– Ну, – говорю, – написать об экономии металла. – Вот и пойдешь сейчас писать о Черкасском Анатолии, нашем передовике производства, – и спровадил меня к Черкасскому. Анатолий Иванович был действительно хорошим специалистом. У него было много рациональных предложений, он реально экономил металл, но на фоне общей картины его экономия была ничтожной. Я спросил его о том, как обстоят дела на заводе? Он усмехнулся и сказал: «Вы же сами видите, но не напишете». Судьба кинула во время перестройки Черкасского на место первого в Томске председателя Городской Думы, а потом и ко мне на фирму. Он тогда сказал: «Сергей, ты лучший из сволочей – предпринимателей…». Может, он относился так ко мне, потому что я помог его сына вытащить из тюрьмы раньше срока… Весь вечер я писал статью, она получилась приличной. Я написал обо всем честно и без прикрас. Заплатин все принял. А утром на второй странице появилась куцая статья только о Черкасском, обрезанная на 75 %. Я высказал свои претензии Заплатину, а он сказал, что место в газете ограничено. Потом была встреча с Юрием Оскаровичем Гальвасом, тогда главным инженером. Мне он понравился: хороший специалист, увлекательно рассказывал о будущем развитии. Второй раз мы с ним встретились уже в 2000-х годах, когда я хотел вложиться в литейку. Во время разговора влетела какая-то дама и начала выступать против, и он пошел на попятную. Я еще спросил у него: «А руководите вы или крикливая баба?». Он не ответил… Крикливая женщина оказалась Оксаной Козловской, нашей нынешней и, кажется, вечной спикершей Областной Думы. В русских сказках все хорошее приходит на третий раз, но это в сказках. В реальности все наоборот. Я пошел на «Сибкабель», где генеральным директором был Александр Николаевич Семее. Писать я должен был о Тетюцком, начальнике цеха. Я купил книгу о Шухове, великом русском инженере, которую решил подарить герою очерка. Но меня ждала неожиданность. Бабушка на проходной, заметьте, не здоровый лоб, охранник как сейчас, а бабушка, не пустила корреспондента партийной газеты! – Ходят здесь всякие, пишут ерунду, а потом одни неприятности, – так огорошила она меня. Но моя коммуникабельность и здесь не подвела. Я ей говорю: – Бабушка, а у вас дети есть? – Есть. – Ну меня есть, – говорю. – Если на работу не попаду, чем тогда кормить детей буду, бабушка? Я вам клянусь, что ничего плохого не напишу, – добавил следом. Бабушка задумалась, а я решил дожать ее, показав книгу: – Вот, решил Тетюцкому подарить, – она посмотрела на надпись на обложке и пропустила. Оказалось, что она раньше работала в этом цехе. В тот день я пришел не один: мне выделили фотографа Калинина, потому что выйти должен был фоторепортаж. Пришли мы в цех. Я был в почти белом пальто, а в цеху было очень пыльно, везде была грязь и пахло резиной. Вокруг барабаны крутили на себя кабель и провода. Тетюцкий и два бригадира сели в своих спецовках на табуретки. Табуретки были черные. Не мог же я разговаривать стоя, поэтому снял пальто, вывернул обратной стороной и положил на подоконник, а сам сел и начал спрашивать. Эти три немолодых человека внедрили несколько рациональных предложений, что позволило исключить травмы рук и пальцев. До этого каждый месяц кто-то терял палец или кисть, так как подправлять кабель приходилось вручную. Скромные какие-то, как будто забитые, они вызывали восторг и жалость… Когда я закончил разговор, то вручил книгу Тетюцкому. Все это время Калинин просто стоял. Я предложил сфотографироваться. Они встали возле стены. Я понял, что фотограф не начал работать. В цеху было шумно, поэтому он помахал мне, призывая. Подхожу, а он говорит: «Скажи им, чтобы помыли лица, иначе не буду фотографировать». Я и так, и сяк, но он стоит на своем. Мне было жутко неудобно, но пришлось выполнить просьбу. Они молча пошли умываться. Пришли, встали, а Калинин все равно не фотографирует. Я к нему: – В чем дело? – Пусть белые халаты найдут. Я за грудки его схватил и сказал: – Фотографируй как есть! Только через