Выслушав историю про серьги, вестники нашли доказательства недостаточными, к тому же они уже казнили одного человека за убийство Мураши. В вечер накануне убийства, Эльна употребляла одурманивающее каи, поэтому воспоминания о вечере и утре непригодны для доказательств. Вина не доказана, доверие потеряно. Эльне запрещено подниматься на вестнические уровни, на уровни бангки, пользоваться досками (если только в присутствии вестников и риспийцев и по их разрешению). Заниматься приготовлением пищи тоже запрещено. Из вестнического рая она была отправлена в ад первого уровня. Дело не только в достаточности доказательств, а в том, что обладая взрывным характером эльна могла убить Мурашу. Могла! Перекоос неуверенно сказал: – Я не верю, – и больше ничего не добавил, сам понимая всю обоснованность сомнений, спорить с приговором не стал. Эльне разрешили выбрать любое место в «аду» и она отсчитала метров триста от жилой части и обустроила там комнаты. Перекоос сделал всё необходимое, чтобы помочь при переезде, присматривает и заботится, но больше не остается на ночь, не заходит в спальни и красная юбка не поможет скрыть тяжелые сомнения. Риспиец не смог жить и любить и остаться с ней, как будто ничего и не было. Глаза влюбленные полны тоски, зовут и манят. Эльна вынуждена наблюдать, как рушится ее жизнь и не может сдержать гнева: старается держать себя в руках и не может хотя бы не запустить в Сашину доску высохшего от ненужности червяка. И надо бы пожаловаться, надо бы защищать себя, но вот эти глаза и жгучая ненависть разбудили в ней чувство вины. За свою недолгую жизнь эта рыжая со шрамами на щеках, несомненно личность неординарная, яркая и талантливая, видела одно сплошное насилие. Вот и защищала своё счастье, как могла, как понимала. Не хотелось бы оправдывать убийство, но ведь и в праве есть пунктик про смягчающие обстоятельства и в деле значится: выросла среди людоедов. – Прекрати так делать! Кому будет хуже? Мне? Нет. Тебе же и будет хуже, – поучительно сказала Саша остановив доску и глядя на несостоявшуюся подругу сверху вниз. – Хуже некуда. Смотри и радуйся, что ты сделала со мной! Позавидовала мне и Перекоосу. Да?! А потом драгэти посмотрел и побежала, побежала: пятки мелькают, юбка задирается. Подлая! Подлая! Все увидеть твою подлость внутри! Смотрите на нее, не думайте, что хорошая. Зависть правит этим миром! – Будешь кричать – заберем мебель, – сдержанно сказала Саша, уловив мгновение тишины, и посадила доску возле фонтана, где Форт бросал псу палку. Специально обожженную на огне палку и кидал так, как научила Саша. Казалось бы не надо особых умений, чтобы бросить псу палку, но если никогда не видел, что это можно делать, то и не сразу догадаешься, если вообще догадаешься. Верхняя губа Эльны презрительно дернулась (вероятно, от всех переживаний у нее начался легкий тик). Спустив гнев, рыжая обитательница первого уровня, решила уйти прочь, чтобы не наделать глупостей и не попасть в более тяжелое жилищное положение. По пути она громко сказала: – огонь правды далеко виден в болотах. Щррыхма щрам ашорха. С мебелью вышла такая история. Получив много подарков, люди первого уровня обнаружили разрушающее любопытство и страх перед иными вещами, так что некоторые вещи пришлось забрать. К примеру, прекрасная плетеная мебель из шоколадно-коричневого дерева с узорчатым плетением была вся варварски разобрана и частично разломана. Им интересно из чего она состоит и то, что надо будет собрать ее обратно, не очень-то их волнует. Мебель чудная, в нее проваливаешься, как в облачко, как в кокон заворачиваешься и, сладко засыпая, можно любоваться звездным небом Горыянцы под зеленый напиток со вкусом терпких трав, который быстро разливается во рту таким вкусом, что трудно подобрать аналоги. Разобранную мебель, которую возможно было собрать, риспийцы собрали (вздыхая, с недоумением глядя на такое варварство к чужому труду) и вернула в хранилище, а здесь оставили три «облачка». Прежде