От некоторых деревьев отделялись, словно ожившие ветви, человекоподобные существа, провожающие незваных гостей внимательными взорами. Вместо глаз у лесных людей были капли смолы, а тела покрывала кора. Они двигались пластично, извиваясь, как дождевые черви. Фелу стало не по себе, и он перешел на бег. – Скоро мы придем? – нагнав Нарину, в очередной раз спросил он. – Здесь реально стремно… И я уже хочу пить. А еще… – Тише, – шикнула она на него, как разозленная гусыня, будто он сделал нечто непристойное, и тщательно осмотрелась. Феликс проследил за ее взглядом и увидел большого призрачного горогона: зеленовато-бурый медведь то и дело вспыхивал яркими энергетическими импульсами. Рядом с ним крутились те же древесные люди, одетые в легкие наряды из листьев. Они чем-то угощали зверя Дикой Магии, а тот играл с ними с озорством щенка. – Не сходи с тропы, – тихо произнесла Нарина и продолжила путь вперед. Фел напряженно сглотнул – его не радовала перспектива быть разодранным горогоном. Вдали время от времени виднелись звери Дикой Магии, возле которых сновали жители Лесного Королевства, но, похоже, ни тем, ни другим не было дела до путников. Постепенно вдоль дороги начали появляться белые амариллисы. Их становилось все больше, пока, наконец, впереди не показалась огромная поляна, усеянная этими остролистыми цветами, точно снегом. Она выглядела освещенной теплым светом солнца, словно затмение здесь не властвовало. В центре возвышалась гигантская липа с полосатым, как пчелиные брюшка, стволом. На ветках в порывах ветра трепыхались мелкие листья и желтые пушистые цветки. В воздухе царил сладковатый аромат, будоражащий аппетит. Феликс даже пожалел, что не взял перекуса. Только когда они вышли на поляну, он увидел, что вокруг кроны парят тысячи золотистых мерцающих конфетти. Лишь приблизившись, он разглядел их крошечные полупрозрачные лапки и не сразу заметил, как стелющийся меж цветов плющ обвил его ногу. Поежившись, Фел дернулся изо всех сил и быстро нагнал Нарину, которая уже приложила ладонь к могучему дереву и прошептала сущую, по его мнению, абракадабру. В стволе с треском появился тесный проход с лестницей. Нарина кивнула Феликсу, и он с опаской стал подниматься, вздрогнув, когда кора за их спинами срослась обратно, будто зарубцевавшаяся рана. Феликс почувствовал себя в солярии: по стенам стекал янтарный вязкий мед, сияющий, словно жидкие лампочки, а запах стал приторным. Он решил, что если выживет и вернется на Землю, то обязательно использует увиденное для создания какой-нибудь компьютерной игры. Лестница вывела их на площадку вокруг необъятного ствола, теряющуюся среди пушистых ветвей и увешанную лианообразными мостами. Они вели к другим кронам, в которых скрывались домики-башенки с отделкой из листьев. Нарина направилась к одному из них. Вокруг него порхали сине-голубые и зеленовато-фосфорные бабочки с рельефными крыльями, оставляя за собой невесомую блестящую пыльцу. Оттуда же доносилось пение птиц, жужжание насекомых и стрекот цикад. Когда они подошли ко входу, увешанному крупными бутонами, горящими, как фонари, бабочки на миг окружили их, но все же пропустили дальше. Дверь в виде кленового листа была открыта, и Нарина лишь раздвинула занавески из лиан с пышными разноцветными пионами, от которых почему-то пахло ягодами. Фел нырнул в темноту следом за Нариной и тут же грохнулся на пол, запутавшись ногами в какой-то мохнатой колючей на ощупь пряже. Сердце его бешено заколотилось, когда он осознал, что оказался на многослойной груде волос. – Проклятые пеньки! Ух, я вам покажу… – из соседнего освещенного