Миша Кизяев – красивый, умный, интеллигентный и тихий, сейчас живет в Гамбурге, пашет на местную фирму, мотаясь по командировкам по Европе. Юра Лопсонов – спокойный, уравновешенный бурят с шикарным человеческим стержнем, наш староста. Витя Гнездилов – малая копия Семенчукова. Обоих, кстати, сломил зеленый змий. Миша Краснобаев – хороший парень, спортсмен. Стал одним из специалистов фирмы Макеева в Миассе. Витя Комзюк – наш лыжник, прекрасный товарищ, технарь. IV Это было беззаботное время, время молодости, когда все впереди, время юношеского эгоизма. Счастливое время учебы подкреплялось энтузиазмом молодых преподавателей с горящими глазами, прекрасных специалистов. Тогда ТУСУР только недавно стал институтом, вышедшим из стен консерваторского Политеха. Что стоил один взгляд Германа Шарыгина, заведующего лабораторией РТС. Глаза улыбались такой пронизывающей любовью к жизни, к новому, что до сих пор не верится, что он покинул этот мир, который так любил. А его жена Людмила – кладезь ума, такта и юмора. Она как-то поставила мне пять с плюсом за лень! А дело было так. Зная теорию, ты легко можешь спрогнозировать, построить график зависимости. И вот однажды на лабораторных занятиях, которые длились два часа, я предложил сэкономить время, чтобы пораньше уйти в кино. За полчаса нарисовал графики, зная теорию, и сдал их ей. Она посмотрела и говорит: «Все верно, но как быстро», – подошла к генератору, приложила руку, а он холодный. Вот за лень и получил оценку, но она предупредила, чтобы такое больше не повторялось. Хотя и сказала, что именно лень приводит к открытиям! Однако они не получаются без труда! Я потом часто вспоминал эти слова, в них глубокий смысл истины и противоречий! V А пока шел сентябрь 1972 года, стране требовались молодые руки в селе. Партия сказала, комсомол под козырек! И вот мы в Нелюбино Томского района, в колхозе «Передовик»! Девчонкам дали небольшой дом, а нам достался приличный домина. Мы видим, что замков там нет, постелей нет, а какой-то мужик уже приказывает нам на силосную яму выходить. Я ему говорю: «Сначала обеспечьте условия и покормите людей, а потом хоть на луну». Он меня к председателю колхоза потащил. Со мной пошли несколько человек. Людей я оставил возле конторы, а сам отправился на ковер. За столом мужик в сапогах и фуфайке. – Ты комсомолец? – спрашивает он меня. – Я комсорг. – Давай срочно на работу – машины стоят. Я ему условия, а он и слушать не хочет: – Сообщу в институт, исключат тебя, – и пошел к нашим студентам. Орал, призывал, пугал, но никто не сдвинулся с места. В итоге они все выполнили, завтраком хорошим угостили, и в обед мы уже были на работе. Потом он часто приезжал на силосную яму, говорил: «Не только бастовать можете! Молодцы!» Даже письмо в институт написал. Работать у нас народ умеет, уважать только его надо. Может, мы ему какой-то урок преподали… Силос заготовили для скота – можно возвращаться в город. Общая работа сплотила, и неважно, кто отличился: все трудились по силам, без сачкования. Приходило чувство, что вместе можно сделать многое – сила всегда в кулаке, а не в растопыренных пальцах. VI В институте объявили о чемпионате по футболу. Я уже описывал свои возможности как средние, но любовь к футболу была, есть и будет. Мы собрали команду. В мини-футбол играли шесть человек. Игроки у нас оказались хорошие: Кизяев играл во Фрунзе в юношеской школе «Алга», Гнездилов обладал хорошей обводкой, Семенчуков хорош был на воротах, а Краснобаев и Саша Сорокин были очень выносливыми. У меня не было никаких хороших качеств, кроме одного – я хотел выигрывать, неважно где: на картофельном поле, в учебе или футболе. Меня взяли, наверное, как организатора. Мы хорошо стартовали, появилась уверенность. Вышли в финал вместе с группой четвертого курса. 18 лет против 22 – для футбола большая разница, но… хотели же играть. Настроение перед игрой было хорошее, хотя каждый в душе понимал, что шансов мало. Решили оставить в нападении одного Гнездилова, Кизяев был в центре, а остальные стояли у ворот, Семенчуков – вратарь. Моя роль была простая и сложная одновременно: я должен был мешать противнику на любом фронте и носиться везде, не давая ни принять мяч сопернику, ни играть в пас. Первый тайм закончился со счетом 0:0. Тактика проходит. Второй тайм. Противник рвет и мечет. Силовые приемы становится сложно выдерживать. Кизяев устает. Остальные держатся. Очередная атака. Я отбиваю мяч. Он летит к Кизяеву, тот дает пас Гнездилову, перед ним защитник. Витек делает финт, соперник падает, а наш нападающий успевает стукнуть по мячу. Вратарь не видит – мяч в сетке! 