пару минут он согласился сделать фотографии. Ехали в редакцию мы молча, внутри я кипел. Утром купил газету в киоске, но фоторепортажа не увидел, там была только моя писанина. Я к Заплатину, а тот разводит руками, говорит, что фотографии не получилась. Я пошел вниз в фотолабораторию к Калинину. Тот хотел что-то сказать, но я увидел хорошие фотографии моих героев… После чего вернулся к Заплатину и бросил удостоверение внештатника. Так и закончилась моя эпопея с газетой. Мне до сих пор неудобно перед мужиками из «Сибкабеля»… Несколько месяцев работы в редакции мне дали многое. Во-первых, у меня резко расширился кругозор в хозяйственной деятельности – я узнал ряд производств. Во-вторых, я научился на равных вести себя с «большими людьми». Идо этого у меня не было боязни, но работа в редакции показала, что у всех имеются как ошибки, так и достижения, а люди есть люди, даже обличенные властью. IX Я пошел вверх по Фрунзе и зашел в ремонтно-строительный трест электротехнической промышленности. Просто так, непонятно почему, без всякой логики. Зашел к заместителю директора Николаю Шадой. Здоровый, шумный, уверенный в себе, он недавно занял это место, приехав с Шегарки, в которой, по-моему, занимал должность председателя райисполкома. – Работу надо? – спросил он у меня. – Иди инженером гражданской обороны, 135 рублей буду платить, а иногда и премию подкидывать. Я согласился на это предложению как на временную работу, потому что в семье с деньгами тогда было плохо. Пройдет два десятилетия, прежде чем я буду ловить такси. Передо мной остановится советская модель машины, за рулем которой будет сидеть Шадой. – Так вы таксист? – А что? Я не жалею, что все так сложилось. Будучи таксистом, чувствую себя нужным… * * * Гражданская оборона потребовала прохождения курсов, которые я успешно окончил. Тогда страна была готова к атомной войне, в городе было масса бомбоубежищ (клуб «ТЭМЗ», ТПУ (за главным корпусом), Облгаз…). В каждом бомбоубежище были противогазы, медицинские аптечки и еще много чего. За городом, в Кудринке, был приготовлен водоем с месячным запасом воды для всего населения Томска. В случае атомной войны население должно было вывозиться в тот район. Водоем остался, но кто об этом знает? Я хорошо запомнил боевую тревогу, которую объявили в декабре 1981 года. Общий сбор был в районе села Михайловка. Я прибыл туда в 16:00, но там никого не оказалось. Ждал полчаса, уже начал замерзать, на улице ведь тридцатисемиградусный мороз! Понял, что надо уезжать, но никто не брал меня к себе в машину еще целых полчаса, пришлось бежать, чтобы не замерзнуть. Вдруг остановился ЗИЛ. Есть же хорошие люди! Утром позвонил в городской штаб, там удивились, что я в такой мороз куда-то поехал! А если бы впрямь началась война? На этой должности я познал премудрости снабжения. А странного здесь ничего нет, ибо я сидел со снабженцами треста. Многому меня научила Валентина Семеновна. Я уяснил, что если ты заказываешь материал, то должен знать все его характеристики и не только для того, чтобы не ошибиться при получении, но и чтобы вообще получить этот материал. Дело в том, что при социализме все материалы были фондируемые, снабженцы работали с конкретными людьми и сразу психологически плохо относились к просьбам, типа: «Мне бы шины к „Москвичу“ или резец покрепче». Ты должен четко указать характеристики, то есть работать с ними на их языке. Это правило мне очень помогло на следующей работе. Еще я успевал подрабатывать на плодовоовощной базе на Кулагина (там сейчас Кулагинский рынок). Сначала мужики, работающие в бригадах, не хотели меня брать, но потом взяли с условием, что будут платить 5 рублей с вагона, хотя сами получали 10. Я согласился, и через месяц мне уже платили полную сумму. Я любил разгружать вагоны. Таскаешь ящики, пока мысли плавно бегают в голове, которая остается чистой и ясной. Там я узнал нормы боя и порчи. Мои грузчики любили разгружать водку. Сразу пару ящиков убирали подальше от вагона в траву и всех