Пока сестра, сдвинув брови, читала написанное, Аполлон сунул руку в сплетенную из ивовых прутьев корзину, которую Артемис принесла с собой. В ней он обнаружил чистую рубашку — слава богу! — несколько пар носков, шляпу и небольшой сверток с восхитительной едой. После нескольких лет пребывания в психушке он больше никогда не будет воспринимать еду — любую еду — как должное. — Кто такой Индио? — спросила Артемис, когда Аполлон взялся за яблоко. Зажав яблоко в зубах и не обращая внимания на сморщенный нос сестры, он написал: «Маленький, но весьма любознательный мальчик, проживающий с собакой, нянькой и любопытной матерью». Брови Артемиды взлетели вверх, когда брат захрустел яблоком. — Они живут здесь? Аполлон кивнул. — В этих развалинах? Артемис окинула взглядом обугленные, осыпающиеся стены галереи, где раньше располагались музыканты. Перед ней возвышались ряды мраморных колонн, которые когда-то поддерживали крышу над прогулочной аллеей. Крыша обрушилась во время пожара, да и колонны изрядно потрескались и осыпались. Аполлон уже придумал, что с ними сделать. Если их немного очистить от сажи и умело поработать молотком в некоторых местах, то они превратятся в живописные руины, хотя сейчас напоминали покрытые копотью пальцы, устремленные в небо, и навевали уныние. Аполлон занял одно из помещений за галереей, где когда-то музыканты, танцоры и актеры готовились к выступлениям. В свое новое жилище он принес соломенный матрас и пару стульев. Крышу заменил натянутый от угла до угла кусок брезента, который защищал от дождя и ветра. Обстановка получилась спартанской, зато здесь не было блох и клопов, то есть рай на земле по сравнению с Бедламом. Аполлон забрал у сестры блокнот и написал: «Они живут в театре. Она актриса — Робин Гудфеллоу. Харт позволил ей пожить здесь некоторое время». — Ты знаком с Робин Гудфеллоу? — На мгновение Артемис забыла о титуле и вновь превратилась в маленькую девочку, с благоговением взиравшую на конфету за полпенса. Решив, что ему нужно побольше узнать об актерской карьере мисс Стамп, Аполлон осторожно кивнул, Артемис уже успела взять себя в руки. — Насколько я помню, Робин Гудфеллоу довольно молода. Уверена, ей не больше тридцати. Аполлон беззаботно пожал плечами, но, увы, сестра знала его уже очень давно и очень хорошо. Явно заинтересованная происходящим, она подалась вперед. — И, должно быть, она очень остроумна, раз играет все эти очаровательные мужские роли… Мужские роли? Это было весьма рискованно. Аполлон нахмурился, а его сестра продолжала болтать: — Прошлой весной мы с кузиной Пенелопой видели ее в какой-то пьесе здесь, в «Хартс-Фолли». Как же она называлась? — Артемис задумчиво сдвинула брови, но потом покачала головой. — Впрочем, это не важно. Ты с ней говорил? Аполлон многозначительно посмотрел на блокнот. — Ты знаешь, что я имею в виду. Однако Аполлон уклонился от правдивого ответа. «Мои обстоятельства не располагают к светским визитам вежливости». Артемис скривила губы. — Не глупи. Не можешь же ты скрываться вечно… Аполлон скептически округлил глаза. — Да, не можешь, — упрямо повторила сестра. — Ты должен найти способ жить своей жизнью. И если для этого тебе придется покинуть Лондон и уехать из Англии, значит, так тому и быть. А вот это, — указала она на навес, матрас и стулья, — не жизнь. Во всяком случае, не настоящая. Схватив блокнот, Аполлон принялся яростно писать: «Что ты мне предлагаешь? Мне нужны деньги». — Займи у Уэйкфилда. Аполлон с усмешкой отвернулся. Менее всего ему хотелось бы оказаться в должниках у зятя. Артемис упрямо повысила голос: — Он с радостью даст тебе необходимую сумму. Уезжай. Отправляйся на континент или в одну из колоний. Люди короля не поедут за тобой в такую даль, да и вообще никуда, если ты возьмешь другое имя. Оглянувшись на сестру, Аполлон зло написал: «Предлагаешь мне отказаться от собственного имени?» — Да, если потребуется. — Она всегда была такой смелой, его сестра, такой решительной. — Не хотела тебе говорить, но мне кажется, за мной следят. Аполлон с тревогой посмотрел на нее. «Сегодня? За тобой шли до самого этого места?» — Нет. — Она покачала головой. — В другие дни, когда я приходила тебя навестить. Пару раз мне показалось, что за мной кто-то идет, мужчина. — Артемис поморщилась. — Хотя, возможно, просто померещилось. Аполлон нахмурился. — Не смотри на меня так! Я не была в этом уверена. Ну как ты не понимаешь? Если за