твой дед, – сказала она. – Ты простоял с ними больше часа. Олливан рискнул взглянуть ей в лицо и был поражен тем, насколько знакомым может казаться россыпь веснушек с такого близкого расстояния. Астролог не мог знать ночное небо лучше, чем Олливан знал веснушки Сибеллы. – Может, я наслаждался их обществом. – Ах, да, меня тоже завораживают воображаемые токсины. – Ты еще и подслушивала? – Не будь слишком польщен, – сказала она. – Я проходила мимо. И, зная тебя – радуйся, что я утащила тебя прежде, чем твоя кровь закипела. – Кипящая кровь пошла бы мне на пользу, тут прохладно, а я склонен к простуде. Ей не удалось сдержать смех, и Олливан, прежде чем смог сдержаться, улыбнулся в ответ. Его поза стала расслабленной; рука на ее талии была слишком уверенной. Он сразу же пришел в себя, бросив взгляд туда, где был Джупитус. Теперь он смотрел в их сторону. Он снова придал своему лицу безразличное выражение и вздернул подбородок. Сибелла хотела сказать что-то еще, но замолчала, заметив в нем перемену. Последовало молчание, и он не понимал, было ли оно вызвано его собственным беспокойством. Это была своеобразная пытка – он сомневался, что даже его дедушка смог бы придумать такую, – танцевать в неловком молчании с тем, с кем только что смеялся. Он мог ощущать холодное разочарование Сибеллы, но в этой ситуации он даже не почувствовал удовлетворения от того, что она вообще что-то испытывала по этому поводу. Ему страстно хотелось снова изучить ее веснушки, почувствовать все, что он чувствовал, когда в последний раз держал ее вот так. Вместо этого он, сам себя за это ненавидя, увеличивал дистанцию между ними. И, земля и звезды, он ненавидел своего дедушку. Джупитус отошел в другое место. Он разговаривал с одним из своих советников, и все же стоял боком, так, что краем глаза мог видеть Олливана. Ему нужно было покончить с этим. Он находил себе оправдания и… – Ты никогда не изменишься, да? Он снова посмотрел на Сибеллу. В ее глазах отражалась его собственная печаль. Но в то же время он увидел в ее взгляде обвинение. – Что, прости? Она печально улыбнулась. – Все так же, как раньше. Ты здесь, и в то же время где-то далеко. Твои мысли витают совсем в другом месте. Олливан отодвинулся подальше, чтобы полностью видеть ее лицо, пока будет объяснять, насколько несправедливым было ее обвинение. – Как ты можешь так говорить? Да, конечно, большую часть времени был поглощен своими книгами и открытиями, но, Элли, – он сделал паузу, осознав, как ее только что назвал, но она не стала поправлять, – когда я был с тобой, каждая частичка меня принадлежала лишь тебе. Всегда. Не смей говорить, что ты помнишь все по-другому. – Так было долгое время. Теперь уже взгляд Сибеллы стал отсутствующим. – Но я не смогла удержать твое внимание, так ведь? – Так было всегда, – снова запротестовал Олливан. – Пока не перестало быть. Она вгляделась в его лицо и, должно быть, ясно увидела замешательство. – Ты действительно не понимаешь, что я имею в виду, да? Ты даже не заметил, как отстранился. – Я никогда… Но она была права. Они сделали поворот, и над головой Сибеллы снова замаячило лицо его дедушки. Олливан почувствовал, как ярость закипает в животе. Забавно, это было так похоже на волшебство – на то, как оно ощущается в самом начале своего появления. Только вот Олливан в полной мере владел своей магией. – Все дело в этом, не так ли? – спросил он резко. – Вот почему ты меня бросила. Олливан всегда мог понять, когда дед блефовал. Алана стояла между ними, словно барьер, который защищал его от худшего, что мог сделать Джупитус. Алана была умна, популярна, у нее была поддержка во фракции, которую он сам же для нее и создал. Она была идеальной союзницей, но могла стать идеальной противницей, и Джупитус не был настолько глуп, чтобы думать, будто его люди не начинают обращать на нее внимание. Особенно сейчас, когда к нему подкрадывается старость. Он нуждался в поддержке своей дочери, и был только один способ потерять ее навсегда: угрожать ее детям. Да, были обстоятельства, при которых он мог потерять больше, чем ее поддержка, – например, будущее Харта, если другие лидеры фракций узнают о его торговле на черном рынке, но пока Олливан угрожал только своей и так незавидной репутации, Алана была надежной защитой своего сына. За несколько месяцев до изгнания Олливана Джупитус нашел решение. Он начал угрожать Сибелле. Это было так просто. Так надежно. Однажды утром верховный чародей вызвал Олливана в свой кабинет и с улыбкой на лице приказал прекратить доставлять ему неприятности, иначе с Сибеллой Дентли случится несчастный случай. Он постоянно избавлялся от неудобных людей. На фоне всего остального эта девушка из семьи среднего класса была ничем, и однажды ночью по дороге домой могла бы поскользнуться и упасть в реку. Это было чересчур. Как он смеет даже думать о том, чтобы использовать против него Сибеллу? Он не мог