предупреждали, чтобы остальные ящики носили особенно осторожно, потому что валюту нельзя не уважать. X В 1978 году в Томске начали создавать филиалы АМН (Академии медицинских наук). Идеологов было несколько, но «пробили» эти филиалы два человека: Лигачев Егор Кузьмич и Потапов Анатолий Иванович. Уже начали функционировать Онкологический центр, Кардиоцентр, на очереди было открытие Центра психического здоровья. Сразу скажу несколько слов о Лигачеве. Он очень многое сделал для Томска, но до этого допустил множество ошибок. Однако у меня он вызывает уважение своей принципиальностью. Лигачев и Потапов близко познакомились в то время, когда последний был главным врачом психиатрической больницы, где лежала мать Лигачева. На момент создания филиалов АМН в Томске работали ученые разных направлений науки, оставалось найти руководителя – жесткого и пробивного, с огромной энергией для покорения кабинетов власти. Трудно было найти кандидатуру, которая подходила бы на эту роль лучше, чем Потапов. Анатолий Иванович умело руководил всеми подразделениями Сибирского филиала АМН, куда входили пять Центров: онкологии, кардиологии, психиатрии, фармакологии и генетики. Уже не помню, как я узнал, что в НИИ психического здоровья требуется начальник отдела медоборудования, но вот я на собеседовании в Институте. Секретарь пропустил меня к Потапову. Тот с ходу начал говорить резко, словно чеканя каждое слово: – Я знаю про твои творения на «Полюсе». Если хочешь сотворить дело, то надо оснастить Институт оборудованием в течение шести месяцев. Фондов нет, придется пахать. Зарплату могу дать 110 рублей. Но если выполнишь задание – не обижу. Зарплату мне предлагали ниже, чем на прежнем месте, задачу ставили невыполнимую, но решимость Потапова покоряла. И я дал согласие. Мне выделили огромный кабинет с двумя комнатами, квадратов в пятьдесят, на втором этаже. Задач – море, а я один. К Институту относилась еще клиника с тремя отделениями, одно из которых было наркологическое. В первый же день я пошел в клинику: несколько аппаратов не работало. Все ждали Витю – наладчика из психиатрической больницы, который работал на полставки. У одного аппарата был оборван провод. Два аппарата не работали неделю из-за перегоревших предохранителей, я заменил их. В общем, к вечеру все работало. Пришел в 16:00 в кабинет, а ко мне толстый парень заглядывает: – Ты инженером устроился? – Я, – отвечаю. – Ты что творишь? Мой авторитет уничтожил – ладно, но и тебя не будут уважать… – Давай, – говорю, – знакомиться. Меня Сергей зовут. – Меня Виктор, – протягивает руку парень. – Объясни, – говорю, – свои претензии. – Я никогда не ремонтирую сразу. Думаешь, я не знал, что предохранители выгорели? Знал. Но им я сказал, что поломка сложная, надо запчасти достать. Они мне спирт дали, а ты пришел и все испортил… Я расхохотался. – Да, Витя! Но это твоя методика – моя другая, извини. Мы остались друзьями. И спирт пили вместе, и помогали друг другу… Так началась моя «психическая» жизнь. Говорят же: с кем поведешься – от того и наберешься. Слава богу, что я не перешел трехлетний рубеж, не успел «набраться»… XI Директором НИИ психического здоровья был Семке Валентин Яковлевич, интеллигентный человек, не чета Потапову. Но решить что-то серьезное в отношениях людей или в хозяйственной деятельности ему было сложно. И неизвестно, кто лучше: тот, с кем душевно можно говорить, ничего не решая, – или тот, кто решает проблемы, но ведет себя как диктатор… Вскоре у нас появился заместитель директора Мальков Александр Александрович, из штрафного батальона руководителей. Еще полгода назад он руководил стройкой животноводческого комплекса, одной из самых больших строек области. Лигачев каждую неделю приезжал проверять график строительства. Поездки на стройки «Союзтомск-мелиорации» занимали приличное количество времени: строились десятки промышленных и сельскохозяйственных объектов. Однажды Лигачев увидел, что у одного из корпусов несколько плит отсутствует. Спрашивает Малькова: