— Держится. Настоящий боец. Я вымыла его. Можете пройти. Не особенно пугайтесь трубок. Медсестра сняла с себя бумажный халат, накинутый поверх униформы, и скомкала его. — Ты, наверное, один из его сыновей, правильно? Узнала по сходству. Раш не отрываясь смотрел на Эдварда, лежащего в постели, и молчал. Поэтому опять ответила я. — Да. Я Джиа, а это Раш. Медсестра нажала на педаль мусорного ведра и выбросила использованный халат. — Позвоню доктору, дам ему знать, что вы здесь. Он подойдет поговорить с вами. — Хорошо. Спасибо. Она ушла, а мы с Рашем, рука в руке, приблизились к кровати. Эдвард выглядел устрашающе. Из горла и носа тянулись трубки, в руке торчали по меньшей мере четыре капельницы с лекарствами. На мониторе слева от него высвечивались всевозможные цифры, аппарат справа с шипением подавал кислород. Эдвард был очень бледен и слаб. Стоя у кровати, мы не промолвили ни слова. В какой-то момент я взглянула на Раша, и мне показалось, что он читает молитву. А потом он сделал совсем неожиданную вещь: наклонился и взял отца за руку. Чтобы удержать слезы, я судорожно сглотнула. До прихода доктора никто не нарушал тишину. — Здравствуйте, я доктор Моррис. Врач протянул руку и пожал наши ладони. — Раш. Я… сын Эдварда. А это Джиа. — Добрый день, — поздоровалась я, обрадовавшись, что Раш достаточно пришел в себя, чтобы разговаривать с доктором. — Почему бы нам не поговорить там? — доктор кивнул в сторону сестринского поста. Отойдя от постели Эдварда, он положил руки на бедра и вздохнул. — Итак… вашего отца привезли с разрывом аневризмы. Если вы не знакомы с термином, поясню. Аневризма — это, как правило, шарообразная выпуклость, выступающая из стенки нормальной артерии. К сожалению, обычно нет никаких симптомов, пока давление не разрывает ее. Вообразите соломинку с маленькой трещиной и торчащим из нее ненадутым шариком. С течением времени давление крови надувает шарик. Тот начинает заполняться и в один момент разрывается. Именно это случилось с вашим отцом. Это называется субарахноидальным кровоизлиянием. — Хорошо. Шарик лопнул. А куда девается содержимое? — спросил Раш. — Это половина проблемы. Кровь растекается по межмозговому пространству. В общем и целом это геморрагический инсульт. Он может вызвать целую кучу серьезных последствий. Таких, как паралич, кома и… похуже. У некоторых пациентов кровотечение замедляется или останавливается само собой. В других случаях этого не происходит, состояние пациента не стабилизируется, и тогда мы делаем операцию. У вашего отца кровотечение, по всей видимости, замедляется. Что хорошо, потому что вскрытие черепа и осуществление хирургического вмешательства при такой слабости приводит к осложнениям. — Замедлилось, но не остановилось? — Совершенно верно. Так что нам надо взвесить все риски осложнений от дальнейшего кровотечения и сравнить их с рисками при проведении операции, которая поможет остановить кровотечение. Несмотря на его нестабильное состояние. — Что рискованней? — К сожалению, риск примерно одинаковый. Если кровотечение не остановится, мы можем получить еще бо́льшие повреждения мозга. Хотя не знаем, какие уже имеются. Но если мы войдем туда, велика вероятность, что он не перенесет операцию. — Господи Иисусе. — Раш запустил пальцы себе в волосы. — Что бы вы порекомендовали? — Сейчас я бы воздержался от операции. По меньшей мере, на несколько часов. И понаблюдал. Разумеется, мы будем сканировать малейшее изменение его состояния. Но вы должны понимать, что в ожидании тоже есть риск. Нужно, чтобы вы подумали и дали мне знать, какое решение принял бы ваш отец. Мы поговорили с доктором Моррисом еще минут двадцать. Раш задавал вопросы о возможных последствиях как ожидания, так и хирургического вмешательства. В том числе и как это отразится на качестве жизни Эдварда. Не уверена, что могла бы сохранить ясность ума, случись такое с моим отцом — или даже с моей вечно отсутствующей матерью. Но Раш взял себя в руки и к концу разговора полностью уяснил, что к чему. Сказал, что посоветуется с братом и вернется. — Отличное решение, — одобрил доктор, — если возникнут еще вопросы, позовите медсестру. — Обязательно. Спасибо, доктор. Доктор похлопал Раша по спине и кивнул мне. Когда он стал уходить, Раш остановил его. — Док? Тот повернулся. — Он может нас слышать? Вы увели нас, чтобы поговорить. Значит ли это, что он нас слышит? — Не уверен, сынок. Иногда пациенты выходят из комы и помнят такие вещи, которые не могли знать, если бы не слышали. Но в большинстве случаев больные не помнят ничего. Хотя не факт, что они не слышат нас во время комы. Рекомендую попытаться. Поговорите