– Спасибо, – и, кажется, Алекс не мог больше произнести ни слова. В горле встал ком. Она жива. Она останется с ним. – Ты просил, я сделал. Мы возвращаемся домой. Майор нашёл Жизель в одной из узких расщелин недалеко от того места, где взорвались три истребителя, только благодаря цветному куполу парашюта, зацепившемуся за остриё оранжево-красных скал. Она без сознания висела на стропах. Ей просто невероятно повезло проскользнуть между пиками, не напоровшись ни на один из них. Понадобилось много сноровки и действительно длинный канат, чтобы, несмотря на всю усталость, Коллинз вместе со спасателем смог спуститься за ней с зависнувшего в воздухе вертолёта и поднять наверх. – Как она? – Алексу просто необходимо было знать, что с ней всё в порядке. – Алекс… – только глухой не услышал бы предупреждение в тоне Коллинза. – Плевать. Все и так уже знают. Говори. – Целая. Переломов вроде нет. Но надо делать томографию. Один раз пришла в себя на пару секунд и снова отключилась. Медик говорит, что это нормально. И Алекс рухнул бы на пол от облегчения, если бы крепкая рука Альфреда Фостера не поддержала его, сжав плечо. – Теперь у нас обоих будет шанс сказать ей, как сильно мы её любим. Не знаю как ты, капитан, но я обязательно им воспользуюсь. Меньше чем через полчаса Алекс стоял на вертолётной площадке возле медсанчасти и вглядывался в небо. А когда спасательный вертолёт приземлился, помчался к нему, пригибаясь от ветра, создаваемого всё ещё работающими лопастями, опередив бригаду скорой с носилками. Из раскрывшейся двери выбрался Коллинз, и Алекс, проскочив мимо, потянулся к лежащей на полу Жизель, чья шея была закреплена специальным корсетом. – Лиса… – прижавшись губами к её лбу, Алекс зажмурился. Бледная, вся перепачканная, с глубокими ссадинами и кровоподтёками на лице, но живая. Она дышала глубоко и размеренно, как будто спала. И Алекс мысленно благодарил всех известных ему богов, в которых никогда не верил, за то, что она останется с ним. Когда же Коллинз потеснил его, чтобы помочь переложить Жизель на носилки, Алекс поднял на него признательный взгляд: – Спасибо. Кажется, теперь тебе должен я. Минимум жизнь. – Давай. Нужно её осмотреть и привести в чувства, – Коллинз осторожно подхватил Жизель под ноги. – А с долгами мы как-нибудь потом разберёмся. * * * Уже ночью Алекс сидел в тёмной больничной палате на соседней от Жизель кровати и не спускал с неё глаз. Её полностью проверили на наличие травм и кровоизлияний – всё было в порядке – но она до сих пор так и не пришла в себя. – Сильное эмоциональное потрясение и усталость организма от перегрузок и перепадов давления. Ей просто нужен отдых. Так сказала доктор Харпер. И Алекс готов был ждать сколько угодно, сидя здесь и просто держа её за руку. Входная дверь тихо скрипнула, и послышались тяжёлые шаги. – Я так давно не видел, как она спит… – Альфред Фостер присел на краешек кровати дочери и погладил её по голове. – Такая взрослая… Мы потеряли столько времени… Алекс молчал, наблюдая за рукой, с нежностью перебирающей рыжие кудри. А в воздухе витало напряжение. Через время Альфред покачал головой своим мыслям и всё-таки заговорил: – Капитан… Алекс… могу я так тебя называть? – Да, сэр. – Как я понимаю, ты знаешь, что между нами с ней произошло, – полковник посмотрел на Алекса, и тот кивнул в ответ. – Поэтому я хотел бы объяснить тебе, почему тогда я поступил так, как поступил, – было видно, что мужчине сложно даётся эта откровенность. – У меня был сын, Алекс… А у Жизель был брат. Его звали Коул. – Она говорила, что одна в семье. Полковник тяжело вздохнул: – Она не помнит его. Не помнит о нём. Коул погиб, когда ей было десять, а ему двадцать один. Так же, как Жизель сейчас. Алекс поражённо нахмурил брови. – Это стало шоком для моей девочки, – теплота, с которой Альфред говорил о дочери, никак не вязалась с его суровым внешним видом. – Она была слишком привязана к брату, несмотря на то, что тогда он уже окончил Академию в Колорадо, только-только поступил на службу, и виделись они редко. Но они оба болели небом. Конечно, в этом моя вина. В силу профессии и невозможности проводить слишком много времени дома я старался как можно чаще брать их с собой. Невозможно было не влюбиться. Так она всегда говорила. Алекс улыбнулся, вспоминая эту её фразу. Жизель говорила так про небо. И про него самого. – Когда Коул погиб… – Альфред на мгновение задержал дыхание. Воспоминания всё ещё причиняли боль. – Она страдала несколько месяцев, замкнувшись в себе. Увядала на моих глазах, а я ничего не мог сделать. Только смотреть, как мучается мой ребёнок. Врачи разводили руками. Потеряв сына, я терял и дочь. – Боюсь представить, что вы чувствовали. У меня у самого есть сын. И я… – Алекс не стал заканчивать фразу. Даже думать не хотелось о том, что с Даниэлем может что-то произойти. – Это страшно. Мы с Кристин, моей женой, были в отчаянье и утратили всякую надежду. Но однажды утром Жизель просто прибежала к нам в комнату, раздвинула шторы, как часто делала раньше, и дала мне полный отчёт