укрепили, как смогли и оставили. Но ночью кто-то из людей неизменно оставляет на них следы, теперь пытаются пилить. Одежду воруют, рвут, на ковры справляют нужду, посуду безбожно бьют, и на первом уровне появилось разделение между людьми, которые берегут все эти чудесные вещи, делающие жизнь легче и приятней и тех, кто ничего с собой сделать уже не может. Начались драки, крики, ссоры, ругань. Так что часть благ пришлось забрать, дабы вернуть в этот дурдом относительный мир. В закуточке Эльны мебель оставили. Она ничего не ломает, но к ней приходят ломать, поэтому пришлось ставить дополнительные стены и задвижки. Саша провожала взглядом рыжую бестию, потеряла бдительность и возле ее плеча просвистела обожженная палка. Девушка невольно вздрогнула, довольный «смешной» выходкой Форт громко засмеялся. Бак побежал за палкой, притащил и начал грызть. Мальчишка шлепнулся спиной на воду и, с улыбочкой, уставился в небо. – Я говорила: прежде чем бросать, нужно посмотреть. Нет людей – можно бросить, есть люди – нельзя бросать, – дрожащим от испуга и законного возмущения сказала Саша. – Отстань. Я – меткий. – Это правило для всех и должно исполняться всегда. Нужно беречь людей, – с расстановкой и ударениями парировала Саша, стараясь использовать легкие и понятные слова, – нарушил правило – будет наказание. Я забираю палку на три света. И она забрала палку из пасти Бака. Добряк лишь недовольно проурчал и смирился как есть. – Ээээ, – с угрозой протянул Форт. В ответ на его аргументы, девушка сняла с пояса плеть. Увы! В этом мире насилия и дурного воспитания, добро и благо должно уметь огрызаться. Имея общие, хорошо работающие на Земле представления о педагогике она, конечно же, пустила бы плеть в дело исключительно для самозащиты. – Видишь. Я легко могла бы бить, но хочу, чтобы ты думать головой умел. Стал как вестник. Мальчишка серьезно глянул на нее и с горечью ответил: – Мы такими никогда не станем. – Нет. Конечно, не станем. И не нужно. Мы многому научимся у них. Люди смогут держать много, много, всех мориспен подальше от себя. Ты уже не маленький, знаешь, что это значит. Мальчишка не любил щепетильные, воспитательные беседы, отмахнулся фразой: – Да, да, началось. Летим уже, – и Саша решила, что на сегодня воспитания достаточно, забрала палку, Форта с собакой и трех риспийцев и скоро такой компанией они добрались до каря старого леса, где, моя прелесть, разбился сад. Росточки, саженцы, парящая с утра черная, мясистая почва, в которую так и тянет жадно засунуть руки и вдохнуть аромат плодородия и будущей сытости. Сад выложен мощными дорогами не только сверху, но и снизу. Каменные ограждения в болотах – новое инженерное изобретение Отики, которое должно уберечь людей от драконов. Пока это только испытывается и не проверено временем, без вестников в саду находится нельзя, но в будущем вполне себе возможно, что люди будут спокойно работать в саду и просто проводить там время. Для укрытия от возможного нападения с воздуха построены каменные укрытия, выглядящие сверху и с боков вязаной салфеткой и гармонично вписывающиеся в сад. Сады перемешиваются с распаханными полями и вот там, южнее из семян уже выросли на двадцать сантиметров: листочки бледные, прожилки яркие, потом растение подрастет и появятся зеленые коробочки с белой «манкой», из которой получаются чудные, сытные пироги. Из всего высаженного, посаженного и посеянного только два вида растений не прижились. Стали жертвой белохвостого тонкого червяка, полюбившего корни этих растений на завтрак, обед и ужин. Отика нашелся возле кустарников с резными, широкими листьями. За ним с сонным видом, умирая от скуки, шел Изирда и записывал под диктовку данные осмотра сада. У великого изобретателя в руках то, что можно идентифицировать, как лазерную линейку. Правда, это не его изобретение. По необходимости драгэти делали такие вещицы для кораблестроителей. Увидев Сашу, Изирда заметно взбодрился, поприветствовал, передал ей дощечку, сказал: – Мы