с ним. Для обоих это может оказаться важным. — Спасибо. Мы вернулись и некоторое время стояли у кровати Эдварда. Раш хранил молчание. Учитывая, что больной может нас слышать, обсуждать разговор с доктором было бы неправильно. Вскоре пришла медсестра и попросила нас выйти на несколько минут. Нужно было сделать несколько рентгеновских снимков. Потом можно было вернуться. Раш кивнул и сказал, что мы выйдем через минуту. Он был спокоен и вновь взял отца за руку. Когда Раш заговорил, мне показалось, что он обращается ко мне. Но это было не так. Он говорил с Эдвардом. — Знаю, мы никогда не ладили. Возможно, ты совсем не рад, что я сейчас здесь. Но твой второй сын — Эллиот — нуждается в тебе. В какой-то мере я всегда завидовал связи, что была между ним и тобой. Хотя мы с тобой никогда не были близки, я собственными глазами видел, как он смотрит на тебя. Как сильно любит тебя, как нуждается в тебе. Борись за это. Борись за Эллиота, Эдвард. Помолчав несколько мгновений, Раш продолжил: — К тому же, если с тобой что-нибудь случится, придется искать нового заклятого врага. А мне, признаться, неохота что-либо менять. Так что держись, самая большая заноза в моей заднице. Раш и Эллиот решили последовать совету доктора и воздержаться от операции. Поздней ночью любимый уговорил Лорен пойти домой поспать, уверив, что он будет начеку и даст ей знать, как только что-нибудь изменится. Он и меня попытался отправить домой на «Убере». Но у него не было ни малейшего шанса. Нянечки были так добры, что принесли нам пару удобных откидных кресел. Так что мы смогли просидеть у кровати Эдварда всю ночь. Несколько часов мы продремали, а когда проснулись, показалось, что прошла всего одна минута. Единственное, что изменилось, — из окна позади кровати Эдварда падал свет. — Пойду принесу нам кофе, — сказал Раш. — Хочешь что-нибудь еще? — А как же. — Я с улыбкой похлопала себя по животу. — Конечно. Но слишком лениво вставать и идти с тобой. Любимый одарил меня первой настоящей улыбкой. Не видела ее уже двенадцать часов. С того момента, когда Дуб появился у нас в офисе. Раш встал, потянулся и подошел к моему креслу. Наклонившись, он поцеловал меня в живот и прошептал на ухо: — Принесу вам обоим что-нибудь перекусить. Я мигом. Он исчез, а я закрыла глаза и стала проваливаться в легкую дремоту. Приближающиеся шаги Раша вызвали у меня улыбку. Он остановился, а я так и не могла открыть уставшие веки. — Покормишь меня? Слишком устала, чтобы трудиться самой, — поддразнила я и открыла рот, думая, что получу грязный ответ от Раша. Но голос, который ответил мне, был вовсе не Раша. — Открой пошире. У меня кое-что есть для тебя. Эллиот. Глава 16 Раш — Что за кусок дерьма… Я пнул проклятый торговый автомат, только что сожравший доллар. Подумав, что кофе, может, закончился, стал нажимать все кнопки подряд. Разумеется, только взбесился и больше ничего. Лишившись второго доллара, боюсь, немного помял эту машину. Решив, что прогулка пойдет на пользу, направился к главному входу. Поинтересовался у охраны, где можно найти кофе и какой-нибудь завтрак. Ночью я какое-то время любовался на спящую Джию. Не переставая думал о малыше и о его возможной будущей связи с Эллиотом. Потом мысли перекинулись на мои собственные отношения с Эдвардом. Всю жизнь ненавидел этого человека. За то, как он поступил с моей матерью. Но всегда ли он был подлецом? Без сомнения, я абсолютно точно знал, что для меня в последние двадцать лет он был сущей задницей. Хотя каким он был в мои три или четыре, не помню. Может, тогда он пытался наладить отношения, а я не давал шанса? Очевидно, есть ситуации, которые никогда не поймешь, пока сам в них не окажешься. Только сейчас я осознал, что оказался частью похожего треугольника. Заказал в гастрономе три завтрака. Омлет с индейкой для себя, французский тост со взбитыми сливками и вишенкой для Джии. Вернее, сливки — для нее, вишенку — для себя, чтобы полюбоваться на то, как она ее съест. И еще огромный капкейк с голубой глазурью для моего маленького мальчика. Моего маленького мальчика. Он уже по-настоящему был моим. Бет была права. Гребаная ДНК ничего не значит. За те пятнадцать минут, которые потребовались мне, чтобы купить кофе и завтрак, я совершил несколько диких скачков от спокойствия до бешенства и обратно к спокойствию. Люди, склонные к таким перепадам настроения, должно быть, все время здорово измотаны. Приближаясь к занавеске, отделявшей койку отца в палате интенсивной терапии, я увидел постукивающую по полу ножку Джии. Внутренне улыбнулся, зная, что она так делает от волнения или нетерпения. Моя девочка, очевидно, голодна.