о погоде за окном. «Папа, мы сегодня будем летать?» И засмеялась. Мы были счастливы, что она наконец пришла в себя. Но когда она увидела фотографию Коула и спросила, кто это, мы с женой поняли, что с ней по-прежнему что-то не так. Альфред несколько раз провёл ладонями по лицу, как будто пытался стряхнуть с себя тяжёлые картины прошлого. – Её мозг просто заблокировал воспоминания, причиняющие столько боли, когда понял, что не справляется с ней. Так сказали врачи. И нам пришлось перестраивать свою жизнь, убирая все намёки на Коула, стереть собственного сына из жизни. Как будто его никогда и не было. Но ему было уже всё равно, а я должен был позаботиться о дочери. Ведь дороже неё у меня ничего не осталось. Даже в практически полной темноте Алекс видел, как дрожали руки полковника, когда он обхватил лежащую поверх одеяла ладонь Жизель. – Я не мог запретить ей летать со мной. Стоило только отлучить её от неба, как она снова затухала, начинала плакать по ночам. Да и врачи говорили, что у Жизель должна быть точно такая же жизнь, как была до. И я корил себя за то, что с каждым днём всё больше подпитываю её любовь к полётам. Я знал, что когда-нибудь она захочет стать настоящим пилотом и летать на истребителе. Как я, как Коул. Ведь гражданская авиация её совершенно не интересовала, хотя и про неё она много знала. Так и произошло. Она захотела учиться, получить звание, летать. А я не мог этого допустить. Я боялся, что потеряю и её. Знал, что если не позволю ей поступить в Колорадо, она возненавидит меня. Но, по крайней мере, будет жива. Пусть так. Пусть я никогда её больше не увижу, но моя девочка останется на земле. Я не учёл только одного… – Что она невероятно упряма… – на выдохе произнёс Алекс. Рассказ Альфреда поразил его, заставив по-новому посмотреть на ситуацию. – Абсолютно точно. И добьётся всего, чего захочет, – в голосе полковника звучала неприкрытая гордость. – Интересно, в кого бы это… Альфред тихо рассмеялся: – В ней больше от меня, чем мне бы хотелось. – Вы не собираетесь рассказать ей правду? – Я не знаю, стоит ли вскрывать старые раны. Сейчас, – полковник перевёл взгляд с дочери, от лица которой не мог оторваться, на Алекса, – как я понимаю, она счастлива. – Она знает, что в её жизни не хватает чего-то важного, – капитан вспомнил их рождественский вечер. – И её это тревожит. – Может быть, когда-нибудь я соберусь с духом. Но сейчас я не готов причинить ей новую боль после того, что уже сделал. – Зачем тогда вы рассказали это всё мне? – Кажется, она сказала, что любит тебя. Не то чтобы я одобрял это, – Альфред улыбнулся Алексу. – Но и она уже не маленькая девочка. А ты теперь часть её жизни. Может, если вдруг она позволит, мы с Кристин тоже сможем снова стать её частью. И я не думаю, что Жизель понравится, что ты ненавидишь и презираешь меня. Хватает того, что я сам себя ненавижу. Он встал, поцеловал Жизель в лоб и направился в сторону выхода, но вдруг остановился: – Тогда, на месте падения Боинга. Это же была она? – Да, сэр. – Я знал, что мне не могло показаться. Её я бы ни с кем не перепутал. Она никогда не простит меня, да? – Она уже давно простила, – Алекс был в замешательстве от того, что этот сильный, уверенный в себе мужчина сейчас задаёт такие вопросы ему, человеку, которого видит второй раз в жизни. Но в своих словах он был полностью уверен. – Жизель боится, что это вы её не простили, что она вас разочаровала. Боится, что вы никогда не примете её выбор. – Бедная моя девочка, – Альфред окинул её полным нежности взглядом. – Как же тяжело ей пришлось из-за меня, – он хотел снова вернуться к постели дочери и никогда не уходить от неё. Но его время с ней прошло. – Береги её, капитан Александр Райт. И не потеряй. Иначе будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. И дверь за ним закрылась с тихим щелчком. – Я знаю, сэр. Знаю. * * * – Ал… – тихий голос Жизель постепенно выдёргивал его из сна. – Алекс… – Лиса, ну зачем так рано… выходной же… – пробурчал капитан в подушку и услышал нежный смех. Алекс потянулся, чтобы обнять Жизель, но нащупал лишь воздух над узкой кроватью и нахмурился. Но мгновением позже вспомнив, где находится, и что произошло позавчера, распахнул глаза. Жизель проспала почти двое суток, за которые он успел окончательно извести себя и достать доктора Харпер, которая только и твердила, что это нормально. – Лиса… – скатившись с жёсткого матраса, Алекс рухнул на колени рядом с её кроватью и погладил её бледную щёку. – Чёрт, Фостер, ну сколько можно спать? – Простите, сэр, – губы Жизель дрогнули в едва заметной улыбке. – Алекс, что это? – ласковые пальцы прошлись по волосам над его виском, трогая серебряную прядь. – Напоминание о твоём безрассудном поступке… Глаза Жизель наполнились слезами, и Алекс поймал её руку, прижимая к губам: – Эй, всё в порядке… Подумаешь, маленький кусочек седых волос. Нашла из-за чего так расстраиваться. – Прости… Капитан шумно выдохнул и опустился лбом на кровать, пряча покрасневшие глаза. Больничный матрас практически заглушил его голос: