Кроме всего, даже младшие классы стали задирать ее, как только видели и имели на то возможность, уже и придумав прозвище: «шишига». Обидно было, что ее именем нечистой силы, кикиморы, называют. Знала, Варенька, поскольку учили и про такое, что шишигами называют и тех людей, которые нерасторопны, несобранные. Понимала она, что такая и есть, но обиды не было конца, да учеба так и не ладилась… Шишига, – снова смеялись над ней соседки в будуаре, а пробежавшая из умывальной другая еще в придачу и книжкой по голове стукнула. Подруга, переживающая всей душой, тут же обняла Варю и гневно выдала остальным, собравшимся в насмешках: Ступайте читать да готовиться к урокам! Дурачины! – вскрикнула Варя в обиде и убежала в умывальню, где в объятиях примчавшейся следом подруги еще долго рыдала. Ну же, – гладила ее по голове подруга. – Не обращай на них внимания. Задиры они. Дурехи. Я уж сколько стараюсь, ну не могу учиться, не могу! – рыдала та безудержно. Давай быстрее умываться, – подвела ее подруга к тазику с готовой холодной водой из Невы. – Спать уже надо. Отругают, а то и накажут за слезы, скорее! Наполнив ладошки водой, Варя промывала лицо, разгоревшееся от горячих слез, и вода показалась необыкновенно приятной. Давай вздохнем глубоко, – подала ей полотенце подруга и вместе с ней глубоко вздохнула, внеся в душу больше успокоения. Только наступивший вечер оказался длинным, как никогда. Варя не успела переодеться в ночную сорочку, как ее вызвали выйти из будуара и следовать к лазарету. По пути Варенька, находясь уже в непонятной тревоге, узнала, что там лежит ее сестра. Что случилось, как и почему – пока не сказали. Варя вошла в чуть освещенный лазарет и несмело приблизилась к кровати, где лежала, будто спала, ее сестра. Наташенька, – прошептала Варя и прикоснулась к ее плечу. Варя, – слабым голосом ответила та и приоткрыла глаза. – Прости, родная, и папеньке передай, простите. Почему? Ты больна? Чем? – прослезилась Варя, и сама пока не понимая, почему, но чувствовала, что случилось что-то ужасное. Был бал новогодний, помнишь? – продолжала Наташенька рассказывать, и Варенька кивнула, вспоминая, как несколько месяцев назад все было так радужно, спокойно и красиво: как был новогодний бал у них в институте, где ее красавица сестра блистала и кружилась в танце с прекрасным кавалером. Еще ведь будут балы, – молвила Варя, но насторожилась. Это был мой самый счастливый и самый последний бал. Прости меня, родная. Война идет со Шведами. Погиб милый мой… Там… А я. Простите меня, – заплакала сестра вновь, но больше ничего не стала рассказывать. Варя увидела в ее глазах настоящее горе, увидела сестру, которая не казалась уже молодой, а совсем-совсем повзрослевшей. Что было после – мелькало и кружилось вокруг Вари, погрузившейся в еще больший шок: Наталья умерла. Вареньку пришлось тоже поместить в лазарет. Но она еще долго была далека от жизни… Парализованность… Мгновенное взросление… Закрытость… «Война… Что это такое? Почему люди должны умирать?… И почему невинные должны страдать?… Смерть… Как такое возможно? Раз, и тебя нет, или ты остался, а родного, близкого человека не стало. Нет. Я так не хочу! А что я могу сделать? Что? Наташенька, милая, ты ушла за ним следом. Ты сама убила себя, приняв этот ужасный яд! Как ты могла пойти против воли Божьей?! Ты ведь так верила… А я? Почему ты со мной раньше так мало говорила?! И кто только тебе яд тот дал, да когда, да как?… Нет… Наверное, уже и неважно… Тебя не вернуть… Не вернуть… Не вернуть…» 9 *** Проснувшись в 6 часов утра, Варя, как уже привыкла, вместе с остальными воспитанницами послушно выполняла гимнастику, после которой, умывшись холодной водой, оделась и вскоре опять сидела на уроке… С тех пор, как ее старшая сестра Наталья умерла, отравившись так и неизвестно откуда-то полученным ядом, Варенька замкнулась в себе. Она практически ни с кем больше не разговаривала, улыбалась редко. Общалась в основном только со своей близкой и, как она себе и признавалась с каждым днем все увереннее, единственной подругой… Дни шли, погода улучшалась, наступили теплые весенние дни, а Великий пост уже подходил к концу… В первый день праздника Светлого Христова Воскресенья будем снова христосоваться с начальницею, – улыбнулась подруга ей, когда, вернувшись в спальню, они снова встали вдвоем в стороне от других. Ой, шишига очарует начальницу, – захихикала одна из других воспитанниц вместе с подругами, тут же окружившими ее да начавшими искоса поглядывать на Варю. Не слушать их не могу, Лизонька, – шепнула вновь разволновавшаяся от обиды Варя. Не слушай все равно, – шепнула