Если бы я не была так увлечена своими отношениями с Ромой, я бы, наверное, просто ногти изгрызла из любопытства! – Мышонок, тебе салат или уже горячее? – Давай устроим немедленный пир! – Что-то знакомое. Это из какого-то фильма? – Из пьесы, ну, из спектакля. «Мой бедный Марат». Мы ставили у нас, ну… в театральном. Когда уже остались без руководителя. Вот. Ну, не всю пьесу, отрывки. – И про что там? – Там… грустно. Про войну. И… про трех друзей. – Любовный треугольник? – Ага. Ты мне салат положишь? – И Костя играл? – Ром? Он смотрит так… глаза сверкают. Ревнует. Раньше мне нравилось, но почему-то именно в этот момент не по себе. – Лер, я просто спросил. Молчу. Не знаю, что сказать. Просто сказать – я тебя люблю? И он будет думать, что я сказала это потому, что вспомнила про Костика? Как-то… глупо. – Лер… – Там… знаешь… дети, на войне. Им по шестнадцать лет. Она… она в его квартиру залезла и сожгла все фотографии. – Зачем? – Грелась. Это про Ленинград. Она любила Марата. А он… он знал, что её любит его друг, и… уехал. – Почему? – Друг вернулся с фронта без руки. Ром, давай не будем, я заплачу. – Я бы не уехал. Даже если без руки. Что за бред? Если любишь… Он подходит и быстро обнимает меня. А я все-таки плачу. И мне так хорошо, что он говорит, что не уехал бы! – Только ты всегда должен быть рядом. – Это опять из пьесы? – Да. Нет. Нет, Ром, это из жизни. Пожалуйста. – Я буду, малыш. Буду. Я хочу попросить, но его взгляд останавливает. – Лер, я тебе уже всё сказал. Всё будет нормально. Не переживай. Мы наконец садимся за стол и налегаем на салаты. Странно, сколько бы чего ни готовилось, но вкуснее банального оливье в Новый год ничего нет. И мы первым делом уплетаем его. Потом авокадо и креветки. Ромка сделал шикарную сёмгу на гриле и взбил пюре просто гениально. Вкусно. Так, что я встать не могу! Но надо! Мы же еще не танцевали! Мы вообще танцуем в первый раз. Я так хотела сделать это тогда, на праздник. Эх… Ромка хотел, чтобы я надела то же самое платье, но я не успела сдать его в чистку. Но у меня было похожее, без бретелек, нежно голубое. Оно Ромке тоже очень понравилось. – Ты как фея. – А ты принц. Из сказки. – Только не на белом коне, а на красной «бэхе». – Ну… можно найти и коня. – Если хочешь, будет конь. – Мне и без коня отлично. – Кстати, о коне. Всё-таки зовут в команду мустангов. Скоро начнутся тренировочные заезды в Эмиратах. – Круто, – а у самой сердце снова как нейтронная звезда, крохотное и тяжелое, – поедешь? – Нет. – Почему? Музыка продолжается, но мы стоим на месте. – А какие варианты? – смотрит с такой наглющей ухмылочкой! Тор громовержец. Пытается меня сгрести в объятия, но я увиливаю. – Ну… не нравится климат Эмиратов в это время? – Именно, – снова тянет руки, но я прячусь за кресло, потом за стол… – Я так и знала! – И нравится одна вредная мыШ. Именно так, без мягкого знака, потому что никакой мягкости в ней нет! – опять пытается поймать, шутливо, играя, потому что если хотел бы – поймал! – Неужели! – Вредная, мелкая мыШ! – еще бросок, я уже за столом. – От вредного слышу! – Вредная, мелкая, невозможная мышка, – резкий выпад, и все-таки он меня хватает, а я визжу, пытаясь вырваться. И затихаю, когда Рома обнимает меня очень крепко. Совсем по-взрослому. Так, что начинают гореть уши, потому что я всё чувствую. Его дыхание. Его напряжение. Кровь, несущуюся по его венам. Пружину, которая скручивается у меня внутри. – Лерка… я тебя люблю. – А я тебя. – Не хочу без тебя. Ни минуты. Ни секунды. Никуда не поеду. Вообще… мне надо готовиться к экзаменам. Так что… я буду с тобой. Я тебя еще достану своим присутствием. – Не достанешь. – Нет? – Не-а… даже не надейся. – Это опять из пьесы? – Нет. Это я сама только что придумала. – Ты моя фантазерка… – Ты мой герой. – Любимая… – Любимый мой… Это невозможно терпеть. Быть так близко. Но мы… мы же дали слово всем, да? Я не могу… И Рома… он всё знает. – Иди ко мне. Просто будь вот тут, рядом. У сердца. – Буду. Всегда. Если разрешишь. – Конечно, любимая. – Ты… правда не будешь?