помещения донесся ворчливый, но добродушный женский голос. Феликс подумал, что именно таким нужно озвучивать детские сказки, вскочил и поспешил за Нариной к дверному проему на границе света и темноты. – Да уж, стареем мы, Ри́на, – протянула тучная женщина, даже не оглянувшись, когда гости вошли в просторную комнату. Фел понял, кому принадлежал длинный хвост волос, раскинувшийся аж до выхода. Незнакомка пыталась расчесать пышную копну гребешком ручной работы, то и дело вытаскивая из шевелюры ветвистые корешки. – Ну, в моей голове коренья еще не завелись, – с иронией парировала Нарина. – Спорно, моя дорогая. Спорно, – женщина усмехнулась и, наконец, обернулась. – Рада приветствовать в своей обители саму Рину Индигониа́нскую и… Она бросила цепкий, пронзительный взгляд на второго гостя. – Сиврес. То есть Фел, – он почему-то очень смутился и занервничал. – В смысле, меня так зовут. Очень приятно, мадам… леди… арона… – Ой, Со-Здатель упаси, – весело отмахнулась хозяйка. Сеть морщинок делала ее похожей на старушку-волшебницу. – Зови меня просто Матушка Ле́тта, мальчик. Как ты изменилась, моя дорогая, – сказала она Нарине, – а, казалось бы, только вчера бегала по моим лесам со своей подружкой Ха́ми… Хотя нет, это было позавчера, а вчера ты приходила с весьма выдающимся молодым человеком. Чудаковатым таким, но симпатичным. Как там у вас с ним? – она лукаво улыбнулась. – Матушка Летта, давайте не будем о моей личной жизни, – Нарина покосилась на Феликса. – У меня к вам важный вопрос. Могли бы вы помочь? – Зависит от специфики вопроса, девочка моя, – она кивнула в сторону большого окна и резного круглого стола, заставленного блюдами с фруктами, овощами и ягодами. Не успел Фел справиться с удивлением и мыслями о возрасте Матушки Летты, называющей пожилую Нарину девочкой, как хозяйка громко щелкнула пальцами. Тотчас ее длиннющие локоны зашевелились, приползли из соседней комнаты и закрутились в объемную прическу с редкими мятно-бирюзовыми цветами нефритовой лозы. Среди них кое-где виднелись невычесанные корешки. – Ни́я, детка, поди сюда! – крикнула она в сторону третьего помещения, откуда доносился запах свежей выпечки. Послышались звонкие шажки, и в центральную комнату вбежала девчушка с копной кудрявых темно-русых волос, похожих на аппетитные крендельки. Из них, словно из клумбы, торчали ароматные полевые цветы. Девочка показалась Феликсу ровесницей Лиар, но чудаковатой и неуклюжей – Ния влетела в спину Матушки Летты и плюхнулась на пол, уронив исписанные пергаменты. – Ой! – Она потерла голову и засунула за ухо серое гусиное перо. – Извините, пожалуйста, Мана. Хозяйка лишь снова усмехнулась и присела за стол напротив Нарины и Фела. – Принеси нам бальзам из стрекозьего меда, моя дорогая. Ния бросилась к комнате, но вдруг развернулась, суетливо собрала свои бумаги и только затем скрылась в соседнем помещении. – Искала себе преемницу, а мне прислали этот побег, – Матушка Летта рассмеялась. – Принцесса Мило́нии, называется, а ведет себя как простой летописец, всюду со своими пергаментами и пером. Хорошо хоть веритациа́нский знает. А так, всему надо учить. Фел с удивлением следил, как терпеливо и почтительно Нарина выслушивала хозяйку дома, хотя еще недавно неслась к ней с вопросами. Матушка Летта взяла с подоконника широкую вазу с малахитовыми горошинками, напоминающими гелевые шарики для снятия стресса, раздавила их и размазала содержимое по ладоням, будто обыкновенный крем. Видимо, заметив его недоумение, она пояснила: – Совиная икра – очень эффективна для омоложения. В нашем возрасте, Рина, полезно иметь