– Эй, Лэ́дло, здесь есть дичь покрупнее, чем эти проигравшие сопляки! – Только без меня не начинай, Бэл, – отозвался тот. – Разомнемся? – Бэл адресовал вопрос Нейрану и сделал ложный выпад. Нейран отступил на шаг, боковым зрением заметив, что ему в тыл заходит матерый мужчина, названный Лэдло: низкорослый и дородный, словно плод любви сверга и инсандийской женщины, с таким же орнаментом меандр на шее. «Так вот о какой зрелищности распевали эти крысы. – Нейран вспомнил пересуды придворных. – Еще бы дракона заставили победить». Он не закончил свою язвительную мысль – на него ринулись сразу оба варма́да. Рукопашная так рукопашная, решил Нейран. Погасив приступ проявления Ноктурнуса, он ушел от атаки Лэдло и пнул его по колену. И когда тот согнулся, влепил ему по затылку. Вармад хрюкнул и повалился на колени, взвыв от боли. В эту же секунду Нейран, поддавшись азарту, повернулся к приближающемуся Бэлу, и тут воздух с хрипом вылетел у него из груди. Ударная волна от кулака, врезавшегося в солнечное сплетение, швырнула Нейрана вниз. Но прежде, чем он обрушился в грязь, Бэл прописал ему в челюсть. Земля задрожала от падения Нейрана. Его рот наполнился грязью и кровью, а в сознании рассыпались яркие искры. Прошло пару секунд, прежде чем пустота в месте удара исчезла, и ее заполнила боль. Воздух, выбитый из легких, он с шумом втянул обратно. Едва Нейран пришел в себя, Бэл возник рядом, словно ураган, – безумный и быстрый. Резкое, точное движение – и снова удар. Нейран в последний миг увернулся от тяжелого сапога, подошва которого была усеяна шипами. Опершись на руки, Нейран вскочил, отплевываясь от грязи. – Ну что, щенок, цел? – с издевкой подтрунил над ним Бэл. – Лэдл, живой? Второй вармад, корчась от боли, пробубнил, поднимаясь: – Живой, но этот кретин разбил мне лицо. Нейран мельком оценил нанесенный им ущерб: разбитая бровь, кровь из которой хлестала на веко, закрывая обзор, и подбитый глаз, уже заплывающий синяком, – и довольно ухмыльнулся, чем тут же взбесил Бэла. – Тебе сейчас достанется, сопляк. Посмотрим, на что годится этот ваш пансионат благородных девиц, – прорычал он и вновь бросился на Нейрана. Удар слева, удар справа, выпад ногой – Нейран отбил нападение, но пропустил обманный маневр. Кулак с хрустом врезался ему в скулу. Щека онемела, но вскоре чувствительность вернулась пульсирующей болью. Нокту́рнус внутри взбаламутился и стал вскипать. Нейран с трудом подавил его возмущение. Сосредоточившись на драке, он вцепился в запястье Бэла, ударил ногой под колено, извернулся, съездил локтем в живот и ушел корпусом вниз. Раздался вопль Бэла. Он потерял равновесие, пошатнулся и упал на землю, схватившись за сломанную руку. Нейран не успел выпрямиться – в спину прилетел разряд электричества. Тело обожгло болью. Нейран с ревом призвал Чернолит. Вены, вздутые от разряда тока, принесли знакомое ощущение власти над Дикой Магией. Отразив щитом новый залп молний, Нейран в считаные мгновения оказался возле Лэдло и отшвырнул его магией. Вармад рухнул прямиком в кусты и застонал, когда острые шипы растения впились ему в кожу, но так и остался там лежать. Нейран развернулся. Аметрина в водном коконе напоминала акуа́нскую богиню, появившуюся из глубин морей. Она не нападала, но управляемые ею водные хлысты охаживали стражей, не давая им возможности приблизиться к Линору. Он, придерживая правой рукой левую, переводил дыхание за спиной своей защитницы. Рядом без сознания валялся второй воздушный маг. Осталось трое. Нейран перехватил обеспокоенный взгляд Аметрины и, сделав только ей понятный знак, атаковал сразу троих. Магические сферы прилетели каждому в плечо, заставляя отвлечься от Аметрины. Удостоверившись, что маневр сработал, Нейран отступил. Щека саднила, а по спине еще пробегали остаточные разряды, но он неотрывно смотрел на противников, выставив перед собой руку. Как только Аметрина воспользовалась заминкой, обрушив