– Я так устала. Твой голос срывается. Твои пальцы сжимаются вокруг хрупких лепестков змеиной кожи – твоего нового сокровища. – Я так устала желать, чтобы стать метаморфом. Глаза Эстер расширяются. – Земля и звезды, Кассия. Тогда остановись. Остановиться? С таким же успехом она могла бы окунуть тебя в ледяную воду. Это все, что ей могли дать в качестве утешения. Но, когда ты всплываешь на поверхность, правда остается. Ты не можешь сделать себя метаморфом. Но что ты можешь? Вы обе знаете, что нужно делать. – Обещай мне, если ты уйдешь, это не будет бегством, – говорит Эстер. – Не бегство, – говоришь ты, поглаживая большим пальцем свой новый экземпляр. – Новая кожа. Глава 40 Кто-то уже упаковал вещи Кассии. Два сундука – единственное, что она взяла с собой из Зоопарка, – ждали в холле, готовые отправиться с ней во второе изгнание. Все было так же, как в тот день, когда она приехала сюда, пятнадцатилетняя и почти задыхающаяся от надежды. Неужели с тех пор у нее не появилось ничего нового? Несколько волшебных книг, которые ей больше не понадобятся, и несколько платьев, которые она предпочла бы не носить. Казалось, словно любые следы ее присутствия здесь были стерты. – Экипаж будет здесь в назначенный час. Кассия развернулась. Ее мать стояла в дверях гостиной, держа в пальцах стакан с какой-то жидкостью. Она не смотрела Кассии в глаза. – Так говорит мне отец. Она никогда не называла его отцом, по крайней мере, при своих детях. Обычно это было «твой дедушка» или «Верховный чародей». Взгляд у Аланы был водянистый, глаза пустые. Кассия почувствовала жгучий укол вины и понадеялась, что ее мать выглядела так из-за выпивки. Она порылась в памяти, подыскивая, что бы сказать. – Ты ни в чем не виновата, – вот на чем она остановилась, чувствуя собственную слабость. Алана улыбнулась, но это скорее походило на гримасу. – Ты уверена, что не виновата? Кассия вспомнила ночь, которая, казалось, была целую вечность назад, когда она задержалась за этой самой дверью и слушала, как семья обсуждает ее. Знала ли Алана, что Кассия была там? Знала ли она мотив, который подтолкнул дочь отвергнуть как помощь, так и ее одобрение? Алана не стала дожидаться ответа. – Знаешь, когда я была в твоем возрасте, у меня был возлюбленный на Севере. Кассия удивленно выпрямилась. – Правда? Призрак? – Призрак, – подтвердила Алана, понизив голос до шепота и ухмыльнувшись. – А дедушка знал? Улыбка сползла с ее лица. Алана опустила глаза в пол. – Он узнал, да. Полагаю, я хотела, чтобы он это сделал. Не думаю, что мне действительно нравился этот мальчик. Он был немного занудным. Все, что мы делали, это катались в экипаже с открытым верхом по парку и пили чай. Ужасно старомодный. Я хотела поцеловаться под покровом лунного света. Кассия никогда не знала ее с этой стороны: веселой, энергичной. Было более логично, что она влюбилась во взбалмошного, безответственного отца Кассии. – Но это был тот год, когда отец начал всерьез готовить меня к тому, чтобы я стала его преемницей. Я исчезала со своим призраком каждый раз, когда должна была находиться на собрании инфорсеров. Вот в чем была проблема. Не в том, что я была с не чародеем. В том, что я не превращалась в то, какой он хотел меня видеть. Это была история, которую Кассия никогда не знала. – Но… ты сказала, что всегда хотела быть его наследницей. – Так и есть, – сказала Алана. Она вышла из дверного проема и бочком подошла к Кассии. – Но мне все равно пришлось оттолкнуться. Я проверяла его пределы. Это то, что должны делать такие дети, как ты и я – и Олливан, – найти границы нашей клетки. Алана была в клетке? Путаница противоречий захлестнула мысли Кассии. Ее мать была союзницей Джупитуса, особенно когда дело касалось ее и Олливана. Как она могла поддерживать деда, когда знала, каково это? – Что он сделал? – спросила она. – Когда он узнал? Рука Аланы скользнула вверх, чтобы коснуться изгиба скулы Кассии. Ее глаза остекленели. – Он избил меня. Кассия сглотнула. Стены клетки вокруг обеих, казалось, давили друг на друга. – Однажды вечером я вернулась домой с Севера, а дверь был заперта. Стражник у двери сказал, что они окуривают холл из-за паразитов и мне нужно воспользоваться входом на кухню. Когда я пробралась туда, на моем пути встали двое мужчин. Следующее, что я помню, как моя голова ударилась о стену. Она приподняла копну кудрей с одной стороны головы. Серебристый шрам пересекал линию роста волос над ее виском. – В тот день я получила свой значок. Они оставили его у меня на груди после того, как вырубили, на случай, если у меня возникнут какие-либо сомнения относительно того, что произошло. Она подошла ближе и сжала плечо дочери, и Кассия сморгнула слезы. Новая волна безнадежности захлестнула ее. – Я знаю, на что он способен, – сказала Алана, и так близко, что Кассия почувствовала запах спиртного в ее дыхании. – И я боюсь… Я боюсь того, что он сделает, если я попытаюсь узурпировать его власть. Я не могу так рисковать своими детьми. Я не унаследовала ни его мужества, ни его безжалостности. Ее голос стал таким тихим, что Кассии пришлось наклониться ближе. – Наша лучшая защита заключается в том, что он продолжает верить: я могу это сделать. Это единственный способ, который у меня есть, чтобы держать его в узде. Это единственный способ, который у меня есть… чтобы спасти моего сына. Ее лицо сморщилось, и она