Упрек, – усмехнулась Варя, не отрывая глаз от страничек книжки, которую Михаил вырвал из рук, и из нее тут же выпал засохший ландыш, обративший на себя все внимание. Ах, – вздохнула Варя, тут же подняв цветок и прижав его к груди с искренней жалостью. – Как Вы неловки. Он так дорог мне, а Вы чуть не погубили. Я?! – вытаращил Михаил на нее глаза, и она взглянула с гордостью в ответ. – Вам цветок дороже… Моя матушка любила эти цветы… И, – тут Варя замолчала, а из взгляда исчезла вся наигранная спесь, уступив место победившей тоске. – Вы подарили его мне. Варенька, – ласково молвил Михаил, в котором царствовала та же тоска. – Когда мы вернемся к родным местам, я подарю Вам все ландыши, что смогу собрать. Варя смотрела в его глаза. Он в ее. Им казалось, что они уже кружатся в объятиях друг друга и вся вселенная открыла им ворота того рая, к которому рвутся. Теплый поток нежности пробежал в них, вызвав всплеск счастья, что они вместе, что любовь, которую хранят все время друг для друга в себе, не угасает. С участившимся сердцебиением и дыханием они впились в губы друг друга, забыв на свете все и не почувствовав, что и ландыш пал на пол. Целуясь, подчиняясь власти желаний, они приближались к постели, куда Михаил медленно опустил Варю и чуть налег, покрывая ее лицо и шейку жадностью горячих губ. Его руки следовали за губами, освобождая стонущую в наслаждении возлюбленную и себя от одежд… 50 *** Мы помнить будем этот мир. Он маленький, но в нем есть сила. Запомним, как войною бил, Запомним, как верно любил, Мы в сердце сохраним свет от былого. Я помнить буду о тебе, Твоих глазах строгих и ясных, Твой голос, что милее нет, И жар объятий наших страстных. И я к тебе приду опять, Мы побежим через туманы По росам утренним, смеясь, В цветах на луге притаясь, И никому не выдав тайны. Своей любовью буду звать, В душе хранить без расставанья, Любовь никак нельзя предать, Забыть, убить, иль потерять, Она живет и в воспоминаньях. Russische mensen sparen geen geld uit als het om gastvrijheid gaat, (Русские люди не экономят денег, когда надо показать народное хлебосольство) – пояснил Алексей голландским гостям на празднике-бале, специально организованном в честь именин Русского государя Александра. Численностью в 15 человек, под руководством Николая, они создали атмосферу русского пиршества: с накрытым столом, на котором был большой выбор всяческих русских блюд; да столько, что можно было бы, по-голландским меркам, есть три дня. Улица, на которой организовали весь праздник, украсили цветами, осветили из конца в конец. Дома были «иллюминованы». Русские песни и музыка раздавались эхом. Разговоры и восхищение русскими, крики «Ура», которые голландцы повторяли много раз, да народу собралось столько, словно весь город пришел. Энтузиазм и любовь к русским была столь открыто высказана, столь видна, что танцевали не только ноги, но и душа… Голландцы так удивлены! – хихикнул Михаил, выйдя с Варей из очередного танца и сев к столу. – Вот они поражаются, как русские умеют праздновать. А скупые так и вне себя, – улыбнулась Варя. Вот и получился это не только праздник именин нашего государя, но и прощальный, – нежно заговорил Михаил, любуясь севшей рядом с ним плечо к плечу возлюбленной. И для нас? – опустила она глаза в видной печали, но Михаил не ответил. Он взял ее за руку и поднялся, потянув за собою куда-то идти. Они медленно удалялись по праздничной улице и исчезали от глаз веселившихся… Ветер ласково обдувал и увеличивался с каждым шагом, как они приближались к одному из каналов. Поддерживая свою шляпку, Варя стала улыбаться и обмениваться с милым несмелыми взглядами. Михаил указал кивком на лодку, которая была привязана к обочине и будто звала к себе. Варя кивнула в ответ, и они поспешили устроиться в нее. Михаил отвязал веревку, взял весла и стал грести. Без слов, лишь нежные улыбки и тишина вокруг еще некоторое время сопровождали их. Когда они выплыли к травянистому берегу, у которого росли плакучие ивы, Михаил направил лодку под нежные локоны листьев от раскинутых ветвей, которые, нежно касаясь, пропускали их спрятаться под собою. Остановив лодку у берега под ивой, Михаил сел рядом с Варей. Он взял ее руку и ласково прикоснулся к ней губами. Мишенька, – несмело молвила она. Ты дрожишь, – заметил он. – Тебе холодно? Нет-нет, – глядя задумчиво вперед, покачала головой Варя. – Тревожно. От чего же? Что же теперь будет? – так и смотрела она в даль, сняв шляпку и рукой облокотившись на край лодки. Варенька, что же еще может быть? – улыбнулся Михаил. – Я в подлецы не записывался. Будем искать защиту в укромных уголках, которые скроют наши свидания. А любовь? – с дрожью слез обратилась Варя к его сияющими нежностью глазам. – Ты меня любишь? Люблю, – подарком прозвучали для нее его теплые слова. – А ты меня? Люблю, – озарила и она искренностью улыбки. Тогда остальное нам ни по чем, – подмигнул Михаил. Илларион Константинович добр, он согласится помочь, развестись, – с надеждой на счастье сказала Варя, но Михаил, став серьезнее, сел обратно к веслам. Остановись, – не вынося больше такого давления и сжатости изнутри, так и заставляющей сердце изнывать, высказала Варя. Михаил послушался и, сложив весла, пересел снова рядом. Он ничего не желал пока говорить, подчинившись зову души: он примкнул Варю к себе и затяжно целовал отвечающие ему поцелуем губы… Ты не оставишь меня? – спросила Варя, когда Михаил уже смотрел ей в глаза и тонул в волнах их любви. Откуда в тебе берется такая неуверенность? – улыбнулся он, да так, что все последние капли сомнения из Вари вмиг испарились. Она в порыве нахлынувшего счастья обвила его шею руками и прижалась к груди. Его руки заскользили по ее спине, разжигая огонь страсти по венам. Я дам тебе мундир, – прошептал он, целуя кончик ее ушка, спускаясь к шейке и плечам. – Иначе на корабль не примут… Женщин запрещено брать с собой… Это будет нашей тайной. Мишенька, – стонала Варя от наслаждения, желая вновь слиться с ним воедино. Все ее тело извивалось в его руках и под его поцелуями, пропуская зовущий ток желания. Я на все пойду,… согласна на все, – молвила она, а тело ее молило утолить жажду овладевшей ими страсти, поддаваясь его рукам, уже начинающим обнажать ее грудь для продолжающихся поцелуев…