на них поток воды, словно речное цунами, Нейран одним внушительным ударом жидкого металла сбил с ног всех стражей. Третий попытался встать, но подоспевший Линор обездвижил его своей взрывной магией. Послышался звук низвергающейся воды: Аметрина освободилась от кокона и мокрая вылезла из реки. – Спасибо за помощь, Нейран, – произнесла она устало. Одним движением сверху-вниз указательного и среднего пальцев, прижатых друг к другу, заставила всю воду с волос и одежды стечь в почву. – Да, Нэмет, спасибо, – спохватился Линор, рассеянно осматриваясь. – Не так я себе Ратные представлял. – Если хочешь, мы можем использовать право на досрочное завершение, – заботливо предложила Аметрина, оценив рану на руке боевого мага. – Думаю, нам засчитают хоть какие-то баллы за эту драку, за вычетом побежденных Нейраном… И пока Линор раздумывал, Нейран покинул прогалину и отправился в чащу леса. Он не рассчитывал, что из первой же стычки выйдет наполовину энергетически опустошенным. Еще один такой бой, и ему грозит серьезный урон от магического истощения. Кости, превращающиеся в металл, доставляют мучительную боль, поэтому Нейран предпочитал никогда не доводить до такого состояния. Однако сдаться и преждевременно закончить испытание – нет, такого от него никто не дождется. Нейран отдалялся от реки, продираясь сквозь хрустящий густой тростник, и не ко времени подумал об Айси. Он много раз фантазировал на тему развития сцены в спальне, если бы не тот «тумматский» кулон у нее на шее. Его память отчетливо хранила детали ее облика. Ресницы, густые и темные, словно чернила. Осколок солнечного света, запутавшийся в ее волосах. Самые разные невысказанные слова, отражающиеся в изгибе губ. И он сам – далеко, в самом центре ее голубых глаз, – еще один мир, наполненный чувствами и воспоминаниями. В отличие от чудесной и нежной Ане́лии, похожей на легкий ласковый бриз, Айси больше напоминала ураган. Она даже пахла разреженным воздухом перед грозой и черной сливой – единственным растением, которое расцветало в Сунтлеоне только в сезоны бурь. По объективным меркам красоты Айси уступала Анелии, но ее энергия, дикая и необузданная, будоражила его сознание. Никогда раньше такого с Нейраном не происходило. Он размышлял о том, переживала ли она, когда он дрался, или ей не до него в объятиях Клагората на трибунах. Резкий приступ раздражения вновь овладел им, когда воображение услужливо подсунуло мерзкую картинку. Разозлившись, что ведет себя, как влюбленная девчонка, Нейран сконцентрировался на деле. Он добрался до самой серебрянки на границе территорий Шамадора, по пути столкнувшись еще с одним и затем с тремя стражами. Первая драка оказалась немного проще, учитывая, что Нейрану удалось застать колдунью врасплох. Во второй помогло появление Си́руса. К тому времени, когда последний из профессиональных магов призвал своего горогона, другие уже лежали в отключке. Черный лев разорвал горло оленю. Остатки вражеского горогона вернулись в Ама́нтес, как раз когда Нейран уделал его обладателя. Нейран привалился к стволу дерева. Победа над восемью противниками далась ему непросто. Запасов энергии на безопасное колдовство почти не осталось, и он неминуемо приближался к магическому истощению. Нейран уже пожалел об отказе от мила́сы. Впрочем, он надеялся, что в скором времени первая часть Ратных Столкновений будет завершена. И сейчас он намеревался вдоволь отдышаться, а потом вернуться к полю у зрительских трибун. Серебрянка мягко поблескивала в траве, беснующейся от порывов ветра, а на небе слабо светился нимб затмения. Сирус лежал рядом, вскинув голову, и его нос забавно подрагивал, когда он втягивал воздух. Нейран разминал затекшую шею, как вдруг лев издал предостерегающий рык и грациозно вскочил. Его хвост с кисточкой нервно мотнулся в сторону. Нейран напрягся и отстранился от дерева, вглядываясь в насыщенные лесные тени. Из его рта вырвались клубы пара. Тонкий