Астролягов вернулся к спискам неблагонадёжных и подозрительных авторов. Они все были по-своему плохи, но самым худшим оказалось то, что было не за что зацепиться. Списки были составлены, но оставалось ощущение пустоты криминального поиска. «Именно так и тянут пустышку, — вспомнил он роман «В августе 44-го». — И это похуже, чем вытянуть пустышку в домино». Почему-то он подумал об Алле. Что мог бы на ней жениться, ведь они знакомы давным-давно. (У его одноклассника скоро будет четверо детей!) А теперь он чувствует отстранение от неё, словно близость съедала работа в издательстве. Это Алла привела к нему Ника Далёва, соединив журналистику, от которой он ушёл, с книгоизданием, к которому он пришёл. Неуёмный Ник Далёв взбаламутил в душе репортёрскую прыть, успешно подзабытую. Или это весна? Тут же он подумал, что Ник Далёв и маньяки как-то связаны. Астролягов замер. Списки неблагонадёжных авторов сделались ненужными, как сами авторы. Ник Далёв и был автором. Непризнанным. Холостым. Ненужным. И не он один. Холостяком был Иван Строев. Обеспеченным. Талантливым. Слишком амбициозным, чтобы мириться с положением, как мало популярности принесла ему литература. Возможно, порицающим «Напалм» за то, что издательство никак не вкладывается в его продвижение на литературных конкурсах и книжном рынке. Иван Строев внешне был слишком хорош и безупречен, чтобы оказаться вне подозрений бульварного журналиста. Астролягов ощутил знакомое жжение — он держал в руках сенсацию. Подняв взгляд, он увидел недвижно сидящего за монитором коллегу. Григорий лично знал Ивана Строева. Алексей понял, что есть только один понимающий человек, кому он может рассказать о своей находке. * * * — Честолюбие — больное место Строева. Если честолюбие ранить, Строев может убить. — Тебе лучше знать, — сказал Ник Далёв. — Он — богатый коммерсант, который почему-то не выпускает книги за свой счёт в таком виде, в каком ему хочется, — Астролягов прибежал с работы в Девяткино и теперь изливал свои соображения жёлтому журналисту и его заезжему родственнику с медицинским образованием, которые слушали с выражением истового интереса соучастников. — Почему? Да ему нужно признание авторского таланта официальным и независимым от его денег издателем. Строев тщеславен, поэтому соглашается с редакторскими требованиями, хотя сам пишет неплохо. Его вещи не нужно сильно править. Его книги нормально продаются. Величина роялти для Строева не имеет значения, но своевременность выплат он соблюдает железно, опять же, из чувства самоуважения. Вот его больное месте. А «Напалм» никак не участвует в его рекламе. — Неплохо, — после паузы сказал Ник Далёв, а Док тут же спросил: — Редакторша Гасанова тоже выпускала его книги? — Да, в «Ар-деко», — уронил Алексей. — Он специально для серии гламурного детектива написал офисный триллер про убийства в конторской среде — «Матка-зубатка», типа, прогнулся под формат, а роман прошёл незамеченным. Как, впрочем, всё у Наргиз Гасановой, — добавил он с чувством пренебрежения к неведомой коллеге и только потом осознал, что говорит как Григорий. Родственники переглянулись. — Веский аргумент, — с уважением признал Ник Далёв. — Вот что значит взгляд изнутри. Никакой следователь до этого не додумается. — Притом, что Иван Строев реально талантлив, — вздохнул Алексей и развёл руками. — Но… вот. Получилось как получилось, — он говорил почти с сожалением. — Иван Строев и под мои требования написал качественно иной для своего обычного творчества роман, уболтал я его на большую литературу, — соврал он, чтобы драматизировать ситуацию. — Продаётся нормально, хотя в рекламу издательство не вкладывается. — Значит, ты следующий, — сказал Ник Далёв. — Да запросто. Решит, что мы хороним его талант, и попробует снова всё исправить. — И так бывает, — богатое воображение журналистов бульварной прессы подогревалось фантазиями доктора, который им подыгрывал. — Умный психопат может всю жизнь оставаться не выявленным и планомерно совершать убийства. Преступник искусно притворяется. Он может казаться уравновешенным. Он ровен и вовсе не эмоционален, он рассудителен, но в нём нет ни раскаяния за содеянные злодеяния, ни угрызений совести. — Кем он работает? — У него своя фирма по производству окон и дверей. — Он вполне может помыкать подчинёнными, эксплуатируя самым нещадным образом, не испытывая ни чувства вины, ни страха. Это даже помогает. Люди таким лучше подчиняются и боятся роптать. Типичный психопат с низкой эмпатией и, как все психопаты, отличный притворщик. — Но Строев не такой. Он… респектабельный. — Это он при нас респектабельный, а какой он на самом деле, ты не знаешь, — заметил Ник Далёв. — Ушлый преступник будет конспироваться так, что не заметишь, — дополнил доктор Чернушкин. — Конспирироваться, — сказал редактор. — Чего? — А-а, ладно… — Я - парень с Северов, грамоте не учен, — немедленно оскорбился Док. Астролягов подумал и согласился, что Иван Строев всегда казался ровным и рассудительным. Как и утверждал терапевт с далёкого нефтяного прииска, никогда не знавший Строева раньше. — Кстати, — подмигнул Ник Далёв как подельник подельнику. — Я тут пока по соцсетям лазил, много интересного нарыл. Ты знаешь, что тебя на полном серьёзе обсуждают в качестве убийцы Плоткина и Егора? — Кто? — Вот и злодей об этом бы первым делом спросил бы, — возликовал Ник Далёв. — Зачем мне их убивать? — Считают, что ты прислал графоманский детектив, который Плоткин отклонил. Ты якобы настаивал, но разубедить не смог. Тогда вы повздорили, и ты его забил молотком. Так же, как забил дизайнера камнем, потому что за ошибку с псевдонимом получил нагоняй от Матвеева и не простил. — Не я не пишу романов! У меня и рассказов-то нет, если не считать пары детективов для «Сумеречного взгляда», напечатанных сто лет назад! Это легко проверить по редакционной почте на венином компьютере. Астролягов сам понял и осёкся. — Ты за ним год сидишь, — подтвердил Ник Далёв. — Стёр все следы. Устранив Плоткина, ты пришёл наниматься на работу, околдовал Матвеева и занял место жертвы. Как паразит. — Зачем??? — Чтобы выесть издательство изнутри. Выгнать самого лучшего автора и уничтожить самого талантливого дизайнера. — Но… Зачем? — Чтобы развалить «Напалм». — Зачем? — Потому что ты злодей. Не замечал, что к тебе в издательстве плохо относятся? — Нет, — Алексей расстроился. — Кто? — Корректора. — Я вообще из корректуры никого не знаю. Мы не общаемся. Сомневаюсь, что они меня знают в лицо. — Может и не общаетесь, они тебя за что-то не любят. Тихо и настойчиво, как умеют только корректоры. Там сложился бабский междусобойчик со своим пластом слухов и сплетен. Ты Катерину знаешь? — Это дизайнер, наверное, — припомнил Астролягов девушку, похожую на злого пингвинёнка. Он расстроился ещё больше. На поминках ему показалось, что дизайнер Катя к нему хорошо относится. Тем горше было узнать, что она за спиной пишет о нём всякие гадости.