– Криворукая идиотка! Выметайся! Отправляйся обратно в Вольер! Там тебе самое место! По щекам Геды потекли слезы. Телларию это только еще больше взбесило. – Будешь реветь, еще и выпороть прикажу! Вон! – закричала она. И с утихающим гневом проследила за тем, как зареванная девушка улепетывает из ее спальни, будто на нее натравили гончих Дар-Инспекции. – Зря вы так, – пробормотала Эстыр. – Тебя забыла спросить! Хочешь отправиться следом? Нет? То-то же. Вот и молчи. И убери здесь все до моего возвращения! Эстыр поджала губы и тяжело вздохнула. Принцесса же, гордо вскинув подбородок, уверенной поступью вышла из опочивальни. Внутренности разъедала досада о потере. Телларию больше волновала не цена, – хотя, конечно, пустить пыль в глаза стоимостью драгоценностей она любила, – а уникальность подслушивающих сережек. Можно вдоволь насладиться куриными пересудами и сплетнями послов и придворных дам, когда они откровенно разговаривают между собой, понятия не имея, что каждая крупица оброненных слов достигает ушей той, о ком говорят. Впрочем, Теллария этим и забавлялась, чувствуя себя на вершине мира, понимая, кто ей друг, а кто – нет. Удобно знать, через кого лучше пустить слухи, чтобы они наверняка распространились по замку, словно простуда в сезон бурь. Размышляя об этом, Теллария бежала по коридорам Оска́ла, своего замка, устланного нежными серыми но́блесскими коврами. Белые с черными прожилками мраморные колонны и лестницы сплетались в единую вереницу декораций, в которых она чувствовала себя счастливой. Сегодня больше ничто не испоганит ей настроение! Каблучки туфель отстукивали игривый мотив, разносящийся эхом и врывающийся в следующие комнаты за несколько секунд до ее появления. При виде стражников Теллария сдерживалась, высокомерно внимая почтительным поклонам и пожеланиям доброго вечера, после чего вновь уносилась сквозь старинные помещения, будто порыв сквозняка. Вот мимо нее проплыл интерьер спальни старого короля Гарре́я, деда Телларии, который погиб в Кричащей войне с банши. Дорого обставленные хоромы с шикарной кроватью, достойной Со-Здателя; старинной мебелью, белый цвет которой с каждым годом становился все более серым; инсандийскими цветастыми национальными масками и оружием; различными сувенирами, подаренными королю в знак почтения, и простым огромным камином, в котором можно было зажарить целого кабана. Возможно, именно эти покои Теллария выберет, когда станет королевой. Она проскочила внутрь следующей комнаты сквозь приоткрытые двери. На некоторое время даже эхо застыло, словно выдерживая почтительную тишину. Здесь царил полумрак. Зашторенные окна пропускали несколько лучиков закатного оранжевого света, который дробился на белом полу лужицами расплесканного огня. Теллария остановилась в центре спальни бывшего кронпринца, своего брата, которого она знать никогда не знала – он умер за год до ее рождения. Покои были обставлены столь скромно, что с трудом можно было догадаться, чьи они. Теллария не раз слышала, что ее брат вовсе не был рад своему положению и часто высказывал мысли об отречении от престола. Судьба вняла его желаниям. По-своему. Теллария подошла к камину, над которым возвышался портрет-паутинка Ко́рвуса Арстана. Статный юноша с аристократическими чертами лица, острыми скулами, волевым подбородком, роскошными, даже по меркам женщин, платиновыми волосами до лопаток и серебристыми глазами. Пробивающаяся серая щетина делала его на портрете взрослее, чем он был в действительности накануне гибели. Арстановскую породу видно издалека, но ничто не убивает ее так, как безалаберное отношение к одежде. Теллария, наморщив нос, критично разглядывала простецкую рубаху брата. «Ну кто с венцом