слой инея покрыл пожухшие листья и кору деревьев. «Айсин?» – проскочила неуверенная мысль. Нейран ощущал чужое присутствие, но сильно сомневался, что это она решила вторгнуться в военную игру. Он увидел тень, выскользнувшую из мрака леса. В нос ударил запах надвигающейся грозы и черной сливы. Он сделал шаг навстречу – фигура в одно движение оказалась рядом – и запоздало понял свою оплошность. Нейран прекрасно знал об опьяняющем аромате фурий, заставляющем расслабиться и позабыть об опасностях, но все равно купился. И осознал это только тогда, когда когти едва не вцепились ему в плечо. Любое прикосновение этих существ к коже, и ты, считай, труп. Раньше, в дикие времена, плененных фурий использовали как орудие пыток, и в сравнении с болью, которую они вызывали, даже сожжение заживо было путевкой на курорт Ривьера. Ивесса же приказала им использовать щадящие атаки на Ратных, но Нейран понимал, насколько мучительными будут даже они, и в ужасе отпрянул от очередной попытки его коснуться. Синекожая фурия, глядя на него черными глазами, криво усмехнулась. Она раскинула руки в стороны, и плавники на них с хлестом распустились, как веер, в бритвенно-острые переливающиеся фиолетово-синие перья. Склонив голову набок, словно обратившаяся в слух сова, она мотнула рогами и разомкнула рот, произнеся голосом призрака: – Я уже ела этот запах. Я тебя знала… Кто же ты? Фурия неестественно дергано повернула голову и остановила свой гипнотизирующий взгляд на угрожающе рычащем Си́русе. Затем сделала по-птичьи легкий шаг ко льву и протянула к нему когтистую лапу. Сирус, прижавшись к земле, рыкнул и в испуге попятился, поджимая хвост. Она замахнулась лапой. Сирус отпрыгнул и ощерился, готовясь напасть. Нейран напряг связь со львом, заставляя его прекратить. Лев заупрямился, словно молодой жеребец во время первой заездки. – Ко мне! – рявкнул Нейран. Сирус вскинул голову, дернулся, но все же приблизился и злобно зыркнул на хозяина. Фурия вновь уставилась на отступающего Нейрана, растопырив перья. Он заметил криво обломанное перо на ее правой руке. Страх мурашками пробежал по спине. Сердце подскочило в горло. В голове вновь вспыхнуло воспоминание, как однажды фурия уже коснулась его, и какое при этом ему довелось испытать мучение. Тогда он потерял сознание. И вот теперь она снова перед ним. Ана́ра. Сирус, отреагировав на его испуг, утробно зарычал на приближающееся существо. Под подошвой Нейран ощутил уплотнение и услышал хруст. Серебрянка ярко вспыхнула. Но ждать от нее защиты не стоило – на фурий ее действие не распространялось. – Твой запах… такой тяжелый и холодный, ммм… что же это… – Ана́ра приближалась, ее перья на руках размеренно покачивались на ветру. – Я знаю… запах смерти… Нейран попытался сглотнуть ком, застрявший в горле. Ноктурнус пробудился в сердце и требовательно растекся по венам, стремясь защитить его. Но сильные эмоции в связке с Ноктурнусом могли привести только к одному последствию. Тому, которое учуяла фурия. Нейран с трудом подавил позыв призвать проклятие. – О, Раз-Рушительница, – игриво протянула Анара. – Здравствуй, милый. А я тебя совсем не узнала… спустя столько лет. Ее губы растянулись в леденящей душу кривой улыбке, и она поклонилась. Нейрана обдало холодом пробирающего ужаса. По древним традициям своего народа фурии склонялись только перед королями и теми, кого собирались убить. Нейран королем не был. Анара хотела завершить неоконченное дело четырнадцатилетней давности. Взмахнув руками, она поднялась в воздух и спикировала на него, целясь когтями ног в шею. Нейран рванул вниз, перекатился через голову и, вскочив, призвал Чернолит. Метнув в Анару, заворачивающую на второй круг, сферу, он тут же помчался в другую сторону и повторил удар. Первая сфера пролетела мимо, но вторая попала в ее руку, обрушив фурию вниз. Она пронзительно закричала, поднялась и, словно змея, кинулась в атаку. По приказу Нейрана