на воспитании, – забрал Форта с собакой и еще трех подростков, видимых в двух километров отсюда, и отправился с детьми-подростками купаться. Детей от Саши больше не скрывали, но она и сама не горела желанием встретиться. Большой труд – местные подростки. С нее вполне достаточно шефства над Фортом, на этом социальный долг в области воспитания подросшего поколения и формирования человеческого общества да будет исполнен. Отика поприветствовал девушку благородным кивком и молча оглядел ее наряд. В это чудесное, летнее утро на Саше одета светлая юбка-брюки и светлая блузка. С некоторых пор вестническая форма – прекрасная и живая – аккуратно сложенная лежит в шкафу. И видимо будет там находиться долго, потому что слишком уж непривычно носить одежду из живой ткани. То есть живую одежду. Ее ткут из растения ирибритус. Прокрасить нити невозможно, вот какой природный цвет проявляется после просушки, такой и остается на долгие-долгие годы. И нити, и ткань в целом питаются солнечными лучами и всасывают влагу из воздуха. В жаркую погоду, ткань «расслабляется», что способствует естественной вентиляции, во время холода «сжимается» и обладает свойствами шерстяной ткани. Форму ни в коем случае нельзя выбрасывать, сжигать, и непременно нужно периодически доставать из шкафа, чтобы напитать солнечными лучами. В противном случае можно получить серьезный выговор за жестокое обращение с одеждой и это еще если повезет, потому что ирибритус – дар Альмахатери и относится к нему нужно соответствующе. Если в процессе носки помять одежду (самым естественным образом), она выпрямится, если замарать – она вытолкнет всё лишнее. Не убиваемая вещь. Из всех подаренных украшений на Саше только самое необходимое и любимое: кольцо и браслет с функцией «дозвониться» до драгэти и солноэ – брошь в форме алого лепестка. Полной неожиданностью стало, когда при посещении большего парката, где живет огромнейший, большей частью спящий, бурый дракон, собрались все вестники и все риспийцы и Саше, Перекоосу и еще одному риспийцу с благодарностью подарили солноэ-броши за спасение вестников. На Риспе эти дары и приставка к имени даются за весомую помощь вестничеству и даже там – это редкость, не говоря о том, что Саша – единственный в мирах человек с лепестком тюльпана. По виду так очень похож цветок Альмахатери на земные тюльпаны. За то, что находясь в смертельной опасности, девушка прикрыла чудо-шаром усатого вестника с именем Пааро Паблини, теперь к ней многие обращаются солноэ. Без сомнительной скромности надо сказать: когда тебя награждают, это очень приятно, а в старости можно не ломать голову о смысле жизни, что сделает ее значительно приятней. Всегда можно предъявить себе эту брошу и сказать: – Всё отлично! Жизнь прожита не зря. – Приветствую, – сказала Саша. – Наринмэ рологнорум утисус мариитус…, – и далее по списку пробежался изобретатель. Значение четвертого слова Саша не вспомнила и замялась: стоит ли говорить о том, что слово не знакомо. – Ты не говорил о мариитусе, – уверенно сказала она. Измерив кустарничек с маленьким желтым маячком в почве, Отика кивнул, окинул ее довольным взглядом и продиктовал высоту растения: – Три динады, пять версот. Ты быстро учишься. Пожалуй, даже для вестников быстро. Саша записала данные по выборочному кусту, отметила рост и с надеждой спросила: Значит, мне уже можно самой ухаживать за садом? – Мы говорили только о третьем отрезе. С новым днем сама начнешь приглядывать за ним. Где подача воды? – На круглом камне, – она кивнула на выложенную кругом площадку, в центре которой бил родничок с вкусной, чистой водой. Вода! О, вода. Открыл кран и вот оно счастье. Конечно, Саша слышала о пустынях Африки, но в укреплении дело обстоит куда серьезней. Воду достают из глубин Горыянцы, а там в свою очередь она появилась по воле драгэти, принесших из миров несколько огромных льдин, а также из родного мира Риспа отдельно хранится и пока никак не трогается запас риспийской воды от Ральфа Форста. Льдины были растоплены, вода отстояна и очищена и теперь орошает вестнические сады. – Трудись в меру, – сказал Отика и непроизвольно оглянулся, будто не хотел, чтобы кто-то услышал, – если Саша будет уставать, драгэти Аорон скажет мне: Саша вечером уставшая, отдыхает, я грустно одинок и смотрю на стену и как моя любимая сэвилья спит. Мои ночи стали тихими из-за твоей травы. – Не продолжай, – смутилась девушка, – тут даже сорняков нет и взяться неоткуда. Отика выпрямился и заговорчески посмотрел так, как смотрел, когда собирался говорить о некоторых важных вещах, а о других важных вещах говорить не собирался и о них надо будет догадаться через сказанные вслух слова. – Драгэти Аорон сильно смягчился к людям. Теперь спокойно смотрит со своей доски на первый уровень, – запнулся Отика, подбирая нужные слова, – здесь, в Горыянцы мы не дома и неотвратимо меняемся. Когда белый смешивается с черным получается серый. Обязательно получается. Неотвратимо. Но если подобрать удачные пропорции и краски хорошие, то серый цвет получится насыщенным, благородным. Люди должны размножаться. Сейчас это их главная задача. Драгэти нужно воинство, нужна сила и я молюсь богам, чтобы это их стремление не переменилось. – И драгэти умрут раньше, чем станут тиранами, – шепотом закончила мысль Саша. У Отики взгляд стал глубоким-глубоким, бездонным и он посмотрел в утреннее небо так, будто ожидая там кого-то увидеть и сказал: – С мориспен такое случилось. Знаешь, мы с Грисом эту ночь не спали вместе. – Что, прости? – Смотрели мои изобретения. Он сказал оставить их, не разбирать, – грустно улыбнулся Отика, – они будут жить. – Я очень рада: как камень с души упал. Ты ж вроде тоже этого хотел. – Да, да, конечно. Мне еще много нужно сделать, потому что мы застряли в этом мире надолго. Так надолго, что можно сказать навсегда. Когда это тело умрет, я возьму другое, человеческое тело, и люди назовут меня гением. Я буду изобретать, рисовать, делать непонятные им, а где-то и себе вещи и, надеюсь, мой гений не будет ограничен изобретением напильника, чтобы сбежать из тюрьмы мориспен. Мой человеческий ум не сможет вспомнить прошлую жизнь быстро, и я буду смотреть странные, яркие сны незнакомых мест и удивляться: с чего бы это? Получается всё, что я делаю сейчас, делаю для себя. Альмахатери заперла нас здесь на несколько жизней, и мы должны будем тянуть и тянуть человечество, пока Она не сочтет, что достаточно. Это будет долгий-долгий путь домой, и я сделаю всё, чтобы вернуться туда: открыть глаза и увидеть благословенный свет Риспы. Понимаешь? Саша не стала говорить, что прекрасно понимает и очень скучает по маме, по потерянной навсегда жизни. Как не убеждает себя, все равно скучает, поэтому и стремится занять себя делом, сильнее и сильнее прорастая в этот мир. Не стала говорить, потому что беседа и так идет по минорным нотам. – Ты же знаешь: я сделаю всё от меня зависящее, чтобы помочь. Твоё дело – моё дело. В самой безвыходной ситуации нужно что-то делать, пусть понемногу, по чуть-чуть. В игре под названием жизнь остановка означает движение вниз. Знаешь, когда работаю, перестаю чувствовать свою человеческую беспомощность. Дело успокаивает. Сказанные с улыбкой слова приободрили и понравились. Отика смахнул глубину серьезности и мудрости, провел рукой по саду и сказал: – Значит, тут всё твоё. Дарю. Закончим с участком и пойдем, посмотрим, что там драгэти приготовили. – Да, Аорон говорил утром. Закипела несложная работа по измерению прироста в выборке каждой группы растений. Отика диктовал цифры, Саша записывала и отвечала на вопросы вроде: как определить влажность почвы? Как понять, где растениям не хватает воды, а где оно залито? Различия мракобруса от зелиноссии. А надо сказать, он очень похожи. Оба растения длинные, вьются, нуждаются в опоре, обильно покрыты листьями, а листья сантиметров пять в длину, круглые. Мракобрус и зеленоссия оживили каменные арки у леса, где будет прогулочная дорожка и