ходит в одежде слуг?» – в негодовании задумалась она, но, в итоге, лишь пожала плечами. Возможно, мать и носится со всеми пожитками почившего сына, как с драгоценным сверговским кладом, и до сих пор считает его лучшим претендентом на корону за всю историю Сунтлеона, но она-то, Теллария, знает правду. Решительно отвернувшись от портрета и словив напоследок укоризненный взгляд погибшего брата, принцесса осмотрела покои. Ей не пришлось долго искать. Торопливо подобрав подол платья, Теллария в несколько шагов преодолела расстояние, отделяющее ее от пьедестала, на котором покоился бельвитовый венец Корвуса с металлическими львиными когтями. Не королевская корона, но что поделать. Всему свое время. Теллария подхватила его и оглянулась, прощаясь, на портрет в последний раз. С этого ракурса было заметно золотистое напыление паутинки, и Корвус казался настоящим Валосильма́том, спустившимся с Мере́са на Нееру. «Прости, Корвус, но пришла новая эра. Я докажу нашей матери, что я ничуть не хуже тебя». Зажав под мышкой венец, принцесса выскочила вон. Она направилась в Зал Прайда, где по центру возвышался львиный трон, а перед ним – круглый стол, за которым восседал Совет Белых Когтей. Именно там вечером должно было пройти важное мероприятие. И пока Теллария преодолевала оставшийся путь, несколько раз натыкалась на сплетничающих стражей. Многие тут же замолкали, выпрямлялись по струнке и здоровались поклоном с наследницей, как подобает по протоколу королевского Двора. Однако вскоре Телларию уже распирало от любопытства, поэтому она встала на цыпочки и как можно тише приблизилась к новому посту стражи мелкими шажками. Венец больно колол ее нежную кожу, словно наказывая за подслушивание. – …байки и враки! Я самолично его видел, не похож он ни на какого демона! – пробурчал один из стражей низким басом. – Но суров, что твой Вер-Шитель, дар даю! – А я слышал, что он вырубил десятерых, прежде чем его обездвижили! – второй голос явно принадлежал кому-то помладше: писклявый и как будто не до конца сформировавшийся. – Не неси чушь, Э́рдес, – встрял третий. – Весь замок в курсе, что он сам сдался! Кто бы его поймал, если ему столько лет удавалось прятаться? – Сам не неси чушь! – возмутился Эрдес. – Зря, что ли, Ивесса притащила эту свою алхимическую дребедень? Кому ж еще Клагорат такую штукенцию подарил бы, как не ей? И это, чтобы отыскать… – Последи за языком! – вступился первый. – Будешь трепать им на всех поворотах, отсекут тебе его с превеликим удовольствием. Ты же знаешь, что такого болтать нельзя! Ее Гривейшество счастлива замужем за рэвом Караита́ном. – И кто в это верит, Брэ́рдом? Хоть одного мне покажи, – прыснул Эрдес. – Наша королева всех детей, говорят, имеет от разных… – Раз-Рушительница тебе в печень! – оборвал его Брэрдом. – Не усидеть тебе на королевской службе с такими речами! Наступила минутная тишина, и Теллария уже с досадой решила, что разговор окончен. Но не успела сделать и шага, как Брэрдом вновь задумчиво заговорил: – Боюсь, ни к чему хорошему это не приведет. Лисий ублюдок так руки и потирает, как бы вовремя подхватить настроения, витающие среди простого люда в Вольере. Да и в Логове есть немало изменников… – Я уже запарился в этих перчатках, – поддакнул третий страж. – Хоть спать не заставляют в них, и на том спасибо. Не удивлюсь, если скоро и это прикажут. Как будто Дорсан не при прикосновении мысли читает, а видит тебя насквозь вместе с твоими гнусными фантазиями. – Ты же знаешь, Итка́р, что говорят про Дорсана… он – ближайший потомок Орхия по прямой линии. Я слышал, была еще девица, но у нее не нашлось родовой нити, и она не смогла доказать родство. Так что, помяните мое слово, Дорсан