— Книгами торговал на Крупе. — А тут всё время на фантастике? — С переменным успехом. Начинал с военных приключений, потом детективы дали. Потом оставили только исторические детективы и всучили переводную фантастику. Серии-то менялись вместо с руслом мейнстрима. Потом исторический детектив сократили, вместо него у меня в переводной фантастике завелись американские вампиры, которые инициировали российскую вампирятину. Лет за пять вампиры рассосались, теперь новая шиза — выживание после глобальной катастрофы или мировой войны. А детективы-нуар я уже сам писать начал. Пока в издательство не пришёл, даже мысли не было, что меня будут печатать и читать, как книжки, которыми я торгую. — Но… ты же писал что-то? Григорий пожал плечами. — В школе писал приключенческие рассказы. В молодости разве кто не пишет? Астролягов имел на этот счёт своё мнение. — Когда мы с Игорем в школе учились, я за ним литературных способностей не замечал, — поделился он. — Вот я статьи в стенгазету писал, просто заметки о школьной жизни, они пользовались успехом у одноклассников и вызывали ненависть учителей. У меня всегда пятёрки по сочинению были, а Игорь не блистал. Потом я поступил на журфак, Игорь — в Герцена и наши пути разошлись. Он женился, переехал к тёще. Мы изредка на улице встречались, садились дать по пивку, да за жизнь маленько потрещать. К литературному творчеству он здесь склонился, в издательстве. — Матвеев настропалил, — с ехидцей поведал Григорий. — Он всех работников старается подвигнуть на писание книг, даже бухгалтерию. — Зачем? — Шеф так шутит. Подумав, Алексей решил не отказывать Матвееву в самодурстве, а признать за собственником предприятия такое право как неотъемлемое для промышленника или купца. — Игорь же премий наполучал, — заметил он. — И вообще преуспел как фантаст. Я и не думал, что он талантлив. — Просто всерьёз шутку босса воспринял, — Григорий нахмурился. — А Дима? — Дима не повёлся, хотя раньше писал. На нём где сядешь, там и слезешь. — Давно здесь работает? — Дольше всех нас. — А Ринат? — Ринат — новое поколение. Его мама в издательство привела. — Кем она тут? — Никем. Просто с улицы. Искала работу сыночку после института, и подобрала по телефонному справочнику. Созвонилась с Гайдаром, — Григорий кашлянул и уточнил: — С Нуцалхановым. Явилась на аудиенцию и со всем уважением обратилась. Знаешь, как к Крёстному отцу, Гайдар до этого сам не свой. Нуцик был так удивлён и тронут, что принял сыночку на испытательный срок, а Ринат взял, да справился. Астролягов утёр холодным пот. — Так бывает? — Ринат малость не от мира сего, весь в игрушках, но ему это помогает быть в теме и общаться с такими же авторами. Новое поколение! Все они… — Григорий сдержался, изобразив паузу для замещения нецензурного слова, сделал вид, что нашёл замену, и выплюнул: — …хикки и, прости Господи, гики. Попаданцев Алексей не любил, книг о них избегал и вынужден был согласиться, что тема предназначалась для читателей новой генерации, которым эскапизм служил не отдушиной от свинцовых мерзостей бытия, а основным субстратом существования. Новое поколение выбрало виртуальную реальность и по уши погрузилось в игры, сайты и электронные тексты. Сам он не хотел бы составлять серию про боевые вылеты в прошлое. Хорошо, что для этого нашёлся особенный сотрудник. Даже, если особенного сотрудника издательству нашла мама. Алексей вспомнил собеседование с Матвеевым и уточнил: — То есть работникам нашей фирмы книжки писать не обязательно? — Как хочешь, — равнодушно ответил Григорий. — У нас свободная страна. — А это не зазорно, печататься в своём издательстве? — Ты так говоришь, как будто в этом есть что-то плохое. — Но ведь получается, что по блату издаёшься? — Какой блат, когда пишешь по велению генерального директора? Ты же не графоманию по своей инициативе стараешься пропихнуть. Здесь мы просто сокращаем цепочку трансакций, что удобно и авторам, и издателям. Мы и есть издатели. — Но это ж книжки, рождённые самоопылением? — Алексей чувствовал, как с него осыпается шелуха предубеждений, из-под которой проступает новая, блестящая чешуя сотрудника «Напалма». — Своей волей издать себя у себя же в