под рукой хоть одну морскую сову. Феликс с трудом представил деревья в море, а на них сов, мечущих икринки, но получился полнейший абсурд, отчего он только поморщился и машинально потряс головой. – Конечно, Матушка, – безропотно согласилась Нарина, поражая Фела своим поведением, но Летту оно, похоже, ничуть не удивило. – Кстати, пра-пра-пра… ой, да не важно. В общем, внучка моя, Симфо́ния, безумно мечтает поучиться в твоем загоне для волшебников. У нее недавно проявился дар Дикой Магии. Видно, кто-то из ваших опять почудил в моих лесах лет пятнадцать назад… Ох уж эта молодежь! Что скажешь, Рина, примешь такую ученицу? – Конечно, Матушка, – вновь согласилась директриса. – Талантливым детям Шамадор всегда рад. Фелу показалось, что Нарину окончательно подменили, но он помалкивал. Розовощекая Ни́я как раз принесла поднос с глиняным графином и тремя чашами. Девчушка так старалась не напортачить, что двигалась очень медленно, хмурясь от напряжения и закусив верхнюю губу. Поставив поднос на стол, Симфо́ния с облегчением выдохнула и принялась с той же черепашьей скоростью разливать гостям бальзам из стрекозьего меда. Феликс хотел уже помочь девочке, но его опередили. – Эх, тебя только за Раз-Рушительницей посылать! – хохотнула Летта, ловко выхватывая кувшин из рук Нии. – Извините, Ма́на, – растерянно пискнула та и, утянув с подноса пергаменты, отскочила в сторону и устроилась в глубоком кресле чуть поодаль. – Ну, рассказывай, – хозяйка наполнила чаши изумрудным напитком и сделала первый глоток. – Вы угощайтесь, пожалуйста. Нарина мигом приосанилась, словно только этого разрешения и ждала, открыла рот, но резко передумала, глотнула бальзама – Феликс последовал ее примеру – и, наконец, выдала на одном дыхании: – Матушка, этот юноша утверждает, что в нем… – Погодите, – возмутился Фел, чуть не захлебнувшись. – Я ничего не утверждаю, это вы мне сказали, что какой-то хмырь засел у меня в мозгу. Встретив суровый взгляд Нарины, Феликс вжал голову в плечи. Его напугали ее блеснувшие дикой яростью глаза, показавшиеся кошачьими, по всей видимости, из-за настойки Летты. За пару секунд Фел раз десять успел пожалеть о сказанном. Тихую паузу нарушило спасительное урчание живота. – Кажется, я давно не ел… Откуда я знаю, может, вы вырубили меня и морили голодом, а потом свалили на меня все эти нечестные обвинения… – Успокойтесь, аро Сиврес, – невозмутимо приструнила его Нарина, глаза ее снова стали человеческими. – Вы правы, я не совсем корректно выразилась. Тем не менее, Матушка Летта, этот юноша, или его альтер эго, рассказал, что в нем застрял Осколок души Сирнеуса Незмана. И Осколок утверждает, что за всеми нашими проблемами сейчас стоит Гитер Домитор. Такое возможно? Он же погиб! Летта пила свой бальзам, придерживая пиалу обеими руками. Она молчала так долго, что даже Феликс занервничал и усомнился, не прослушала ли она вопрос. – Рина, душа моя, ты же прекрасно знаешь, что мы, дети Природы, не вмешиваемся в течение событий. – Но лично вам ведь известна вся правда! – Нарина повысила голос, и это крайне не понравилось хозяйке. Видимо, директриса осознала свой промах и произнесла мягко и вежливо: – Пожалуйста, Матушка… Возможно ли, что Ги́тер жив? Просто скажите, да или нет? Отчаяние отразилось на лице Нарины. Фел не знал, кто такой этот Гитер, но уяснил, что он принес ей немало бед. Летта тяжело вздохнула. – Оба варианта ответа равновероятны, моя дражайшая. – Матушка, да неужели вы не понимаете, что должны помочь?! – Нарина взорвалась эмоциями. – Знаете же, какой катастрофой все может кончиться, если Домитор жив! А