– Мне жаль. – Знаю. Девочки надеялись провести с тобой немного времени. Сейчас она тоже не имела намерения вызвать у него угрызения совести или испортить ему настроение, Торкель знал. Однако ей удалось и то и другое. – Я поговорю с ними и посмотрю, не сможем ли мы что-нибудь придумать. – Давай. Торкель быстро взглянул на наручные часы. – Они сейчас дома? – Нет, они ушли в школу. – Я позвоню сегодня вечером. – Давай. Вот, собственно, и все. Больше особенно разговаривать не о чем. Практический вопрос обсужден и решен. Тем не менее Торкелю не хотелось заканчивать разговор. – А как вообще дела? Дома все в порядке? – спросил он непринужденным тоном. – Да, дел хватает. Одна в старших классах школы, вторая – в гимназии, и Элин завела себе парня. – Правда? – Да, его зовут Эрик. Они вместе уже несколько недель. Он из ее класса. Ее класс в гимназии имени Йона Бауера[19], куда Элин поступила в августе, называется ОТ12 – программа «Отели и туризм». Свой выбор она с отцом не обсуждала. Узнав о ее планах, Торкель зашел в Интернет, чтобы узнать побольше. Прочитанное его не слишком порадовало. Описание программы завершалось следующим пассажем: «После выпускных экзаменов ты сможешь работать, например, рецепционистом, координатором мероприятий на конференциях или в сфере обслуживания в ресторане». А он-то в глубине души надеялся, что у Элин будут более солидные амбиции, чем стать рецепционистом или официанткой. Несмотря на это, он ни словом не поставил выбор дочери под сомнение. Какое он имел право высказываться по вопросам, в обсуждении которых и выработке решений не принимал участия? Ему казалось, что у них хорошие отношения, но в последнее время, если он ставил под сомнение то, что делала или решала Элин, или задавал вопросы, то все чаще слышал в ответ: «Если бы ты проявлял немного больше заинтересованности, ты бы знал». Становилось больно, но правда иногда причиняет боль. Он решил, что вечером, когда будет разговаривать с ней, скажет о ее парне только хорошее. – Ты его видела? – спросил он у Ивонн. – Да, он производит очень приятное впечатление. Он ночевал у нас в прошлые выходные. – Ночевал? – Да, с пятницы на субботу. Торкель чуть не спросил, как они разобрались с дополнительными кроватями и отдельными комнатами, но осознал, что опять предстанет безнадежно старомодным. Теперь большинство его взглядов воспринималось так, будто он смотрит на жизнь с позиций динозавра. – Не следует ли нам установить для этого… правила? – спросил он. – Они у нас есть. Им разрешается ночевать друг у друга только по выходным, когда на следующий день не надо идти в школу. О правилах он спросил не для того, чтобы узнать, какие они, а потому что полагал, что с ним тоже следовало бы посоветоваться. Но он знал, что Элин считает, что живет у Ивонн, поэтому ей и устанавливать правила. – О’кей, – произнес он. – Торкель, ей через три месяца исполнится семнадцать, – сказала Ивонн, явно понявшая по одному-единственному слову все, что думал Торкель. – Знаю. Просто я чувствую себя посторонним. – Изменить это может только один человек. – Я знаю. – Девочки всегда рассказывают, если ты их спрашиваешь. – Я знаю, – повторил он, хотя знал, что это не совсем правда. Теперь уже. Чем больше дочери взрослели, тем труднее ему было становиться естественной частью их жизни. Идти дальше примитивных вопросов о школе и тренировках. Он не всегда решался на более глубокий разговор, спрашивать о том, что действительно имело значение. Что они думают, что чувствуют, об их мечтах и планах. А дочери больше не делились с ним спонтанно, как раньше, когда были помладше, и ему иногда приходилось чуть ли не просить их замолчать, поскольку им так много хотелось рассказать. Как это ни парадоксально, но чем больше проходило времени, тем меньше он о них знал. Виноват, разумеется, он, ведь такой тип общения необходимо поддерживать. – Слушай, мне нужно идти, – сказала, к его облегчению, Ивонн. – Мне тоже, надо попытаться начать действовать… – Позвони девочкам