В санчасть только по записи можно было попасть. Пришел. Там сидел медбрат, который спросил, что случилось. Я рассказал, что у меня температура и диарея. Он дал мне пригоршню таблеток, похоже, бактериофаг из армейской аптечки. – Как принимать, – спрашиваю, – по одной или все сразу? – Как хочешь, – отвечает. Проглотил все сразу. Желудок свело судорогой. Выпил из непонятного графина воды, пот мгновенно прошиб, но в глазах посветлело. Температуры больше не было, но диарея осталась и еще несколько месяцев преследовала меня, поскольку лошадиной дозой антибиотика выкосил я микрофлору начисто. Как-то подходит ко мне кто-то из ребят, спрашивает: «Третьим будешь?» День рождения. Протащили через КП бутылку водки, сели за каким-то барханчиком и отметили праздник. Я водки с солью выпил. Насколько эффективным оказалось это «лекарство» – не припомню, но приключение приключилось. Время отбоя. Зашел к нам в казарму дежурный офицер. Мне мимо него через узкий проход нужно было пройти. – Товарищ майор, разрешите пройти! Прошел. Голос сзади: – Курсант, вернитесь, дыхните! – старательно вдыхаю. Требует выдохнуть, я опять вдыхаю. – Ясно, пьян! Майор куда-то исчез, вскоре появился с нашим майором. Они искали меня. А на моем месте уже Володя Губанов стоял в очках, как и я. Сходство со мной отдаленное, но все же оно было. Уж и вдыхал, и выдыхал он на майоров, все нормально. А я в это время в дальнем углу на Володиной койке доедал тюбик мятной пасты с молотым кофе. Почти как торт с черемухой! Миновало! Там же, в Актогае, приняли мы присягу. О Томске Томск – город, каких больше нет на свете. Город молодости и мечты! В то время наполовину деревянный, он как бы остановился в своем развитии, пропустив младших братьев – Новосибирск, Красноярск, Иркутск, даже Кемерово и Новокузнецк – вперед. В 1964 году пришел Лигачев, поэтому уже в наши студенческие годы город начал развиваться. В 1970 году построили Дворец спорта – шикарный дворец со льдом и сценической площадкой, на которой выступали наши звезды от Родниной с Зайцевым и хоккеистов сборной до Толкуновой. Строились новые цеха заводов, предприятия строили жилье, но его катастрофически не хватало: люди ждали квартиру в среднем по 15 лет. В городе было четыре ресторана – «Сибирь», «Север», «Томск» в одноименной гостинице и «Осень» на Фрунзе. Но был еще один, лучшее место – ресторан «Кедр», который до сих пор живой, но забытый нынешним поколением. К тому времени мой доход составлял стабильные 90 рублей (55 стипендия и 35 – полставки с лаборатории РТС). На третьем курсе я подрабатывал в институте интроскопии у профессора Епифанцева – мудрого человека и настоящего ученого. На четвертом курсе познакомился с Виктором Гюнтером, который работал в ТУСУРе и что-то там паял. Я уже тогда обратил внимание на мощную энергетику будущей звезды отечественной радиотехники. Сегодня я сравниваю его достижения по внедрению в жизнь – с Королевым, только за Королевым стояло государство, а за Виктором – жена Ершова, которая училась в одно время с нами. Когда она вышла замуж за Виктора, относительно него была богата, много денег со своей торговли во Дворце спорта отдавала ему, чтобы он мог кормить коллектив. Но про Гюнтера еще будет рассказано, а сейчас вернемся к «Кедру». Средний чек на человека там составлял пять рублей, поэтому мы похаживали в это заведение. В то время надо было заказывать столик, особенно в пятницу и субботу. Как-то я сошелся с администратором, и мне всегда доставался столик. Конечно, мою подругу Надежду удивило то, как «Кедр» гостеприимно открывал перед нами дверь. Звучала музыка, все танцевали, часто знакомились с посетителями других столиков. Помню, однажды к нам подсел поэт из Москвы и читал стихи, пил минут тридцать и говорил: «Запомните, я Олег Дементьев…». Однажды я познакомился с ребятами, отслужившими в армии, а потом шел с ними в строю до Южной площади и горланил армейские песни. Там я вспомнил о девушке, той, которая до сих пор вспоминает про этот случай. Что сделаешь, душа иногда вырывается наружу, ее не остановить. Иной раз выскочишь из ресторана, подойдешь к реке и прижмешь ладони, наполненные холодной водой, к разгоряченному лбу и слышишь журчание в бликах уплывающей Басандайки… Ресторан отличала кухня, атмосфера и расположение у речки Басандайки. Он входил в систему Роспотребнадзора, который занимался заготовкой природных богатств области, поэтому, кроме привычных блюд, там всегда была медвежатина, лосятина, грибочки, наши ягоды и местная рыба. * * * Мне была интересна история Томска, но раньше про дореволюционный период писали мало, да и однобоко, поэтому изучал ее я по старым газетам, сидя в Пушкинской или Научной библиотеках. Как я любил с каким-то благоговением брать старые подшивки пожелтевших газет и, перелистывая страницы, уходить в ту неизвестную жизнь… Как иногда повторяется жизнь! Помню, например, как