вполне может развить свой дар так же сильно, как Орхий Бурый Лис. И тогда никакие перчатки нас не спасут. Как бы службу не пришлось менять! Теллария не выдержала. Она резко вынырнула из своего укрытия, мгновенно обратив троих стражей в суеверный ужас. Они ринулись на свои места, точно мыши от кота, лязгая доспехами и оружием. Затем застыли, будто металлические статуи, бледные, словно увидали саму Вопящую Смерть, сразившую криком короля Гаррея. – Еще раз увижу, как вы здесь языками чешете, лишитесь головы! – рявкнула Теллария, одарив троих взрослых мужчин гневным взглядом. Они же старательно и увлеченно изучали потолок. Фыркнув, принцесса величественной походкой вышла в парадный холл перед Залом Прайда. Здесь уже собралась целая толпа. Совет Белых Когтей в полном составе, за исключением Нарины Опирум, директрисы этой ненавистной школы магов, в которой учился названный матерью жених, личные стражи советников, придворные и маг-мемориал, обладающий феноменальной памятью, который запоминал каждый сбор Совета и его решения. Кроме них, в помещении околачивались слуги с подносами, заставленными легкими угощениями и луизирскими винами. И, наконец, в самом дальнем углу Теллария заметила того, кого практически все лизоблюды Ивессы Арстан формально презирали, а на деле – частенько ему симпатизировали. Томе́о Дорса́н. Единственный, кто выделялся из металлического озера одежд сунтлеоновцев своим идеально сидящим костюмом, скроенным по алхимической моде. Хвойного цвета глаза смотрели с легким надменным прищуром, а бритвенно-острые стрелки на брюках разрезали на лету заговоры и льстивые комплименты, которыми его одаривали с лживыми улыбками на устах. Светло-рыжие волосы до плеч были убраны в аккуратный низкий хвост, завязанный атласной лентой; козлиная бородка и усы добавляли ему интригующего шарма. Он весь был создан, казалось, из весенней зелени и осенней бронзы. Встретившись с ним взглядом и удостоившись легкой улыбки, Теллария обмерла изнутри и поспешила смущенно отвести глаза. Буквально тут же ей в руку вцепилась боль. – Если твоя мать увидит этот наряд, она перед всем Двором отправит тебя переодеваться, – произнес холодный голос. Телла вскинула голову и посмотрела на дядю Де́ймона Терзие́са. Вообще-то, дядей он был для Ивессы, но так как именно ему королева поручила воспитание родной дочери, Теллария называла его так же. Пожилой поджарый аристократ, чью осанку не смогли согнуть даже годы. Бледная кожа со старческими пигментными пятнами провисала по контуру челюсти. Деймон продолжал носить длинные волосы, которые зачесывал назад, несмотря на облысение. Они, некогда серые, поседели до по-королевски белого цвета, а голубые глаза стали блеклыми и почти бесцветными. Внешность Деймона нельзя было назвать выразительной, но он выделялся своей статью и манерами. Именно от него Теллария когда-то узнала, что прежде всего остального следует позаботиться о своем внешнем виде, а теперь он же ее и отчитывает. Принцесса фыркнула, вырвав локоть из руки Деймона. – Значит, она сама же устроит скандал. А мы оба знаем, что прилюдно она этого делать не любит. Так что прекрати, дядя. Я уже не ребенок. Деймон слегка склонил голову набок, окинул Телларию надменным взглядом мудрых глаз и с высоты прожитых лет произнес: – Тебе так кажется. Какой же ты еще ребенок, свет Со-Здателя Милостивого! Только маленькие дети твердят, что они более не дети. Хочешь быть взрослой, так и веди себя соответственно, Телла! Прекрати капризничать и помоги матери. Это все будет непросто, но нашей семье необходимо выдержать подобный позор с гордо поднятой головой, дабы ни одна плешивая лиса не посмела даже пискнуть в нашу сторону. Ты понимаешь меня? Теллария