Сирус напал на нее со спины. Челюсти зверя сомкнулись возле волос фурии, в которые были вплетены мелкие перышки, но она вовремя отскочила. Они так и застыли втроем, таращась друг на друга: Нейран – на Анару; она, опираясь на землю четырьмя конечностями и выгнув спину, – то на него, то на льва; и Сирус – неотрывно следя за хозяином, ожидая приказа. Одно невесомое движение могло привести эту живую инсталляцию в движение. Нейран судорожно просчитывал варианты. Единственный шанс победить и остаться в живых он видел только в объединении с Сирусом, чего всячески избегал. Покоренный горогон, привязанный к его Амантесу, нес в себе губительную силу подчинения чужой воли. Нейран хорошо помнил, как Сирус вырвался из темноты в своем оригинальном обличье медведя с разверзнутой пастью, полной громадных желтых зубов. Тогда Нейрана чуть не хватил удар. Однако поборов зверя, он понял, в какой капкан добровольно засунул руку. Горогон боролся, вырывался из Амантеса и неоднократно испытывал его, стараясь подчинить своей воле. В конце концов, Нейран получил еще одну способность, которую страшился использовать, и которая несла скорее опасность и проблемы, чем помощь. Чем сильнее сопротивлялся подчинению противник, тем больше получал физического вреда. Своим объединением Нейран запросто мог сломать человека. Убить его. Эта угроза преследовала его по пятам, сколько бы он ни прятался. Но были и другие последствия такой силы. Нейран быстро выяснил, что на контроль разума другого существа расходуется слишком много энергии. И как легко, проникнув в чужое сознание, потерять собственное. А это, в свою очередь, грозило утратой контроля над Ноктурнусом. Но несмотря на все кричащие дефекты, другого выхода у Нейрана не было. Кроме как сдаться и умереть от дикой боли. Он принял решение. Движением, разрушившим инсталляцию, стал удар по Амантесу. Мягкие волокна жгучтравы, из которой вышивался Амантес, ласково мазнули по подушечкам пальцев. Сирус черным сгустком притянулся к изображению солнца и полумесяца. Нейран перехватил его и раскинул на себя. Вокруг него появилась аура льва, готового к атаке. Анара бросилась вперед, целясь острыми когтями в глаза Нейрана. Он шагнул в сторону и, собравшись с духом, спешно схватил ногу промахнувшейся фурии. Ее угрожающе острые крылья метнулись к его лицу, а руки потянулись к шее. Боль пронзила висок, но Нейран успел. Он закричал, пытаясь прорваться в ее сознание. Анара взвизгнула, и Нейран почувствовал, как ее мысли ускользают от него. Он увидел в них жалкого мальчишку, взирающего синими глазами, полными слез, на то, что совершил. Пепелище, бывшее некогда принцем, раскинулось перед его ногами. Анара вскинула взгляд с этого зрелища на мальчишку. И Нейран перехватил ее волю. Фурия трепыхнулась, обмякла в руке Нейрана, сознание которого вернулось в собственную голову. Отпустив Анару, он, корчась от боли, откинулся на траву. * * * Эль соскальзывала с мокрых каменных глыб, покрытых илом, изо всех сил цепляясь за все, что можно. Наконец, она выкарабкалась на берег, усеянный сине-желтыми цветами, и села, откашливаясь от воды. Эльвия оглянулась – Лунаса нигде не было. Перед взором расстилалась подозрительно безмятежная долина: широкое озеро окружали массивные горы с заснеженными вершинами. Вдали виднелся фьорд. Его серые отвесные склоны, поросшие колючим кустарником и пурпурным багульником, ныряли в воду, прикрытую воздушной дымкой. Долина утопала в тумане пара, словно в облаках сладкой ваты. – Семпер, ты где?! Грохот огромного водопада и монотонное жужжание насекомых заглушили ее крик. – Лунас! – вновь проорала Эль, сорвавшись на хрип. Пугающее осознание стянуло горло будто удавкой. Он рухнул в озеро и до сих пор не всплыл. Эльвия собралась с духом, усмирив панику, и осторожно ступила обратно в воду. С трудом удерживаясь на трясущихся ногах, она постепенно продвигалась глубже, стараясь хоть что-нибудь разглядеть