читал, что жители Томска обеспокоены состоянием Белого озера, потому что подводы с солью ездят зимой через озеро, оставляя конский навоз на поверхности льда. Помню и другую заметку, которая по тем временам не лезла ни в какие рамки: питерский посетитель апартаментов в Доме Второва (ныне «1000 мелочей») возмущался грязными простынями, тараканами и девушками легкого поведения. Дескать, в Питере в 10 раз благопристойнее. Ну и сидел бы тогда в отеле «Европа»! А сколько заметок об открытии предприятий, магазинов, библиотек и развешивании рекламных вывесок повсюду. Чувствовался бешенный ход истории в конце XIX – начале XX веков. Но многие газеты советского периода были недоступны, особенно газеты военных лет. Не говорю уже про газеты 30-х годов… Потом мне довелось познакомиться с Лозовским, который историю дореволюционного периода знал очень хорошо, и Суздальским – маленьким человеком с большой энциклопедической головой, директором магазина «Букинист». Лозовскому не удалось написать книгу о купцах, которые в основном были староверами. Кстати, в Томской губернии было около 120 тысячи староверов. И многие составляли костяк новой буржуазии. Да что Томск? Россия обязана старообрядцам за свое резкое развитие в конце XIX века. Мало кто задумывается об этом сейчас, но именно они на 80 % финансировали строительство университетов, библиотек и многих других учебных заведений. Большинство староверов были государственниками, преданными России до мозга костей. Именно поэтому они поддерживали большевиков, надеясь, что те вернут старую веру из допетровской эпохи. Но этого не случилось: советская власть почти с корнем выпахала и новую и старую религию. Новой, послепетровской государство дало не только возродиться, но и, возвысив ее непомерно, сделало придатком власти. В перестройку только у нескольких людей высшего ранга были клички: Чубайс – рыжий; министр обороны Грачев – Паша Мерседес; Кирилл, заместитель патриарха – Кирилл бриллиантовый. Народ дает клички очень точно, он не ошибается. * * * Почетных граждан Томска с 1879 года всего 36 человек. До революции звание почетного гражданина города получали заслуженно, без всяких вопросов. Тогда люди отдавали Томску не только состояние, но и душу. В российский период меня коробят четыре фамилии – Ковалев, Резников, Вяткин и Кресс. Двум из них я бы дал звание заслуженного вора. Ковалев вообще непонятно что сделал для Томска. Кресс – фигура противоречивая. С одной стороны, в сложное время он руководил областью, но лично я его заслуг знаю немного. К примеру, он оказал поддержку Гюнтеру. Крупных ошибок больше: это, например, строительство спиртзавода или его предательство Филимонова, руководителя «Томскнефти» (когда он сдал компанию Ходорковскому). Видимо, сильно боялся и до сих пор боится центра, но такова судьба… Зато пока в верхах. Мне довелось столкнуться с Филимоновым, Ковалевым и Резниковым. С Крессом виделся только вместе с группой предпринимателей, когда перед выборами он весь красный, на взводе убеждал, молил голосовать за Ельцина. О встречах с остальными фигурантами я расскажу позже. Сейчас я бы хотел отметить дядю Колю Путинцева, инспектора ГАИ, который нес вахту в зной и мороз на месте гибели своего сына на улице Ленина. Настоящему инспектору, человеку правильно дали это звание! Пора свадеб. Семейная жизнь Пошел 1975 год, год свадеб, год новой жизни. Первая свадьба проходила у нас в поселке. Выходила замуж моя старшая сестра Татьяна за Сашу Войтова. Мы начали создавать свои семьи, семья принимала новые очертания. Свадьба состоялась 8 марта и была веселой: мы много говорили, танцевали и пели. С Сашиной стороны запомнились два друга, с которыми он учился в Улан-Уде в техникуме. Они были прекрасными парнями. Погибли через два года в озере Байкал на глазах у Саши. Они втроем с девчонкой катались на лодке по Байкалу. Начался шторм, и лодку перевернуло. Все четверо некоторое время держались за лодку, надеясь, что кто-то их заметит. Тело быстро замерзало в холодной байкальской воде. Решили, что поплывет один из парней, а после – второй. Саша тоже хотел плыть, но девчонка кричала, чтобы он не оставлял ее. Он видел, как исчезла в воде одна голова, а затем и другая. Их с девчонкой нашли в бессознательном состоянии. Эта трагедия всю жизнь мучила его… Но тогда мы не догадывались, что будет через пару лет, и веселились на свадьбе, потные в перерывах курили, строили планы на будущее… На второй день свадьба продолжалась у нас в доме. Саша Войтов родом из Кумаканды, настоящий мужик, прямой и веселый. Хорошо играл на баяне. После техникума работал прорабом на стройке. Всем хорош был, но рано ушел из жизни… Строить будущее сложно. Все больше и больше склоняюсь к мысли, что будущее в настоящем. Чем думать о будущем, лучше жить каждый день, что-то делать сейчас, чтобы жить лучше уже завтра. А молодежь тем более хочет все сразу