кострище. Мракобрус, по сути своей, декоративный цветок с фиолетовыми, белыми и желтыми цветами, зеленоссия же когда отцветет, появятся сочные желтые плоды со сладкой терпкостью. Бессонная ночь Отики начала требовать сна и отдыха и часа через два, пролетевшие незаметно в приятной, дружеской компании, он предложил лететь в хранилище, где рассчитывал немного вздремнуть. Разбирать оставленные Ральфом Форстом дары, все равно, что распаковывать новогодние подарки. Дерево пропитано тонкими, наиприятнейшими ароматами, шелестит бумага, руки не хочется убирать от тканей и мебели и от растений и от сладостей, и палочек, и каких-то прутиков, и маленьких пуговиц, ножичков, сосудов для омовения рук, от бутыльков с ароматами и маслами. И это только те вещи, о назначении которых Саша знала или могла догадываться. Грандиозная распаковка. Отика оставил дозорных присматривать за садом, дождаться Изирду и сменить тех, кто тут ночевал, отдохнуть и помыться. Объем появившихся в укреплении товаров требовал сооружения нового, не в сравнении большего по объему с уже имеющимися, мест хранения. Нужно новое, вместительное хранилище. Аорон по совету Ральфа Форста не стал делать его единым, разбил на три. Ведь там есть продукты, которым требуются разные условия хранения и по температуре, и по влажности, и по свету. По степени мастерства логистика на уровне подковать блоху. Первым делом вестники разобрались с почвой и саженцами. Благо время затишья позволило заняться этими приятными работами. Ральф разбил груз на сектора в зависимости от срочности распаковки. Полные списки учитывать не стали, решили составлять свои в зависимости от того, куда будет определен товар. Драгэти перемещают ящики по кругу и сегодня достали новую партию: описать, разобрать, раздать, отправить на хранение. Хранилище, в котором должна состояться очередная грандиозная распаковка находится недалеко от швейной мастерской. Теперь у Саши почти не оставалось времени на швейное дело. Пролетая мимо, она про себя помахала рукой, и заметила внутри новых сэвилий, две из которых ровесницы Форта. Хранилище расположено на склоне горы. Пустовавшие жилые помещения были «переплавлены». Драгэти создали пустое пространство внутри горы, укрепив его белоснежными колоннами-подпорками, снизу и сверху расширяющимися и похожими на корни огромного, фантастического растения. Выход из хранилища относительно его размеров небольшой, потому что объемных предметов в этом хранилище нет. Перед выходом разместили аккуратные погрузочно-разгрузочные площадки. К моменту их с Отикой появления, работа здесь кипела. Помимо содержимого контейнеры сами по себе представляют огромную ценность. Одни сделаны из коричневого дерева, другие черные, матовые, с волнистыми внешними стенками сотворены из расплавленного под давлением камня. Из этого удобного для работы материала делаются как огромные контейнеры, так и маленькие шкатулочки, и баночки для сыпучих продуктов и веществ. Правда, камень дает тепловатый, смолянистый аромат и когда это нежелательно, внутри тару покрывают нейтральным слоем. Они с Отикой остановили доски напротив входа в хранилище. На левой площадке на специальную, под транспортировку для грузов доску были погружены четыре больших, с два Сашкиных роста контейнера и штук пятнадцать-двадцать более маленьких. Вестник Пааро с улыбкой кивнул Саше и сказал Грису Форсту: – Я полечу с ними, драгэти. Надо всё правильно сделать. Боюсь, без меня напутают. – Да, делай, как считаешь нужным и полезным. Твой талант разложить и запомнить достоин песни, – ответил Грис и они оба улыбнулись этой не смешной, по мнению Саши, шутке. Аорон нашел Сашу взглядом и цокнул языком и незаметно для остальных подмигнул и заставил доску взлететь. Большая часть вестников и риспийцев улетели вместе с этим грузом на своих, маленьких досках. Еще звенели в опустевших стенах голоса и шутки. Хранилище замерло в ожидании живой, оживляющей, движущей, теплой и беспокойной человеческой силы. Возле входа, за