Мне представили боевой коллектив: здесь работали Голиков, Сергей Ветошкин, Гриша Якушев, Галина Бартенева и Татьяна, фамилию которой, я, к сожалению, не помню. Пошли с Махтодуем смотреть хозяйство. На первом этаже был зал около 200 квадратных метров, забитый электронными машинами ЕС-1022. Всего машин было три, каждая из которых размером представляла двадцатифутовый контейнер. Кроме них было семь дисководов размером со стиральную машину и восемь кассетных магнитофонов. Я впервые увидел электронные машины ЕС -1022. Среднее время их работы составляло 17,2 часа. Через два дня я научился включать и выключать их, а это уже кое-что. Ветошкин хорошо разбирался в магнитофонах, Гриша Якушев прыгал с парашютом, девчонки отлично справлялись с задачами дежурных, а Голиков немного знал внутренности сердца машин. Нашей ахиллесовой пятой были дисководы, работа с которыми требовала хороших знаний и умений. Большее количество простоев приходилось на их долю, поэтому я и начал их изучать. Через месяц я освоил принципы работы с дисководами и начал делиться знаниями с остальными. Помню, в самом начале дежурный Гриша прискакивал ночью, и я уезжал ремонтировать что-то. Месяца через два коллектив сложился, все крутилось как надо. Ежедневная профилактика машин должна была занимать час. Это правило не выдерживалось, так как приоритет отдавали отделу эксплуатации. Я стал жестко придерживаться этого правила. Помню, как мы сцепились с начальником отдела внедрения Тамарой Дмитриевной Хапенковой, потому что она включала машины, а я их выключал. Но постепенно и этот вопрос решили. Еще эти машины обслуживали специалисты «Сибирь-ЭВМкомплекса», которые проводили профилактику. Профилактика заканчивалась уничтожением лишних запасов спирта. Однажды наладчики остались допивать, а я уехал домой, попросив их закрыть склад и сдать ключ на вахту. Приезжаю, а ключа нет. Захожу на склад, они все лежат на столе, а один внизу валяется – картина маслом «После работы». Все бы ничего, но бутылка изопропилового спирта (яда) посередине стола, еще и открытая… Я проверил у всех пульс – сердца бьются. Послал своих в магазин за кефиром и молоком. Бью по щекам Пашу, он очухивается и говорит: «Зажал шикарный спирт. Мы по одной шарахнули и в аут…». Врачи потом сказали, что если бы они трезвые его выпили, то точно бы коньки отбросили, а так я их хотя бы молоком и кефиром отпоил. Работа со спиртом оказалась вредной… В ВЦ выделялись два человека: заместитель директора Валерий Васильевич Дворядкин – спокойный, рассудительный, умный, и Тамара Дмитриевна Хапенкова – цельная, жесткая, но справедливая женщина. Они определяли всю политику в разработке программ «Управление материально-техническим снабжением сельхозтехники». Программы внедрялись и работали. Кое-что я взял от них, так как мы довольно часто разговаривали, я запоминал многие термины. Это потом пригодилось в последующей рабочей деятельности. С ними у меня так и остались хорошие отношения по жизни. Однажды в колхозе на сенокосе мы соревновались с Тамарой в косьбе. Три часа никто никому не уступал, поэтому решили объявить ничью. Упорная дама, недаром руководит фирмой и сейчас. XXVII Так как в штате были свободные вакансии, я привлек туда моего старого знакомого Володю Лобанова. Он ремонтировал электронные платы, которые являлись обменным фондом. С Володей, отличным инженером, меня еще не раз сведет судьба. Хочу отметить, что у него прекрасные жена и дети. Где-то в то же время я познакомился с Володей Дениско, который работал в ТУСУРе на кафедре вместе с Усовым, кандидатом наук, который впоследствии станет прекрасным главным бухгалтером на заводе резиновой обуви. Володя был технарь до мозга костей, а в его комнате была всегда гора технических устройств. С Ириной, женой, познакомился он оригинально. Та 31 декабря дежурила в составе группы добровольной народной дружины (ДНД) на стадионе «Труд», где народ катался на коньках. Стояла и мерзла, а потом решила зайти в сторожку, где дежурил Володя. Они разговорились, оказалось, что работают в одном институте. Вот так ДНД нашла для Иры мужа. Сколько времени мы провели вместе – не сосчитать. Вокруг куча железа, Серега