мной следили и твое убежище будет обнаружено… Послушай, тебе нельзя здесь оставаться. Ты должен покинуть это место, вообще уехать из Англии, ради своей же собственной безопасности. Аполлон уставился на свой блокнот и на грязной от его руки странице аккуратно написал: «Не могу. Я не делал этого, Артемис». — Знаю, — прошептала та. — Но у тебя нет возможности доказать это, верно? Аполлон ничего не ответил, и это было красноречивее слов. Артемис накрыла руку брата своей. — Твое упорное нежелание уезжать из Англии может обернуться для тебя погибелью или кое-чем похуже. — Она подалась вперед. — Пожалуйста. Ты добрый, умный и… замечательный. Ты не заслужил заточения в Бедламе и не должен жить в таких ужасных условиях. Прошу тебя, не позволяй одержимости или… или желанию мести завладеть тобой. Имя важно, знаю, но не так важно, как ты сам. Не дай мне потерять брата. В этот момент Аполлон поднял голову и увидел — о нет, только не это! — как предательски заблестели глаза сестры. Этого он вынести не мог. Приблизившись к ней, он взял ее руки в свои. Артемис совсем по-детски шмыгнула носом и попросила: — Просто пообещай, что не поставишь крест на собственной жизни. Поджав губы, Аполлон решительно кивнул, и дрожащие губы Артемиды изогнулись в улыбке. — Возможно, теперь, когда рядом живет эта Робин Гудфеллоу, в тебе проснется какой-то интерес. Она хорошенькая? «Хорошенькая» не совсем верное слово, скорее озорная, хитрая, соблазнительная… Мысли Аполлона споткнулись на последнем слове, и ему на мгновение показалось, что он себя выдал. Просто удача, что он научился сохранять непроницаемое выражение лица. И вот теперь он применил это умение на собственной сестре, но та рассмеялась в ответ и бросила в него яблоко. Аполлон ловко поймал его, а затем написал в своем блокноте: «Как поживает его светлость Осел?» Как он и предполагал, Артемис нахмурилась. — Тебе пора прекратить его так называть. В конце концов, именно он вытащил тебя из психушки. Фыркнув, Аполлон написал: «А потом заковал в цепи в собственном мрачном подвале. И я до сих пор находился бы там, если б ты меня не освободила». Артемис фыркнула в ответ. — И никакой он не мрачный. Особенно теперь, когда там хранится вино. У Максимуса все хорошо. Спасибо, что спросил. Он передал тебе привет. Аполлон недоверчиво посмотрел на сестру. — Правда! Она очень старалась быть убедительной, но Аполлон лишь покачал головой. Если бы не упорство Артемиды и не чувства Уэйкфилда к ней, он до сих пор томился бы в Бедламе. И уж, конечно, Уэйкфилд освободил его не потому, что считал вменяемым и невиновным. Артемис испустила вздох. — Он вовсе не такой ужасный, каким ты его выставляешь. И я его люблю. Ради меня постарайся относиться к моему мужу чуть снисходительнее. Интересно, сколько раз Уэйкфилд выслушивал противоположную версию этой короткой тирады? И все же Аполлон кивнул. Потому что не видел смысла спорить с сестрой на эту тему. Артемис на мгновение прищурилась, словно сочла столь быструю капитуляцию подозрительной, но потом кивнула в ответ. — Хорошо. Мне хотелось бы, чтобы однажды вы стали друзьями. — Заметив, что Аполлон скептически вскинул бровь, она поспешно добавила: — Или хотя бы вели себя повежливее друг с другом. Аполлон не стал отвечать и занялся корзиной с едой. Обнаружив большую краюху хлеба, положил ее на деревянный брусок, чтобы порезать. — Вообще-то мне нужно с тобой поговорить еще кое о чем, — решительно проговорила Артемис. Аполлон поднял глаза на сестру и увидел, что она вертит в руках яблоко, что-то сосредоточенно обдумывая. — Максимус это от кого-то услышал: подозреваю, от Крейвена, потому что в качестве камердинера он все обо всех знает. Конечно, это всего лишь домыслы, но я решила, что все равно должна тебе рассказать. Забыв о хлебе, Аполлон приподнял ей подбородок указательным пальцем, вынуждая посмотреть ему в глаза, и вопросительно склонил голову набок. — Я о графе, — пояснила Артемис. Он на мгновение опешил: о каком графе? — потом до него дошло. Речь идет о мрачном старике в огромном черном парике, длиной до плеч, который однажды приехал его повидать и сообщить, что Аполлону, как его наследнику, надлежит отправиться в школу. От старика пахло уксусом и лавандой, и смотрел он такими же, как у него самого, глазами. Мальчик возненавидел его с первого взгляда. И вот теперь он смотрел в глаза своей сестры — к счастью, темно-серые, как у их матери — и ждал.