сегодня вечером. – Обязательно. Пока. Закончив разговор, Торкель немного посидел с телефоном в руке, а затем пошел в ванную и начал бриться. Телефон снова зазвонил. – Бёрье, ИПО, я тебя разбудил? – спросил веселый голос на другом конце, когда Торкель ответил. – Отнюдь, все в порядке. – Торкель сел и достал блокнот. – Что ты нашел? Оказалось, немного. Или, точнее, ничего о Патриции Велтон. По сведениям американских властей, вообще не существовало женщины с таким именем, родившейся в нужное время и имевшей американское гражданство или получавшей в США водительские права. «Возможно, она использовала это имя и документы только за границей», – думал Торкель, пока Бёрье продолжал рассказ. С Лиз Макгордон им повезло больше. Не то чтобы они утопали в информации, но пять записей о ней все же имелось. Все о том, как она выезжала из США или въезжала обратно. Первый раз – в апреле 2001 года, второй – годом позже и в последний раз – в 2003 году. – Тогда она выехала двадцать восьмого октября, – сказал Бёрье, – но в регистре не указано, что она после этого вернулась. Складывается впечатление, будто в пределах США ее не существовало. На нее ничего нигде нет, кроме этих поездок. – Наверное, в США ее звали как-то иначе, – предположил Торкель, решив, что будет с Бёрье откровенен. Он хорошо знал коллегу и понимал, что дальше информация не пойдет. – Мы полагаем, что Патриция Велтон и Лиз Макгордон – одно и то же лицо. – Серьезно? – Да, и она не вернулась обратно в 2003 году потому, что тридцать первого октября погибла здесь, в горах. – Вот, черт! Ты хочешь, чтобы я продолжил искать материал на обеих? Торкель пришел к тому, что это, пожалуй, не имеет смысла. Бёрье уже узнал все, что можно узнать, о Патриции и Лиз по отдельности. Они не добудут больше информации, если не найдут третью идентичность. – Нет, не надо, – ответил он. – Но могу я тебя кое о чем спросить? – Давай. – У нее имелись фальшивые американские паспорта, достаточно хорошие для того, чтобы въезжать и выезжать из США в годы после одиннадцатого сентября. Кто делает такие хорошие фальшивки? – Что ты имеешь в виду? Торкель опять засомневался. Этими мыслями он пока еще ни с кем не делился. – Не могла ли она, не знаю… находиться на какой-то государственной службе? – На какой еще государственной службе? – Ну, знаешь… быть агентом? – ЦРУ? – Или где-то еще, я не знаю. – Есть что-нибудь, что на это указывает? – спросил Бёрье с интересом в голосе. Торкель ответил не сразу. Да, ему казалось, что кое-что на это указывает. Две фальшивые идентичности, хорошо и эффективно спланированная поездка, участие в массовом убийстве на горе, профессиональное попадание в цель. Вместе с тем это лишь беспочвенные теории, просто мысли, пришедшие ему в голову. Мысли, которые могут иметь сокрушительные последствия, если выйдет наружу, что их высказывал начальник Госкомиссии по расследованию убийств. – Знаешь, забудь об этом, – сказал он коллеге непринужденным тоном. – Просто подумалось от усталости. Вероятность слишком мала. Забудь. – О’кей. – Спасибо за помощь. Он закончил разговор, почувствовал, что изрядно голоден, покинул номер, встретил по пути Клару, сообщившую ему о погоде, и вошел в ресторан. Там он увидел только Урсулу, сидевшую и читавшую за одним из угловых столов, перед ней стояли остатки завтрака. Из ее чашки по-прежнему шел пар, поэтому Торкель предположил, что она завершает завтрак кофе с газетой. Накладывая себе выставленную еду, он обдумывал, не пора ли им покинуть Йемтланд и перенести расследование в Стокгольм. Расслабленное поведение Урсулы за завтраком подсказывало ему, что у них тут, в общем-то, маловато дел. Где находятся Йеннифер и Билли, он не знал. Возможно, все еще спят. Торкель взял поднос с завтраком, пошел и сел за стол Урсулы. – Привет, хорошо поспала? – Да, а ты? – Да. Торкель насыпал немного сахарного песка в простоквашу, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что они действительно одни. – Я скучаю по тебе, – тихо произнес он.