— Ты так Нуцалханова называешь? — с живым интересом спросил Ник Далёв. — Зверюшку Нуцика? А то он сам не знает, цербер гнойный. Сегодня на Григория что-то нашло. Чем больше он пил, тем становился злее. Его понесло, а Ник Далёв хоть и был говорлив, но умел слушать. Изредка он вставлял реплики, умело возвращая разговор на деятельность «Напалма», всякий раз как он сбивался с темы. Алексей следил, стараясь побольше закусывать и поменьше болтать. — Чего вы такие понурые? — приставал Далёв. — Тяжело гордо задирать голову, когда она засунута в мусорный бак, — отвечал Григорий. — Это ты про самотёк? — уточнил Игорь. — Про наши тексты в целом. — Да вы наговариваете на себя, — взмахнул руками Ник Далёв и заслонился ладонями, будто отталкивая словесную накипь. — Я же читал. Вы хорошие книги выпускаете. У вас даже Арманьяк печатается, а он из топовых авторов России. «Знал бы ты… — злорадно подумал Алексей о правке топового автора. — А ведь прав Григорий. Мы тексты полируем, красим, но это как полировать шлакоблок». Он налил водки, выпил, опять налил и только потом обнаружил, что пьёт один и без тостов. «Не без причины», — утешил он себя с мрачной радостью, проникаясь всё большим почтением к циничному коллеге, чьё мировоззрение только сейчас начал понимать по-настоящему, а тот отвечал на хитрые вопросы Далёва и не скрывал отношения к авторитетам: — Какой у него был римейк? «Адъютант его превосходительства: Чего изволите?» или «Адъютант его превосходительства: Куда прикажете?» — «Честь имею», — невпопад ляпнул Игорь. — «Много чести» вообще-то, — поправил Алексей. — Да? Какая разница! — воскликнул Григорий, откидываясь на спинку с такой экспрессией, что стул задрался на задние ножки и чудом сохранил равновесие. — Сюжет один и тот же. Встречаются в Крыму адъютант его превосходительства и красный комиссар, а красный комиссар ему и говорит: «Псина ты паркетная. Да я Перекоп штурмом брал, пока ты в штабе генералу Май-Маевскому сапоги чистил», — погнал Григорий, которого было уже не остановить. Впрочем, это было не опасно — Черкезешвили может быть и приглашали, но он не пришёл. — А вы знаете, что «Адъютант его превосходительства» — это изначально рассказ Владимира Галактионовича Короленко, девятнадцатого века ещё? — ввернул Ник Далёв. — Название потом все растащили, кому не лень. — Нет, — коротко и строго ответил за всех Тантлевский. — Мы редакторы. Зачем нам об этом знать? — Чтобы донести правду людям? — у Далёва загорелись глаза. — Кому нужна литературоведческая истина? У гномиков своя правда, сиюминутная и насущная. — А просвещать тёмные массы, не? Игорь надулся как земляная жаба: — В своих книжках я буду правильные вещи писать, близкие людям, нужные им, — с нравоучительным пафосом молвил он. — Сам останусь мудаком по жизни, но люди будут видеть угодный им миф, и только некоторые знать правду. Просвещение же массам не требуется, массам нужно дать утешение и вселить надежду. Что я стараюсь делать. Ник Далёв набрал в грудь воздуха и подался вперёд, словно брал интервью. «Он как на службе», — Астролягов подумал, включён ли режим диктофона на мобильнике Далёва. Ник был на это способен. — Вы редактор, который пишет книги. У вас раздвоения личности не бывает? — Случается, — охотно поделился Игорь. — Помню, написал роман, смотрел на текст изнутри, как автор. Через две недели правку принесли. Исправлений было, кстати, очень мало. Я когда её увидел, у меня в голове что-то переключилось — и вот уже смотрю на текст со стороны, как редактор. Взял карандаш, направил больше литредактора. Сам. У себя! Не разделил свою же точку зрения. Текст от этого только выиграл. А вы говорите «расщепление личности». «Ник готовился к встрече! — ошалел Астролягов. — Читал книжки, проговаривал вопросы, и теперь их задаёт». Но ничего не сказал и продолжил сидеть в алкогольном оцепенении. — Ну, за литературу, — Дима поднял рюмку, и все присоединились к нему. — А вы что об этом думаете? — закусив салатом, поинтересовался Ник Далёв. Дима флегматично потёр бородой о грудь и буркнул: — Что мне думать? С кем я тут могу поговорить о жизни Джорджа Оруэлла или Генри Миллера? Если ты работаешь в книжном издательстве, забудь о литературе. — Вы же фентэзи издаёте? — как будто не поверил Далёв. — Не возникает ли у вас вкусового диссонанса? — Только ангст, дискомфорт и экзистенциальный ужас, — вместо него ответил Григорий. — И деморализация, — добавил Ринат. — И дезорганизация трудового ритма недельной жизни, — заметил Игорь. А что подумал об этом Дима, так никто и не узнал, потому что всем было наплевать. Музыка в колонках исчезла с громким щелчком. Астролягов приготовился встретить гром первозданного Хаоса, но вместо этого раздался бодрый речетатив Жорика: — Еду я сегодня в метро, а рядом мужик бормочет: «Жизнь — дерьмо, жена — ведьма, родственники — гады, друзья — подонки». Оглядываюсь, у