1:0, мы впереди! Собираю мужиков и говорю: «Держаться до последнего». Как мы выдержали концовку – непонятно. Но выдержали, выиграли! Ноги сводило, но радость была преждевременной. Я не помню ту дурацкую причину, по которой судьи назначили переигровку… Это был удар, удар ниже пояса. Мы шли молча, не было ни силы, ни воли… Переигровка должна была состояться через два дня. Когда я смотрю, как высокооплачиваемые игроки одной команды проигрывают другой, я не могу понять, у меня не укладывается в голове, как можно так себя и зрителей не уважать, и вспоминаю наш второй матч. Вечером мы с Вовкой поговорили и решили всех собрать. Купили бутылочку, поздравили всех – народ постепенно отошел, заговорил. Я шутил, вспоминая моменты матча, а потом сказал следующее: «По факту мы выиграли. Мы чемпионы. Но нас засудили. Значит, будем доказывать еще раз. Другого пути нет». На следующий день я попытался отвлечь команду от предстоящей игры. И вот матч. Начался он дурно, все же сказался мандраж. На третьей минуте мы получили гол в наши ворота. – Ребята, просто играем хорошо, – сказал я. Давление нарастало, нас просто расстреливали с разных сторон. Но футбольная школа «Алга» сказала свое слово. Гнездилов зацепился за мяч, протащил по правому краю и выдал пас на Мишку, который мягко перекинул его через вышедшего вратаря. 1:1, мы в игре. Настроение улучшилось. В перерыве я просил пытаться давать Гнездилову мяч, хотя сам часто посылал мяч сопернику. Нам надо было собрать соперников и дать пас Кизяеву в свободную зону. У того техника, он может забить. План есть, но еще есть и противник со своей яростью, силой, умением. Нас стали размазывать по бортам хоккейной коробки, силы начали слабеть. Казалось, еще немного и нам конец. Здесь Кизяев получил мяч, пошел на левый край, но его оттолкнули руками. Он упал, но Витька забрал мяч и стал финтить с ним по полю. Собрал троих, но его снесли. Я был неподалеку, забрал мяч и стукнул по нему в район ворот, защитник отбил, но мяч попал Витьке, и тот ударил – мяч рикошетом от их игрока влетел в ворота. К концу игры у нас появились силы. Мишка вышел один на один, но промазал. Я сразу похвалил его – нельзя было, чтобы расстраивались игроки, ведь шли последние пять минут. И мы дотерпели. Усталость была дикая, но победа окрыляла, мы просто летели в общагу… VII На первом курсе мы часто учились в главном корпусе на Ленина. Помню, ездили на трамвае № 4, который гремел по улице Нахимова, потом сворачивал на Советскую, а там по прямой ехал до Дома Ученых. Хороший был маршрут, добирались мы быстро. Общежитие № 6 – большая девятиэтажка, наш дом – было известно в городе танцами и музыкой. Танцы у нас проходили по выходным. Это, по сути, был праздник для всего города: лучшая, самая современная музыка, прекрасное звучание привлекало к нам девчонок. Там много моих сокурсников нашли себе своих половинок. Я не стал исключением. Музыкой заведовал Витя Харченко, помогал ему Вододя Бушев. Кстати, Витя Харченко, кроме создания лучшего музыкального центра, славился еще и невероятным обонянием. Он мог встать в коридоре, вобрать в нос воздух и определить, в какой комнате едят вкусную пищу! К тому времени переписка с Любовью Князевой оборвалась, уже не помню, как именно. Она осталась где-то далеко, в Амазаре. А здесь, внизу, в огромном холле гремела музыка! На танцах молодежи было всегда не меньше 500 человек. Очень популярны были Битлы. Тут я и познакомился с Надеждой, позже ставшей моей женой. В общежитии были строгие правила по соблюдению чистоты и порядка. Студенты убирались сами. Председателем совета общежития был Володя Блинов, который после окончания университета работал в авиастроительной компании «Иркут», до сих пор выпускающей военные и гражданские самолеты. Многие занимались спортом. Помню, как Гена Макаров решил бросить курить, но с моей помощью – предложил мне бегать. И стали мы с ним по утрам бегать в хоккейной коробке. Зима, холодина, но чего не сделаешь ради хорошего начинания. В общем, не хотел я, мучился. И вот как-то спускаюсь я по лестнице и вижу, что он с папиросой стоит. Меня увидел и сунул ее под рукав, в итоге испортил свитер и обжегся. Бег по утрам прекратили, но сам я потом много бегал для себя. Помню, бегу по лесу на Южной, по переспанной местности. То горка, то спуск. Народа