в ответ ее Лизонька. Думаешь, коль у начальницы в любимицы зачислена, так и умнее стала? – подковыривать продолжала та воспитанница и подошла к Варе близко, выпрямившись перед ней во всей горделивости. Уйдите, прошу, – выдала Варя вдруг, а тело уже дрожало, хотя она и пыталась сдерживать дрожь да накопившийся страх. Но та девица продолжала смеяться и еще что-то ляпнула Варе, уже не слушающей ее, но схватившей всей силою за шею и прижавшей к стене. Все вокруг ахнули и застыли на местах. Варя взирала в глаза своей жертвы, не отпуская руки и ничего не говоря. Прикованная к стене та, вытаращив глаза, затаила дыхание от страха и ждала, даже может и молилась, но Варя вскоре убрала руку да ушла в умывальню. Так, выходные начались, и было тихо, как никогда. Никто не наказал Варю, хотя некоторые и пожаловались сразу начальнице, но вернулись «доносчицы» тихими и без сообщений… Наступило, наконец-то, ожидаемое Светлое Христово Воскресенье, 5 апреля, и после заутрени воспитанницы христосовались с начальницей института – Юлией Федоровной Адлерберг. Начальница снова отличила ласкою некоторых воспитанниц, в том числе и Варю, да подарила им сахарные корзиночки. Юлия Федоровна, – вошел к ним в зал ездовой с доложением, а, приблизившись к кивнувшей ему начальнице, протянул записку. Интересно, – улыбнулась она и принялась читать, после чего объявила. – Императрица наша, Елисавета Алексеевна, поздравляет всех с праздником и прислала нам целую корзину дорогих яиц из фарфора! Все воспитанницы от радости заахали и зааплодировали, пока в зал вносили уже корзину и ставили у ног начальницы института. «Такое не забудется», – промелькнуло в мыслях обрадованной Вари. Мало того, что за ее старательную учебу в последнее время ей подарили сахарную корзиночку, так еще и фарфоровое яичко – счастливым ощущениям, казалось, не было конца! А теперь, – встала, наконец-то, Юлия Федоровна перед выпрямившимися вокруг воспитанницами. – Я объявлю имена тех, кто будет с будущего года помогать младшим и иметь радость участвовать в воспитании их. Душа Вари пламенела от восторга, когда прозвучало ее имя: «О, как волнует чувство благородной гордости при этом моем отличии!» С понедельника учеба возобновилась. Но гордость Вари за то, что она теперь стоит выше не только в своих глазах, но и в глазах остальных вокруг, не покидала ее. Варя вновь сидела в классе, слушала преподавателя, но мысли побеждали, да она продолжала отвлекаться на свое счастье… И Николая Коперника мы знаем, как великого астронома, математика, механика. Именно он заложил начало научной революции! Что же Вы успели узнать о нем? – звучали слова расхаживающего между рядами парт преподавателя. Поляк, – ответила одна из воспитанниц, и Варя вздрогнула, подняв руку. Прошу Вас, – кивнул преподаватель, и Варя поднялась: Nicolaus Copernicus был и хорошим врачом. Даже на одной из картин немецкой школы он был изображен с букетом ландышей в руке! – наконец-то, услышав знакомое имя и рассказывая то, что она сама узнала, Варя возгордилась. – А ландыши являются символом врачевания. Именно в то время, когда жил Nicolaus Copernicus, ландыш и ввели в культуру. А у простого народа цветки ландыша уже давно знамениты за целебные свойства. Ландыш вбирает в себя весенние лучи солнца и, даже когда он сорван, помогает исцелять многие недуги! Благодарю, – похвалил преподаватель. – Вы явно стали отличаться! Замечательно! Лучшей похвалы, чем от преподавателей, которых Варя стала удивлять и получать от них столь приятное внимание, не могло быть. Варя училась лучше, как бы внимание иногда не пропадало и душа не просила бы отдохнуть в каких-либо играх. Но она училась и терпеливо ждала то праздников, то прогулок, а то и просто наслаждалась на тех уроках, которые обожала, как уроки рисования да музыки… 10 *** Май 1808 года. Флот под командой адмирала Петра Ивановича Ханыкова, состоявший из девяти линейных кораблей, пары малых судов и пяти фрегатов, выступил в поход против англо-шведской эскадры в Финском заливе. Это был первый поход для Михаила и его друзей: Алексея, Александра и Дмитрия. Плавание длилось довольно долго. И вот, наконец-то, раздался сигнал. Разыскиваемый шведский флот был найден с двумя английскими кораблями. Михаил с товарищами были уже готовы к тому, что сейчас развернется долгожданная битва, но адмирал приказал уйти от врага. Да что же это такое, – промямлил Михаил недовольно. Как это – уйти?! Бить их! – орал Александр вместе с остальными гардемаринами. Мало того, что находимся не на самом плохом ходоке флота, так и выступить не получилось, – пожаловался Алексей.