первыми колоннами посреди освободившегося «предбанника» стояла крайне непонятная штуковина. По форме похожа на ванну. Или нет? На перевернутый конус с усеченным верхом и сделана эта штуковина из того же материала, что черные контейнеры. – О! – воскликнул Отика, – как давно я не играл в изирас. – Будешь? – предложил Аорон и добавил, – мы с Грисом разыгрываем партию. – И Рон проигрывает, – парировал Грис, – хотите вина? Мы открыли несколько бочек и нашли лучшее. – оно действительно лучшее, – подтвердил Аорон. Саша отрицательно покачала головой. Это вино совсем не то, что земное вино и всё же начинать употреблять с утра в земной действительности означает опохмел и крайнюю степень пьянства, поэтому она предпочитает воздерживаться от подобных излияний. Дурная привычка не пить по утрам. В хранилище по случаю хорошего настроения звучит легкая музыка с повторяющимся и повторяющимся простеньким мотивом. Позади «ванны» стоят контейнеры: штук семьдесят или около того, высотой в два Сашкиных роста. За первым рядом контейнеров, шли другие ряды контейнеров и, казалось их так много, что сходу и не прикинуть, сколько их там. Оба драгэти и Отика подошли к изирасу, внутри которого видны желтые и зеленые фигурки человечков. Поле внизу расчерчено ромбиками, само не ровное, имеет преграды в виде холмов, ручьев, упавших деревьев. У Аорона фигурки зеленые. Можно играть вчетвером. Кубика с точками тут нет, элемент азарта есть. Ходы, преимущества, потери достаются из стенок «ванны». Противник до начала игры вкладывает несколько потерь и знает и просчитывает, где соперник должен «просесть». Так стало понятно из беглого осмотра стола для игры в изирас. Из прохода выпорхнула с улыбкой Илия и, прихрамывая, принесла на подносе пять чудесных кубков для питья. – Я вспомнила про них, подумала: как раз сейчас к месту, – звенел голосок. Увидев Сашу, она отпустила улыбку погулять и слегка недовольно поморщилась. Так слегка, чтобы никто не заподозрил в ней плохого отношения к солноэ. Оставшись подругой изгнанной Эльны, темными вечерами она спускается на первый уровень и, по всей видимости, слушает и верит в печальные, горькие рассказы и длинные повести о коварной Саше. К сожалению, в Илии она подругу тоже не нашла. Ну и пусть: симпатичная помощница Гриса нравится простотой, как приятный, исполнительный и цельно скроенный человек. Пять бочонков с вином стояли на подставках. Сверху у них имелась пробка, а с боку маленькое устройство вроде клапана с вентилем. По пяти кубкам полилось рубиновое вино с терпким ароматом трав. Кубки черные, матовые, с золотыми рисунками и узорами, выполнены в одной технике, одной рукой мастера и отличаются камнями. Саша покрутила кубок в руках и не скоро, заставив подождать ответа, сказала: – Нет, в другой раз. Вдруг позади, в проходе между контейнерами промелькнула чья-то тень. – Там кто-то есть? – обеспокоенно спросила Саша. – Гелла с помощницей разбирают сладкий порошок. Подойдет для маленьких людей, еда и сушеные ягоды. Но ты все равно сходи, проверь, как без тебя-то обойтись, – значительно тише сказала Илия последнюю фразу и между контейнеров прошла одна из молчаливых сестричек и послышался требовательный голос Геллы: – Ты опять спиши стоя?! Пошевелись! Давай: вот эти ящики туда. – А! – протянул Грис, – я нашел для тебя стекла! – Отлично, – живо отреагировал Отика, – обязательно надо взглянуть перед дневным, коротким сном. Идём сейчас, пока я не уснул стоя, как выразилась приятнейшая Гелла. – Приятнейшая Гелла, – улыбнулся Аорон, отхлебнул вина и вниманием ушел в расставленные на игровом поле фигурки. Следуя за Отикой и драгэти Грисом Форстом, Саша оглядела серьезного, с наморщенным лбом рыжего драгэти и отправилась смотреть необходимые для биноклей и микроскопов стекла. Илия тоже пошла следом, потому что пока драгэти не отправит ее «отдохнуть, как следует и выспаться», она будет ходить следом. Ей бы посмотреть в другую сторону, подольше «высыпаться» и привыкший к обожанию