издательстве всегда считалось как бы… неприличным поступком? — Только среди людей, которых мало печатают, — Григорий глумливо заулыбался. — Профессиональные писатели или хотя бы много публикуемые авторы эту инициативу всячески поддерживают. Им нравится, когда у других людей тоже выходят книги, неважно, каким образом. — Получается какая-то совсем другая литературная этика, которая начальством свыше нам дана. Григорий с величественной небрежностью стряхнул невидимую соринку с рукава френча. — И на обложках самовластья напишут наши имена, — обронил он. — Мы же и напишем. Кстати, я детектив закончил. Скоро пришлю тебе для публикации. Переход был внезапный. Совсем в его стиле. Григорий взялся за конкретику в борцовском стиле рывка с последующим захватом. — Какой детектив? — опешил Алексей. — Нуар, — Григорий многообещающе подмигнул и сообщил низким, хриплым, полным мрачной безнадёги и отчаяния голосом: — Роман называется… — он сделал паузу и вбил последний гвоздь в душу Астролягова: — «Девушка из Гатчины». 30. ДОМАШНЯЯ РАБОТА Астролягов застонал и ткнул пару раз указательным пальцем в клавиатуру. Потом ещё пару раз. Стало на четыре знака больше. Перестрелка описана неинтересно. Это потому, что выстрелы автора не интересуют. Зато есть вкусное описание денег. Заметно, что деньги автор любит безмерно. — Что ты хнычешь, как малое дитя? — Алла выглядывала из-под одеяла, куда спряталась с головой, чтобы не слышать фонового шума душевных мук. — Я не хнычу, я рожаю, — Алексей подумал и ткнул пальцем ещё разок. — Что же ты изродил? — Пробел. Матвеев затребовал внутреннюю рецензию к понедельнику. «Много чести» ещё не прошёл литературную правку (в понедельник после работы Астролягов и планировал забрать распечатку), как новым романом заинтересовались на самом верху. Что-то там за кулисами издательства двигалось, чему даже Тантлевский затруднился найти причину. Неизвестность пугала, на её фоне редактор-составитель вымучивал из себя отзыв на роман, который предстанет перед начальством в улучшенном виде, но в каком, рецензент пока не подозревал. Астролягов сильно сомневался, что Матвеев станет читать исходный текст. Он при этом боялся, что внутреннюю рецензию покажут Черкезишвили, который закатит новый скандал с катастрофическими для всех последствиями. От этого он страдал. Он писал и страдал, начиная понимать, что должен чувствовать обречённый на внимание основы «Напалма» творец. В газете такого не было. В прессе талантливый автор не выглядел канатоходцем, балансирующим по тонкой формулировке между непоняткой и увольнением. Редактор-составитель опустил руки, сдался и на краткое время уступил место журналисту-фрилансеру. «Спорный роман есть книга, которая размножается спорами. Черкезишвили пишет явно в расчёте на то, что книгу прочтут и забурлят. Это послужит сигналом к действию. На звук бурления потянутся другие ценители, они купят и прочтут «Много чести», напишут свои отзывы, а роман допечатают повышенным тиражом. Так, спорами, очевидно бездарный текст размножится в зависимости от спроса. Однако размножающаяся спорами литература по природе своей — плесень, и относится к царству грибов», — написал Астролягов и, задавив в себе внутреннего корреспондента, стёр нажатием на клавишу «Backspace». В голове стало пусто до звона в ушах. Мысли поплыли и быстро кончились. Алексей увидел роман «Много чести» весь целиком, постиг в полном объёме, который сначала заполнил голову до боли в черепной коробке, потом прямо на глазах сжался в точку и стал до слёз трагичным. «Трагичным, — подумал он. — Трогательным и логичным». Алексей слышал музыку и готов был танцевать под неё. Он понял тайную прелесть творчества маркиза Арманьяка. — Лёша. Голос доносился издалека. — Лёша! Астролягов опомнился и шмыгнул носом. «Сопли! — перепугался он. — Откуда? Я не простужался». Сделалось ужасно неудобно перед подругой, но резкий как понос насморк не оставлял иного выбора. Астролягов утёр губу и увидел, что пальцы красные. — Лёш? Он застыл. На грудь капало, но тёмно-синяя футболка скрыла масштаб катастрофы. Астролягов утёрся другой рукой, задрал голову и помчался в ванную. — Никогда со мной такого не было.