покачнулась. Так вот почему Алана пила; потому что Олливан был где-то в камерах под Палатами. Он был рычагом давления как на свою мать, так и на дедушку. Кассия хотела отстраниться, хотела убежать в свою комнату и запереть дверь, чтобы не видеть уязвимости матери. Но у нее больше нет комнаты, куда можно убежать, а ее матери вообще некуда идти. Стук подков и колес по булыжникам приближался к дому. Карета Кассии прибыла. Водянистый взгляд Аланы переместился на сундуки у двери, затем снова на нее, но уже с новой настойчивостью. – Он угасает, Кассия, – сказала она, снова впиваясь пальцами в плечо Кассии. – Ты понимаешь? Это не займет много времени. Она бросилась к ней и грубо поцеловала в лоб. – Просто подожди. И затем она ушла, вернувшись в гостиную, где превратилась в тень при тусклом свете свечей. Слуга уже заносил багаж в экипаж, как вдруг Кассия обернулась и увидела рядом с последним оставшимся сундуком еще кое-что: саженец розы в банке с землей. У нее оставался один из заранее приготовленных тренировочных экземпляров, которые она сделала перед своим злополучным посвящением. Принесла ли банку ее мать или служанка, которая упаковывала ее вещи и не знала, как еще поступить с банкой земли? Кассии это было ни к чему. Когда ее последнюю сумку доставили в экипаж, она пошла следом. Кассия замерла на ступеньках и задумалась о том, зачем берет его с собой. Возможно, она просто оттягивала судьбу, к которой шла. Возможно, хотела, чтобы что-то напоминало ей о том, что когда-то она была чародейкой в Харте. Она сосредоточилась на банке в своих руках, а не на доме, который покидала. Когда она вышла, дверь со щелчком закрылась. Кучер придержал для нее дверцу экипажа. Он был оракулом, поняла Кассия, и ее желудок резко сжался. Она даже не пересекла границу, а уже принадлежала им. Это заставило ее невольно остановиться, не в силах поднять ногу на ступеньку кабины. Мужчина-оракул, который до этого равнодушно шаркал ногами по булыжникам, вопросительно посмотрел на нее после этой паузы. Его голова и шея были обмотаны бинтами, по краям виднелись недавние ожоги. Кассии не успела спросить, что с ним случилось, прежде чем его голова дернулась, а белоснежные глаза расширились. Она встревоженно отступила назад, но он не двинулся к ней. Его пальцы крепче сжали ручку дверцы кареты, и, хотя это было трудно определить, казалось, его глаза быстро двигались из стороны в сторону. А потом все закончилось. Он моргнул и странно посмотрел на нее. Кассия напряглась. Он что-то видел, что-то, связанное с ней. Будущая угроза? Путь к решению всего этого? Она внезапно вспомнила другое недавнее видение – что-то о силе, и вреде, и противостоянии самой себе. Ей было жаль, но это все еще звучало как чепуха. – Что такое? – рискнула спросить она, не надеясь на осмысленный ответ. Конечно же, оракул только покачал головой. Они не делились своими видениями с не оракулами, по крайней мере, те из них, кто был верующим. Мужчина пробормотал извинения и жестом указал на экипаж. Кассия не думала, что у нее есть выбор. Она поднялась по ступенькам в экипаж, закрыв глаза, когда дверь за ней затворилась и звуки внешнего мира стали приглушенными. Слова матери о клетках преследовали ее, как призраки, притаившиеся в углах темной кабины. Кассия протянула руку над головой и включила масляную лампу, чтобы прогнать их, но это только сблизило четыре стены. Она не могла заставить себя оглянуться на дом, когда лошади перешли на рысь и он скрылся за окном. У нее вырвался всхлип. Это не займет много времени. И тогда Алана взойдет на должность верховного чародея и освободит ее? Что, если ее назначением будут недовольны? Маска безжалостности матери – ее роль идеальной дочери своего отца – может не выдержать нестабильности смены руководства. Требовалось лишь немного надавить в нужном месте, и ее бы изгнали. И что тогда станет с Кассией? Со всеми ними? Будет бойня? Ждет ли Кассию судьба похуже, чем пожизненное изгнание в Доклендс? Лучшим выбором Аланы было вообще не становиться преемницей своего отца, а оказать свою поддержку – и незамедлительно – следующему по популярности кандидату. Она напишет письмо своей матери, скажет ей, что опасность не минует со смертью Джупитуса, как та полагала. Она знала, каково это убеждать себя, что ты – тот, кем ты не являешься. Упрямо держаться за фарс, когда он причиняет тебе только вред. Но нет. Она горько рассмеялась над собственной гордостью. Мать, как и верховный чародей, считала ее ни на что не способной. Непригодной для политики. Зачем Алане, которая всю свою жизнь готовилась к правлению, прислушиваться к опасениям Кассии по этому поводу? Она ничего не могла поделать. Кассия двумя руками сжала банку с розой. Казалось, это единственное, что ей осталось потерять; жалкий комочек земли, который никогда не расцветет. Ей пришлось бороться с мыслями, которые она вбила себе в голову; намерение, над которым так усердно работала, выдвинулось на передний план ее разума. Это напоминало мышечную память. Ее магия зашевелилась внутри, готовая действовать по воле, которую Кассия еще не вложила в нее. Она поставила банку рядом с собой и отвернулась. Магия внутри успокоилась. Да, она хотела использовать свою магию в последний раз, прежде чем шанс исчезнет, возможно, навсегда, но не могла вынести мысли о том, чтобы унизить себя в последний раз. Тебе не перед кем унижаться.