драгэти глядишь посмотрит на нее совсем другим взглядом. Через два запечатанных контейнера по прямой нашелся третий и Саша вместе с Илией восхищенно протянула: – Ооооооо… Они обе реагировали так почти при каждом открытии контейнеров. И риспийцы и вестники то и дело передразнивали их. Только должен открыться какой-нибудь контейнер или ящик, как слышится мужское, многоголосое: – Ооооо! Обе девушки уже зарекались окать: неприятно быть предметом даже добрых насмешек. Драгэти Грис Форст и Отика Тринити такими шутками не увлекаются, ценят обеих помощниц и просто понимающе переглянулись. В открытом контейнере оствалось несколько нераспакованных ящиков и отдельно стояли в разделенных отделах огромные стекла: прозрачные волнистые, голубоватые, красные. В открытых двух ящиках лежат стекла много меньшего размера: квадраты порядка сорок на сорок сантиметров. – Не спрашивай, не спрашивай, – подумала Саша, – думай! Зачем нужны такие маленькие стекла в таком маленьком количестве. Стекла завернуты в черные тряпочки. Эти тряпочки на ощупь не похожи ни на что знакомое. Если стекло завернуто в них, то разбить его невозможно. Она много раз проверяла. Отика зашел в контейнер и принес оттуда открытый ящик-чемоданчик с множеством круглых линз, аккуратно достал одно, посмотрел на свет и сказал: – У них, наверное, целая система измерения искривлений. В этот момент послышался какой-то странный звук, будто что-то упало. У Саши сердце екнуло, это когда резко кольнуло в области груди. Терапевт говорила, что такое бывает у быстро растущих подростков. Спокойствие, только спокойствием. Дыши. Там Аорон остался. Ну что могло случиться? Где драгэти, там порядок. Верно, Гелла с помощницей что-то уронили. – Не знаю. Мы еще не проверяли, – сказал Грис, отхлебнул из кубка, поставил его на закрытый ящик, достал несколько квадратных стеклышек и тихо спросил: – Ты избегаешь меня? – чем вырвал Сашу из задумчивости и навязчивого желания пойти и проверить, что там был за шум. Она смутилась и потерла руки и покрасневшие щеки. Откровенный разговор назрел, и от его неотвратимости резко заболел живот и пересохло в горле. Давайте, Александра сразу начистоту и станет легче: – Я чувствую себя виноватой перед тобой. Не знаю почему. Может я дала повод думать иначе… о нас с тобой. В общем, если сам найдешь за что простить, прости. Грис ответил не сразу, что было весьма и весьма красноречиво. Саша боялась поднять глаза и от необходимости занять руки терла тряпочкой красное стекло. Потрескивающим, как поленья в печи голосом, он, наконец, сказал: – Миритоэ, сердца вольные. Грис хотел бы слышать тебя и говорить без смущения. Я не обижу тебя, Саша. Смотри смелее. И не поставлю в неудобное положение. Ты всегда будешь находиться только в удобном положении. Перенося структуру построения речи, предложений на вестнический язык, по понятным причинам, Саша по умолчанию использует структуру русского языка, его обороты и устоявшиеся выражения. Оттого иногда получаются забавные словесные повороты, когда вестники берут ее структуру речи, обороты и устоявшиеся выражения и переносят на свой язык. Саша улыбнулась в кулак и глубоко вдохнула и погасила смешинку. – Приходи в вестнический зал, где много вестников. Ты обещала рассказать о Земле, почитать стихи на родном языке. Мне интересно. – Хорошо, – шепнула девушка и поймала испепеляющий взгляд Илии, – я рада, что мы объяснились. Красное стеклышко осторожно вывернулось из Сашиных рук и зависло на уровне глаз, разрослось, стало терять массу, стало полупрозрачным, а маленький кусочек этого стекла перестал быть материей, разбился на мелкие частицы так, что можно нести в класс физики, как наглядное пособие. – Это образцы, по которым можно собрать такие красивые стекла. Компоненты лежат в других ящиках, а это – эталон. – О! Ааааа, – поняла Саша, – вот почему…я бы не сразу догадалась. Ну, конечно, опробовано и выбрано. Лучший вариант. – Ам. Мне не терпится спросить твоего мнения. – Да, драгэти.