и сейчас. Может, наша вина, что даем больше молодым с детства, тем самым приучаем, что и государство должно давать больше, но забываем, что государство – это мы и наш труд… Есть, конечно, вопросы о справедливости распределения результатов нашего труда… Философ Соловьев написал книгу о справедливости, и там есть такой пример: какая справедливость, если в молекуле атом на месте сидит, а электроны носятся по орбите и чем дальше от атома, тем больше…? Это как вокруг любого правителя. * * * Потом была свадьба первого нашего жениха Володи Семенчукова. Какими веселыми были свадьбы. Кафе «Дружба», простая еда, выпивка, которой всегда хватало, и танцы. Вот пишу, а сам до сих пор жалею, что Володя женился на Ларисе. Наш парень мог все, даже связать свитер за один день. Почему же он стал пить? С другой стороны, и Ларису винить в этом неправильно, но не нравилась она мне и в этом, видно, проблема. Не его она была женщина, слишком слащавая и меркантильная. Ему бы подошла жесткая и прямая, но кто мне дает право судить? Когда Володя ушел из жизни, Лариса пришла к нам с просьбой посетить свадьбу дочери, потому что с ее стороны некого было больше позвать. Естественно, мы пошли, представили ее в лучшем свете. После окончании института Володя работал на РТЗ, а жил в общежитии. Запил. Я вытаскивал его, было тяжело. Помню, сидели в комнате, он выходил иногда в коридор покурить. Через три перекура он уже был пьяный. Я осмотрел туалет и нашел в бачке неполную бутылку. Он не хотел признаваться. Потом начал водить его в баню, там из носка у него выпала тройка, заначка… И даже после такого я его вытащил, взял на работу запускать станки с ЧПУ. Без стажировки послал его в Павлово на завод запускать сразу три станка. Ему пообещал, что опытного наладчика пришлю через пару дней, хотя знал, что у меня не будет возможности это сделать. Володя приехал на место и позвонил мне: – Встретили хорошо. Устроился. Но главный механик просит ускорить наладку. Выехал ко мне кто-то? – Ты пока читай документацию. Посмотри требования к фундаменту. Пока не выехал. На следующий день снова звонок, взял трубку и сразу в лоб: – Слушай, Вовка, я, конечно, козел, но никто к тебе не приедет. Нет никого и не будет. Все заняты. Читай документацию, я уверен, что ты запустишь. Вовка в ответ: – Дааа… На третий день с автобусного завода, где выпускали первые партии новой марки пазиков, не было звонков. Не выдержал, сам позвонил механику, тот не взял трубку. Проходит еще два дня. Размышляю. Если бы там был полный затык, то с завода уже позвонили бы. Значит, пока терпимо. Ищу варианты помощи. Через пять дней можно было из Тамбова выдернуть Камала Айдарова, будущего начальника управления связи и информации, первого президента Киргизии. Тот с Агаевым заканчивал запуск четырех станков. Через четыре дня дозвонился до механика, попросил позвать Володю к телефону, напряженно ждал любого ответа. А тот мне: – Нет его, звоните завтра. Он будет свободен. Тон вроде нормальный. Я осмелел, спросил: – Справляется? – Вся наша служба за него болеет, помогает заводу ваш парень. Просьба от нас: вы уж его дня на три оставьте. – Хорошо, пусть на три дня останется, – я ничего понять не могу, но закидываю удочку. – А станок-то запустил? – Все три еще два дня назад, а сейчас за завод играет в шахматы на первенстве города. Ни одной партии не проиграл… В итоге Вовка заработал первый пазик и грамоту за первенство на городских соревнованиях! Прошло лет пять. Лариса хоронила мужа, замерзшего на улице. Она до сих не уверена, что опознала труп правильно… * * * Из Читинской области в наших группах было три человека: Володя Сенотрусов, Саша Севосьянов и я. Наша троица была очень дружна, мы проводили вместе приличное количество времени, устраивая чаепития с морковным чаем у бабушки Саши и пирушки с девушками. Мы были разными, но вместе составляли одного отличного цельного человека! Жаль, что троица распалась из-за женщин. Очень жаль, но виноваты мы с Сашей в равной степени. Сейчас причина ссоры кажется несущественной, но из-за нее мы и разошлись с Сашкой навсегда. Часто об этом жалею и хочу помириться, но все никак не могу решиться. Володя Сенотрусов остался посередине, а потом он отстал на курс из-за болезни. Встретил я его уже в Иркутске в 90-е годы, когда он служил в КГБ в ранге подполковника. Но это отдельная история. Гена Макаров женился на Надюхе, поварихе, неплохом человеке, спустя неделю после знакомства. Она родила ему четверых детей. Славку, старшего, я видел уже после смерти родителей. Парень самостоятельный и умный, имел бизнес и помогал сестрам. Ко мне больше не приходил, похоже, справляется с жизнью. Дома при родителях, когда бы я не приходил, было бардачно. Я понимал, что не хватает денег, но бардак давил, было непривычно. Когда пришла перестройка, я взял его к себе, мы изобретали немного, а потом пристроил в «Трансгаз».