позволить ему победить. Должна была существовать лазейка, уловка, потому что Олливан был много умнее своего деда. И никакая грубая сила не могла заставить его уступить. Ему просто требовалось время. Время подумать и составить план; время рассмотреть все стороны и найти слабые места своего деда. Время, когда Сибелла была бы в безопасности, и поэтому ее нужно было держать на расстоянии вытянутой руки. Если бы Джупитус посчитал, что их любовный роман закончился, то вновь лишился бы власти над Олливаном. Теперь он понял, что именно так он ее и потерял. Пока они продолжали кружиться по танцполу, она наблюдала за ним. Она ждала, что он что-нибудь скажет, и Олливан чувствовал, как его рот открывается и закрывается. Он пытается придумать объяснение, с которым смог бы смириться. Тогда он не смог вынести мысли о том, как Сибелла увидит, что старик его одолел, и не смог бы вынести этого сейчас. Не тогда, когда он знал, что решение просто недосягаемо. Он не мог сказать ей, что у него всего два варианта: увидеть, как ей причиняют боль, или отказаться от нее. – Элли, – прошептал он. – Почему ты не могла дать мне время? Она фыркнула. – Время для чего? Чтобы ты вдоволь насладился тем, чего тебе хотелось, прежде чем мы сможем быть вместе? – Нет. Ты покончила со всем, даже не дав мне шанса объясниться. – О, земля и звезды, никто никогда не позволяет тебе объясниться, не так ли, Олливан? Она выдернула свою руку из его и отступила. Они перестали танцевать. Теперь они просто стояли посреди зала и спорили. – Тебя просто все неправильно понимают. Почему бы всем просто не перестать жаловаться и не начать рыть? – Рыть? – Прорываться через все твои недостатки, чтобы докопаться до правды. Ты хоть представляешь, сколько усилий требуется, чтобы прощать тебя снова и снова? У Олливана закружилась голова. Джупитус исчез, уверенный, что между ними нет ничего, что можно разрушить. Но у него не было времени защищаться. Рядом с ними появился встревоженный официант. – Извините, что прерываю, мистер Симс, – сказал мужчина. Его голос был высоким от беспокойства. – Вы не знаете, где я могу найти мисс Симс? Это крайне срочно. Олливан пробормотал, что не знает, где его сестра, и отпустил мужчину, даже не взглянув на него. Его глаза безотрывно смотрели на Сибеллу. – О чем мы здесь на самом деле говорим? – сказал он тихим голосом, когда официант умчался. Она разочарованно покачала головой. – Неужели ты просто не можешь поверить, что я имела в виду именно то, что сказала? В тебе есть хоть немного самокритики? – Гайсман – это не моя вина, – продолжал он, игнорируя ее колкости. – Однажды вечером год назад я вышел из себя, но не думаю, что действительно хотел, чтобы заклинание когда-то пробудилось. Это была Кассия, но… – Я не могу тебе верить. – Но все же прости меня, Элли. Он договорил до конца, прежде чем она смогла бы и дальше его прерывать. Она остановилась, хотя Олливан не думал, что крайнее удивление на ее лице было полностью оправданным. – Что? – Прости, что оно причинило тебе боль. Я не позволю этому случиться снова. Он придвинулся к ней ближе. – Я собираюсь все исправить. Я обещаю. Сибелла смотрела ему в глаза с непроницаемым выражением лица. Через мгновение, которое, казалось, тянулось вечность, она покачала головой. – Как я уже говорила, Олливан, – сказала она тихим и печальным голосом, – ты никогда не изменишься. Она развернулась и пошла прочь. Олливан попытался последовать за ней – они не поняли друг друга, во всяком случае, он не понял, что произошло, – но кто-то преградил ему путь. Его руки сомкнулись вокруг его запястья. Это была инфорсер в золотом галстуке с золотой булавкой. На груди рядом с первой золотой булавкой висела и вторая. Элоди – одна из приближенных Джупитуса и по крайней мере еще двое позади нее. Это была целая эскадрилья. Танцы вокруг них прекратились, хотя музыка продолжалась. – Пойдем с нами, – сказала Элоди, и в этот момент остальные дружинники окружили его. Повинуясь инстинкту, Олливан попытался высвободить свою руку из руки одного из схвативших его инфорсеров, и тогда что-то пронзило его кожу. Он ахнул. На мужчине было кольцо с маленьким шипом – обычное приспособление для захвата пленных, которые могли сбежать, транспортировавшись. Чародей не мог переноситься, когда соприкасался с чужой кожей; второй человек заземлял их обоих. По опыту Олливана, шип должен был быть длиной в дюйм или около того, и сейчас он глубоко и плотно погрузился в вены на его запястье. Вырвись Олливан из хватки инфорсера, держащего его, и он сильно порежет себе вены. Его взяли в плен. Они провели его через бальный зал и на глазах у гуляк вывели за двери. – Это из-за моих танцев? Я знаю, что это не моя сильная сторона, но неужели все было так плохо? Никто не ответил, но держащий его за запястье мужчина потянул, и Олливан ахнул. На каменном полу позади него образовалась дорожка из капель крови.