быстро кивнула, чтобы отделаться от назойливого старика. В глубине души она любила его, даже больше, чем мать, которой вечно было не до нее. Для Ивессы существовала лишь наследница, лицо будущего Сунтлеона, но никак не родная, любимая дочь, которой нужна нежность и поддержка. А вот дядя… Он тоже походил на бельви́т, но все-таки иногда его выдержка таяла, и он мог даже обнять Телларию. Возмутившись наивным мыслям, принцесса одернула себя. Какое теперь значение имеет прошлое? Она стоит на заре новой главы своей жизни. Будто в подтверждение раздался звук, оповещающий о начале заседания Совета. Королева была готова принять всех в Зале Прайда. Десятки ног зашаркали и заволочились по истертым коврам, поток людей вливался в двери, точно река в узкое горлышко бутылки. Теллария поспешила внутрь, перекидываясь по дороге с придворными вежливыми улыбками и пожеланиями. До сумерек оставалось еще около получаса, но Зал Прайда уже сиял огнями. Тщательно пригнанные камни стен, пола и потолка были расписаны сценами баталий и важных событий для Сунтлеона. Кое-где художники оставили белоснежные прогалины – там предполагалось изобразить деяния будущего. Теллария воскресила в памяти слова дяди Деймона, который не раз останавливался рядом с изображениями королей прошлого и задумчиво повторял: «Придет время, и ты, Телла, сядешь на место своей матери. Помни, что старая история пишется чернилами, а новая – кровью. Даже на такие меры необходимо идти, чтобы сохранить то, что тебе вверено». И она запомнила. Огни жеодовых люстр мягко отражались в серебряных элементах одеяний и интерьера, придавая залу и придворным схожесть с распахнутой ракушкой, где хранились десятки мелких жемчужин. Этот же свет зажигал бриллианты на платье Телларии, приковывая к ней всеобщее внимание. Ледяное лицо восседающей на троне Ивессы исказилось морщинкой между бровей. Теллария едва заставила себя погасить улыбку, ведь она ждала от матери именно такой реакции. Восходящее солнце не затмить никакими лампами. Все шло по плану. Люди набились в Зал подобно муравьям в муравейнике, и вскоре стало душно, от спертого воздуха из-за десятков смешавшихся духов начинало мутить, отчего слугам пришлось открывать окна. Замок притулился на плече горы, так что вечерний ветер снаружи выл почти по-волчьи и вносил в Зал приятный освежающий воздух. Дождавшись, пока стихнет раздражающий звук двигающихся стульев и смолкнут пересуды, королева еще больше выпрямилась, положила руки на подлокотники трона и проронила: – Введите пленника. Теллария, стоявшая у подножия трона выше, чем остальные приближенные, но ниже дяди, с нетерпением попереминалась с ноги на ногу и услышала мерный топот. Толпа расступалась перед ним, некоторые придворные шарахались в стороны, будто преступление против короны могло передаться через взгляд или прикосновение. Пленник отчеканивал каждый шаг, держа перед собой руки в наручах-блокираторах, антимагических перчатках и самых настоящих железных кандалах. Юноша с могучей грудью, бесстрастным лицом, будто вылепленным из камня, недобрыми глазами под тяжелым лбом, походившими на бездонные синие колодцы, шел, не оборачиваясь и не ловя взгляды придворных. Впадины под скулами и волевую челюсть покрывала короткая щетина, подчеркивающая изможденный вид. Зубы были крепко сцеплены. Теллария внимательно вглядывалась в ауру пленника, пытаясь понять, почему свет рядом с ним искажался и практически поглощался его чернотой. Никогда она не видела подобного. И вряд ли увидит еще, ведь, насколько она знала, проклятие Ноктурнуса – явление не столь частое. Далеко не каждый может позволить себе связаться с Тумматами. Да и не каждый сможет перебороть страх навлечь на