нас за спиной стоит Дед Мороз и говорит: «Просьбы скорбные, но исполнять надо». Так вот! Предлагаю поднять бокалы и выпить за грамотные новогодние желания! — УРАА-А! — заревели тётки, динамики их усилили, но без воя — обращаться с микрофоном Жорик умел. — Нет, — твёрдо сказал Ринат. — Под этого дурака мы пить не будем. — Тем более, что мы уже, — прошамкал Дима, разливая по фужерам шампанское, должно быть, про запас. — А теперь музыка и танцы! — продолжил Жорик, Астролягов поискал его глазами, но место за столом с Натой Тишиной пустовало, должно быть, массовик-затейник крутился на эстраде вне зоны видимости. — Нам сыграет свои песни великолепная Катя из художественного отдела! Астролягов снова обратил взгляд на стол, но и девочка-бульдожка оттуда исчезла. — Неужели мы сейчас услышим гитару? — упавшим голосом взмолился Ринат. — Вечер бардовской песни объявляю открытым, — Дима, наоборот, чувствовал себя в своей тарелке. — Ладно, если так, — отвечая своим мыслям, сказал Григорий таким примирительным тоном, что сделалось тревожно. Микрофон застучал, пока его крепили к стойке, и потом из него зазвенели струны. Дизайнер Катя пела мелодично и немного грустно. Разобрать слова совершенно не получалось. — Безуспешно пытается подражать Янке Дягилевой, — Ринат сунул смартфон в карман. — Лучше бы городскую прозу издавала прямо сейчас. — Пошлите танцевать, — распорядился Тантлевский, вспомнив, что он здесь начальник и должен поддерживать корпоративные правила. — Все пожрали, выпили, время разгрузиться. — Где здесь уборная? — спросил Астролягов. — Видишь, где дизайнеры сидят? — мотнул бородой Дима. — Дизайнерская ниша возле параши. Там их исконная территория. Астролягов шёл в байкерский туалет с предвкушением запредельной экзотики. Он ожидал воловьих рогов на бачке и писсуаров из бензобаков. Но его встретила чистенькая уборная, безликая и разделённая на М и Ж. Если не знаешь, что находишься в таком удивительном месте, как кабак буйных мотоциклистов, то и не оценишь. Когда он вернулся, одна Катя сменила другую. Девочка-бульдожка с гитарой на ремне тоже что-то напевала. Астролягов отшатнулся от авторской песни и обратил взор за свой столик, но коллеги разбрелись. И тогда редактор-составитель ринулся спасаться от катиных песен в бар и не прогадал. Возле стойки наблюдалась могучая кучка издательских служащих, где им наливали чего-то особенного. Астролягов немедленно направился туда и обнаружил Матвеева в окружении лизоблюдов и подхалимов. На прилавок байкерский бармен ловко выставлял рюмочки с ликёром, стаканы с вискарём, бокалы с разноцветными коктейлями и кружки с тёмным пивом. Алексей протолкался поближе к шефу, чтобы влиться в число прихлебателей. — Не вижу смысла платить ему больше, — благодушно вещал Матвеев. — Качество произведения находится только в голове автора, не в кошельке — в голове! Голодный даже лучше пишет, у него стимул есть, а сытому ничего не интересно. Деньгами автора можно удержать, чтобы не ушёл к конкуренту, но для этого он должен быть известным писателем, который хорошо продаётся. — Во всех смыслах, — угодливо ввернула дизайнер Катя, похожая на злого пингвинёнка. — Что вы на это скажете, Игорь Михайлович? — продолжил Матвеев, который не хотел оставаться единственным выразителем людоедского мнения. — Ну, как ведущий редактор самого крупного нашего отдела? Тантлевский блеснул очками и ответил с важностью: — Разнообразные аргументы автора, направленные на получение гонорара, не являются для редактора приоритетными. — Вот это сказал, как припечатал! — восхитился Матвеев. — Вот истинный редактор-администратор! Прошу любить и учиться у него! «А потом мы удивляемся, что нас убивают», — подумал Алексей. — Мы любим, — негромко сказала Ната, которая всё это время неприметно стояла за спиной гендиректора. — Мы учимся. Матвеев живо повернулся на высоком барном стуле, обнаружив её присутствие. — А вы что думаете по этому поводу? — заинтересовался он. — Если автора эксплуатировать, не кормить и подгонять хворостиною, он будет изработанный, истощённый и затурканный, — безо всякого выражения констатировала Ната Тишина. — После этого его можно выкинуть на мороз. Не обязательно, а в качестве бонуса, — добавил татуированный дизайнер с дырками в ушах, имени которого Астролягов запомнить никак не мог, и про себя называл нгандонским человеком. — А вы как считаете, Алексей Александрович? — оказывается, директор издательства помнил всех по имени-отчеству. — Я стараюсь, чтобы и авторы были сыты, и издатели целы, — осторожно высказался Астролягов. Матвеев с уважением посмотрел на него. — Это Лёша по неопытности, — полез в его защиту Тантлевский. — Поработает в нашем прекрасном коллективе — заматереет. Взгляд Матвеева на несколько секунд затуманился. — А может и надо, — мечтательно сказал он, — чтобы в группе был хоть один гуманист… неоперившийся…