за второй лыжной базой, где сейчас коттеджи, было очень мало. Красота! Все дорожки и тропинки до Басандайки, Синего утеса, реки Томи были родными. К лету все зеленело, расцветало и благоухало – в общем, просыпалось. На уроках физкультуры лыжи были на первом месте, все же зима занимала приличное место в учебном процессе. Многие наши парни хорошо бегали. Я бегал средне, но на подъемах мне равных не было. На ровном месте я падал не меньше трех раз – сказывались особенности моего вестибулярного аппарата, но на подъемах я сокращал отставание. Я всегда бился до конца, поэтому, где бы ни работал, в сборную входил. Хорошая дыхалка и крепкие ноги помогали. А бег я любил всегда, как и быструю ходьбу. Однажды, четыре года спустя, прошел от улицы Степана Разина до горбольницы № 3 за 33 минуты. А получилось это вот как. Я вышел из дома, а меня обогнал курсант. Я не позволял никому такой наглости. Обгоняю его, он меня, и давай мы соревноваться. Оказалось, что шли мы в одном направлении. Обогнал его в итоге метров на 50, а когда увидел, что он свернул в сторону горбольницы, крикнул: «Эй, армия, тренируйся лучше! А то не защитишь, когда придет время». Это потом, через много лет, я эти слова вспомнил… История нашей страны показывает, что если на Россию нападает враг, то армия оказывается не готова. И народу приходится защищать свою землю. Случился со мной показательный случай в 2006 году. Попал я с военными на совещание, большинство из них были моложе меня. Выпили мы и заспорили на эту тему. В итоге кто-то предложил отжиматься. Результат – отжался 65 раз. Второе место – 43… А было около сотни военных офицеров! VIII Учеба шла хорошо, не занимала много времени, хотя по физике я тормозил и успел пару троек получить. К лету я очень заскучал по дому. У нас разрешалось сдавать экзамены раньше сроков, и я попытался это сделать. Сессия должна была начаться через 10 дней. За семь дней мне удалось сдать четыре экзамена. Оставалась физика. Преподавателем был Белоусов. Прихожу к нему с разрешением. Он был недоволен: «У тебя тройки даже есть, а ты хочешь досрочно сдать!» Но мне это надо было, очень! Все-таки уговорил я его и сдал экзамен на пять. Потом мы разговорились, да так, что распрощались друзьями. Тогда я и поставил рекорд института: сдал до начала сессии пять экзаменов на пятерки. Получил доплату в размере 10 рублей, стал получать повышенную стипендию. Но сдать – это одно, еще надо было отработать в стройотряде, который уезжал в июле. Ждать? Тогда смысл досрочной сдачи терялся. Пошел в комитет комсомола. Там рулили два человека – Игорь Блатт и Нисковских. Попросил работу. Оказалось, что им во Дворце спорта надо было выставку организовать, а это пятнадцать стендов на плитах ДСП! Они предложили мне руководить этим делом. Говорят, мол, сделаешь – отработку зачтем. Согласился. Но оказалось, что ничего нет: ни ДСП, ни художников, ни красок. За 10 дней мы все сделали, до сих пор не верится! Первые полдня у меня был шок. Главное – ввязаться в бой. Так я и пишу внуку Ване. Ввязаться, работать и верить, верить и работать. За эту работу меня взяли в комитет института, но пробыл я там до первого собрания, на котором узнал, что наш комитет собирал деньги со студотрядов и делил их между собой. Я не стал брать деньги и ушел… Но до этого случая я успел умчаться домой. IX Я ехал по Транссибу, по одной из главных артерий страны. Позже я напишу об этом подробнее. Я ждал Байкал, до этого я проезжал его ночью. Я смотрел на славное море, на чудо природы, огромное хранилище пресной воды, а думал о первой родине – острове Ольхоне, где родился. Я вспоминал рассказы отца об острове. Я надеялся, что еще съездим с папой на остров, он хотел… Но жизнь сложилась так, что я побывал там только через много лет, уже в XXI веке. Я родился на Ольхоне холодным летом 1953 года, как в фильме с одноименном названием, где играл великий актер Р. Плятт. Зачали меня где-то в ноябре, а родился я 7 августа – между двумя этими знаменательными событиями расположилась смерть Сталина. В маме я находился половину времени при Сталине, половину – без него. Может, поэтому во мне уже гуляла свобода… Кроме родителей, со мной на Ольхоне жила сестра Таня, которая родилась в Нерчинске – самом древнем городе в Забайкалье, куда китайцы до сих пор приезжают посмотреть на документы Нерчинского договора, по которому они владели Приморским краем и частью Забайкалья. Говорят, что свой оригинал договора они утеряли.