себя кару Вер-Шителя, ведь священные писания Со-Здателя запрещают воскрешать мертвых. Из размышлений Телларию вырвала ледяная интонация матери: – Склонись перед своей королевой, – Ивесса Арстан испепеляла пленника взглядом, и от принцессы не укрылось, как сильно она сжимает подлокотники. Теллария заметила в его синих глазах потемневшее дно, будто ил в речной воде. Заденешь одним движением, и он взовьется бурным рассыпчатым вихрем и взбаламутит воды. Пленник мог повиноваться, склонить ради приличия голову, но он расправил плечи, гордо вздернул подбородок и бесстрашно посмотрел в глаза королеве. Стражи молниеносно оказались рядом и ударили его под колени. Пленник рухнул посреди Зала Прайда. Гнев исказил его лицо, на шее вздулась вена. Теллария забеспокоилась и сжала кулаки, чтобы взять эмоции под контроль. Пленник тяжело вздохнул, сначала поднял с колена одну ногу, а затем, перенеся на нее весь вес, встал с таким достоинством, словно и не падал вовсе. Он вновь посмотрел на королеву, еще более пристально и вызывающе. Ивесса резко сорвалась с трона и в ярости прорычала: – Я твоя королева, наглый ты щенок, и ты обязан мне повиноваться! – Может быть, мне еще обувь твою поцеловать? – с насмешкой спросил он. Ивесса Арстан пришла в бешенство. Она, словно фурия, метнулась к нему, белоснежные волосы взлетели, на секунду превратив ее в разъяренного призрака. Тени от зубцов на короне легли на бледное лицо, подобно черным хищным зубам, добавив ей воинственности. – Замолчи! Еще хоть слово, и я отправлю тебя в Нихиль! – Как прикажешь, мама, – язвительно усмехнулся пленник, и его голос наполнил все пространство тронного зала. – Или мне называть тебя исключительно Ваше Гривейшество? Придворные и Совет Белых Когтей молчали. Теллария же поджала губы, разглядывая брата. Что ни говори, но, не обладая типичной внешностью Арстанов, он более, чем остальные дети Ивессы, перенял доминантную черту их рода – гордыню. И пока королева исходила тысячью оттенками негодования, пытаясь совладать со злостью, к пленнику торопливо спустился Деймон. Он до этого топтался возле трона, точно гусь, которому не терпится взлететь, но теперь, завидев перспективы развития событий, быстро принялся предотвращать катастрофу. Приблизившись, дядя сложил перед собой пальцы домиком и, на мгновение почтительно склонив голову перед пленником, заговорил: – Рэв Лео́н Ко́нберг Нейра́н Арста́н, ваша мать – королева, и вы обязаны соблюдать протокол. Поклонитесь, как следует принцу крови. Леон перевел снисходительный взгляд на Деймона, сохраняя в себе заряд затаенной опасности. Пожилой советник был гораздо ниже него, но попытался выпрямиться и едва не поднялся на носочки, чтобы нивелировать эту разницу. Вместо этого показался Телларии раздувающимся от страха котом, дыбящим шерсть. – Я больше не принц крови, – раздраженно сказал Леон. – Ты был там, Деймон, когда меня лишили титула и изгнали. Не делай пра-ведный вид. Тебе и принадлежала эта идея. Советник коротко кивнул и, оглянувшись на Ивессу, опустившуюся на львиный трон, парировал: – Именем королевы вам даровали против воли народа помилование взамен на изгнание. Вы обязаны ей до конца своих дней за то, что остались живы после убийства кронпринца Корвуса. – Так, возможно, я обязан ей еще и собственным проклятием? И за это тоже стоит сказать спасибо? – Лео́н поднял руки, зазвенев кандалами, чтобы мать их хорошо разглядела. – Ты заставила какого-то Туммата меня воскресить, а потом, когда я не смог справиться с проклятием, на которое ты сама меня и обрекла, я был изгнан и заточен с толпой конвоя! А сейчас? Будешь держать взаперти, как бешеную псину? – Следи за словами, иначе лишишься языка! – рявкнула Ивесса.