– Совсем ополоумела, превратилась черти во что! Сейчас же весь этот трэш с глаз смыла! – Не смою. – Я кому сказала, Сотникова. – Пусть тогда все умываются. – Что ты сказала? – Что слышали. Миронова пусть ногти снимает, и ресницы, и губы сдувает, Дунаева пусть волосы перекрашивает. И да, длину юбок тоже пусть отпустят, на их тощие ляжки смотреть противно. – Сотникова! Ты ополоумела? Ты с кем разговариваешь? – Я разговариваю с учителем биологии, а вы с кем? У меня вообще сердце слабое и справка есть. Я сейчас тут коньки отброшу, и привет. Мы с Тором офигевшие стоим в дверях, в классе тишина. Все знают, что с Натальей Санной шутить себе дороже. Мне кажется, и Селена должна это знать. – Вон из класса! Мать в школу! – Никуда я не пойду. Выгонять меня вы права не имеете. – Что? Ах ты… Биологичка в полном ауте. Да и все остальные тоже. – Всем сидеть в классе. Торопов, проследи за дисциплиной. Щепкина, начинай рассказывать заданный параграф. Остальные – слушать. Потом поставите ей оценку. Наталья раздает команды и стремительно вылетает из кабинета. – Ну все, Сотка, ты попала. Наташа за «Ксеноном» побежала. – И что? – Селена смотрит на Дунаеву, спокойно проходит к парте, за которой раньше так же сидел Стас. – Ты бессмертная? – А если да? – Селена отвечает так, что у меня мурашки по всему телу, чувствую, как Рома сжимает мою руку. Не представляю, что могло случиться с ней, что она стала вот такой. Что? Неужели… она тоже кого-то потеряла? После седьмого урока я прошу Рому подождать меня у машины – как-то само собой разумеется, что он меня провожает. Жду, пока в нашем секторе раздевалки остаемся только мы с Селеной. – У тебя что-то случилось? – У меня все прекрасно. – Подожди. Ты можешь мне рассказать, я пойму. – Что ты поймешь? Почему вы все думаете, что что-то можете понять. – У меня сестра умерла. Единственная. Любимая. Я… я после её смерти стала… другой. Я никому еще об этом не говорила. Селена молчит. Смотрит в пол. Я вижу, что она старается решить, говорить мне или молчать? – Ты… ты правда можешь со мной поделиться. Я знаю, что станет легче. – Не станет. – Послушай… – У меня никого нет больше. Вообще никого. И самое смешное – мне никто и не нужен. Ненавижу всех. – Почему? – Потому что все вокруг предатели. Поняла? Думаешь, этот твой Тор в тебя влюбился? Всё? Навсегда? Как бы не так! Он такой же, как все. Тебе будет заливать одно, а сам… – Зачем ты так говоришь? Хочешь меня обидеть? Больно сделать? – Просто хочу раскрыть глаза. Так и будет. Он тебя на колени ставил, думаешь, он изменился? Ненавижу таких, как он. И таких, как ты, тоже. – Что? – эти её слова меня просто вводят в ступор. – Ты оказалась такой же, как все. Стоило этому мажорчику пальцем поманить, побежала как собачонка. Хочу посмотреть, что с тобой будет, когда он тебя на другую поменяет. – Ясно. Спасибо за заботу. Этот разговор стал напрягать, поэтому я беру свой рюкзак и выхожу. – Смотри, потом не страдай. Мне так хочется показать ей средний палец, но я держусь. Я понимаю, что с ней точно случилось что-то неприятное. Люди просто так с катушек не съезжают. А она реально съехала, судя по скандалу сначала с биологичкой, а потом и с директрисой. С одной стороны, меня восхитила стойкость Селены, как она твердо стояла на своем, не позволяя себя ломать. С другой… мне показалось, что она уже сломана, и всё, что происходит, это только начало большой драмы. Мне было её жаль, но драмы в жизни мне и так хватало. – Поедем к Анфиске? – Рома помогает сесть в машину, пристегивает. – У меня сегодня нет занятий. – А мы так, на обед? Она будет рада тебя видеть. – А это удобно? Она же… ну, ей тяжело? – Ты только ей так не скажи, швырнет… тяжелым, – он по-доброму усмехается. – Конечно не скажу… – Рома заводит машину, потом переплетает наши пальцы, а я набираюсь смелости спросить о том, что реально меня давно мучает. – Ром, а что с ней случилось? Она же не всегда была… ну… на коляске? – Не всегда. Авария. – Ого… её сбили? – Нет. Увы. Она была за рулем. И сама нарушила. Жесть. Я представила ситуацию. Когда ты понимаешь, что сам по своей воле превратил себя в инвалида. Нет, конечно, я понимала, что она старается жить нормальной жизнью, делает вид, что всё не так трагично, но… – И что, она больше не встанет, ну, то есть… какие-то прогнозы? Есть же лечение? Я… я могу спросить у папы, он сейчас в Израиле, и… – Она может встать. Да, нужно лечение. Процедуры. – Но она ведь не делает? У неё… что, не хватает денег? – Денег дофига. Мозгов не хватает… Эта фраза Ромы меня просто шокирует. Как он может так об Анфисе? Она же его тётя, и, мне казалось, что он её любит. – Зачем ты так? – Затем, что это правда. Она… не только себя угробила, она человека убила. И теперь считает, что несет наказание. – Что? – С ней в машине был мой младший брат. Родной. Ванька… ему… ему пять лет было. Глава 24 – Ну ты чего, Мышка, не реви… Чёрт, знал, что нельзя вот так, почему-то вырвалось и… всё к хренам. Слезы катятся по щекам, бледная, еле дышит. А мне страшно до чёртиков, когда она такая. И я только сейчас соображаю, почему.