на песчаном дне. Эль сделала еще несколько неуверенных шагов, как вдруг перед ней вынырнула голова, покрытая длинными водорослями. Эльвия отпрянула и едва не распласталась на камнях. Уняв сердцебиение, она разглядела перед собой зеленокожую девушку, нервно размахивающую кончиком рыбьего хвоста. Русалка рывком подняла из-под воды Лунаса и осуждающе вытаращилась фиалковыми глазами на Эль, словно та выбросила мусор в ее водоем. – Спасибо, – опомнилась Эльвия и склонилась, чтобы забрать Лунаса. Между пальцев у спасительницы оказались перепонки, а заостренные уши были рельефны, будто плавники. Кожу на груди и шее покрывала чешуя, переливающаяся всеми оттенками морской волны. Каждая бирюзово-салатовая чешуйка, казалось, имела свой индивидуальный рисунок. – Лунас, очнись, пожалуйста! – Эль с огромным трудом вытащила его на большой камень, широким пластом торчащий из воды. – Фиий, пиий, фиий, – тревожно пропищала русалка, оскалившись острыми пираньими зубами. Эльвия с опаской глянула на нее и не без усилий перевернула Лунаса на бок. Постучала его по спине – изо рта вылилось немного воды. – Фиий, пиий, фиий! – Да вижу я, что он наглотался! – рявкнула Эль. – Может, ты умеешь делать искусственное дыхание? Я – нет! Русалка раздраженно помотала головой, будто посчитала Эль глупой, и звучно затрещала, как дельфин. – Да хватит уже! Извини, но я не понимаю по-рыбьи! На Эльвию накатила досада от беспомощности: она не знала русалочий язык и не могла оказать Лунасу срочную медицинскую помощь. Русалка с ворчанием подплыла к Лунасу и резко одернула край его дублета, показав окровавленную рубашку с прожженной сбоку дырой. Из-под одежды выпал запутавшийся в тканях черный муравей. Эль ошарашенно уставилась на него. Дела обстояли куда хуже, чем она думала. Глаза насекомого больше не горели безумными красными огнями, а иглы лап не двигались. Эльвия внезапно поняла, что ей пытались сказать: Лунас не захлебнулся, его отравил яд формисиды. – Ах ты ж тварь! – она схватила ближайший булыжник и отчаянно ударила по механическому муравью несколько раз, дробя его на мелкие части. Русалка испуганно пискнула, брезгливо мотнула головой и, взмахнув мерцающим хвостом, скрылась под водой. Магов обдало брызгами, и тут блестящая чешуя напомнила Эль переливы кварцевых кристаллов. – Как же я могла забыть! Она скинула мокрую сумку с плеч и суетливо принялась искать жеоду. Вытащила ее – внутри камня завораживающе пульсировала сиреневая энергия. На встречу с Талликой Эльвия забыла взять эолу, подаренную Алива́ром, и пожалела об этом. «Если бы только я сразу о ней вспомнила…» – осудила она себя. Глубоко вздохнув, Эль мысленно обратилась к дару Дайт и сжала в ладони жеоду – острые кристаллы впились в кожу. Магия исцеления проникла в вены и наполнила их мягким сиреневым светом. К нему от сердца ринулось оранжевое сияние и вызвало покалывание в местах, где они столкнулись. – Что за ерунда? – нахмурилась Эльвия, отложив опустошенную жеоду, и вдруг поняла, что Темпурус стал разрушать инородный дар, будто огонь, пожирающий все на своем пути. – Нет, миленький, стой, не надо! – взмолилась она. – Давай, Эль, некогда думать, как это выглядит! Она оттянула край рубашки Лунаса. Рана в районе ребер оказалась небольшой, но глубокой, и имела тошнотворный вид – кожа расплавилась, как воск. – Давай же! Эль напрягла руку, приложив ее к обожженному месту на теле Лунаса, и вновь нахмурилась, силясь выдавить хоть немного лечебной пыльцы, но ничего не вышло. Она припомнила мягкие ритмичные постукивания Алива́ра во время колдовства. Представив себя такой же осторожной и заботливой целительницей, как он, Эльвия вновь воззвала к дару. Мерцающая пыльца соскользнула с кончиков ее пальцев и начала заживлять увечье. Все шло прекрасно, пока ее правый бок не пронзила невыносимо жгучая боль. «Привет, побочка», – сыронизировала Эль, но не остановилась. Лунас медленно приходил в сознание.