если Фарфала права, то он еще и последователь Могильного Алхимика или, того хуже, ходит с его Осколком… Вы осознаете, что может начаться новая Вер-Шительная Война?! – Дорогая моя, я знаю все варианты будущего, – спокойно отозвалась Летта, собирая со дна пиалы остатки бальзама кусочком булочки. – Однако какой из них окажется явью, даже мне неведомо. Люди сами строят свою судьбу, своими действиями рисуя цепь событий на карте жизни. Да, они выбирают среди доступных им сценариев, но мы не имеем права влиять на их выбор. Каждый элемент природы событий уникален, у каждого определенная роль в истории, и если мы попытаемся что-то изменить, вычеркнуть какую-либо деталь или кого-то из общей картины, то изображение не сложится. Вселенская гармония может нарушиться, а это пострашнее любой войны… Нарина в отчаянии спрятала лицо в ладонях. Послышался хруст костей, и она тотчас испуганно прощупала шейные позвонки. Выдержала паузу и привычным строгим тоном скомандовала: – Аро Сиврес, мы уходим. Феликс мигом поднялся, между делом схватил со стола красное яблоко и сунул его в карман. Что-то до этого записывавшая Ния тоже закопошилась в кресле, будто собиралась уйти вместе с ними. – Плодородного вам Веремея, Матушка Летта, – с холодной учтивостью проговорила Нарина. – Не будем более отнимать у вас время. Фел, прежде чем последовал за ней, успел заметить печальную улыбку хозяйки. И вдруг директриса остановилась в проходе перед болезненно худой, костлявой женщиной, чьи глаза застилала туманная пелена слепоты. Он сравнил ее со смертью из комиксов, которой для полноты образа не хватало только заточенной косы. Незнакомка схватила кривыми пальцами Нарину за предплечье и, уставившись на нее, прокряхтела: – Черный ворон столкнется с Солнцем. Жертва Вер-Шителя падет. Пламя принесет шаману До́ру неизлечимую хворь. Проклятая кровь обагрит твои руки. Нарина так и застыла в изумлении. – Ния, отведи нашу гостью в почивальню, живо! – приказала Матушка Летта, а затем мягко обратилась к незнакомке: – Полно, Гвиве́тта, ступай с Нией, не пугай добрых людей. Феликс с тревогой посмотрел на девчушку, с бесстрашной учтивостью провожающую слепую старуху в комнату, пахнущую пирогами, и обернулся к явно взволнованной Нарине. – Не обращайте внимания. – Матушка Летта встала. – Гвиветта вчера едва не погибла на корабле, так и не добравшись до дома в Ривьере. А сейчас Веремейская ночь, сами понимаете. Она немного расстроена. Доброго вам пути, дорогие. Если желаете, Симфония проводит вас к празднующим на Поляну Диких Огней. – Благодарю, но это лишнее. Мы отправимся сразу в Шамадор. Нарина генеральской походкой вышла из комнаты. – Феликс, – тихо окликнула Матушка Летта. Он резко остановился и оглянулся, опешив, ведь был уверен, что его полное имя во время разговора вслух не произносилось. Хозяйка подошла ближе и заключила его руки в свои широкие ладони. От нее веяло выпечкой, уютным теплом и нежностью. Фел вдруг с тоской вспомнил приютившую его пожилую пару, Мэри и Дэвида, которые заботились о нем после больницы. Ему нестерпимо захотелось обнять Летту, забиться, словно цыпленок, под надежное крыло, но он сдержался. – У тебя великая судьба, мальчик мой, – ласково прошептала она. – В нужный момент сделай правильный выбор. Ты сильнее, чем думаешь. И поймешь это, когда придет время. Феликс хотел попросить пояснений и просто подольше побыть с этой чарующей тетушкой, но услышал требовательный голос: – Поторопитесь, аро Сиврес! – Простите, мне надо идти, – извинился он, погрустнев. – Конечно, мой мальчик, – женщина разжала ладони. – Ступай с Прав-Дой.