Шумилов, друзья, Высоцкий, стонущий с хрипотцой о жизни из черного ящика, самолетного магнитофона, где вместо ленты – проволока и чарки. Гений Высоцкого кричал о фальши, он чувствовал беду, он чувствовал бурю перемен. Мы были с ним солидарны. Были еще гении социализма, такие как В. М. Шукшин, В. Г. Распутин, В. П. Астафьев, А. В. Вампилов, А. А. Вознесенский, Е. А. Евтушенко. Они чувствовали, что в обществе что-то не так и наполняли свои произведения тревогой за будущее страны. А в стране уже звучало слово «перестройка». Тогда большинство людей нашей страны воспринимало его дословно. Это позже мы поняли, что перестройка превратилась в смену формации или, по сути, в переворот. Но до этого еще было далеко, хотя в партии пошло брожение. Даже в Томской области с отъездом Лигачева железная дисциплина начала ослабевать. XVIII Махтодуй был неплохим дядькой, шебутным. Мне было его жалко. Через шесть месяцев работы машины наши давали уже 22 часа непрерывной работы, поэтому в конце года я зашел к директору и напомнил о его обещании, но Вострецов начал юлить, может, боялся конкуренции, не знаю. В 1985 году я ушел. Если считать по социалистическим нормам, то меня можно было отнести к летунам. Тогда не любили и подозрительно относились к людям, часто меняющим работу, но у меня не было комплексов по этому поводу. Я был готов на любую работу. По странному совпадению роль руководителя нового предприятии начал 11.03 вместе с Горбачевым М. С., только тот стал Генеральным секретарем П,К КПСС. Почти 60 женщин смотрели на меня: кто с интересом, кто изучающе, а кто-то и равнодушно, но три пары глаз были мужскими – усмехающиеся Юры Вымятнина, открытые и готовые ко всему Федора Беляева, серьезные Анатолия Горбунова. Тагиев представление закончил минуты через три и, пожелав успехов, укатил в управу. Я осмотрел свой кабинет: шкаф с бумагами, письменный стол с переговорным устройством «Псков», несколько стульев, стены, обшитые ДСП и покрытые лаком, – стандартное обустройство кабинета мелкого начальника советского периода. Сел за стол, выдвинул ящики, но они оказались пустыми. На столе лежала небольшая стопка чистой бумаги и письменный прибор. На улице бушевало весеннее солнце, лучики которого еще не заглядывали ко мне, но уже подходили близко к окну. В комнату влетела Ванда Ареханова, начальник цеха операторов, заполнив своим телом половину кабинета. «Да, такой бабе только надзирателем в концлагере или на лесоповале работать», – пронеслась мысль. Высокая, ростом 185 сантиметров, дородная, так и хочется назвать ее детиной, она начала говорить о проблемах: «Нет запчастей к машинам, механики Юра и Федор пьют потихоньку, женщины опаздывают. Но мы с вами вместе наведем порядок!» «Эх, ей бы автомат в руки», – юмор не покидал меня. Слушать ее быстро надоело, поэтому я сказал, что мне надо поработать, хотя и не знал с чего начать. Когда Ванда ушла, я решил обойти свои владения. Предприятие не имело своих площадей, а арендовало их в строительном тресте ЖКХ по адресу Фрунзе, 111. Мы занимали половину первого этажа и часть подвала – там сидели механики и находился склад. Экономист с начальником цеха занимали одну комнату. Было еще три комнаты новой поросли программистов, которыми командовал Толя Горбунов. Я зашел к нему, мы немного пообщались. Хороший мужик, еще и земляк с Забайкалья. Ему, оказалось, в управлении обещали квартиру, поэтому он и работал здесь. Из разговора я узнал, что многое непонятно: не было вычислительных машин, программное обеспечение разрабатывали в Кибернетическом центре ТПУ у Владимира Захаровича Ямпольского, а считать планировали на ВЦКП. Был такой вычислительный центр коллективного пользования, который по замыслу разработчиков автоматизированной системы управления (АСУ) Томской области должен был обсчитывать все задачи, включая АСУ городского хозяйства. ВЦКП располагался в управлении статистики, но, во-первых, мощности тех машин было недостаточно, во-вторых, не было надежной передачи данных, поэтому информацию готовили у себя, используя перфокарты и магнитные ленты. Прежде чем машина выдавала данные по одному дому, она считала 3–4 часа. Такая информация сильно опечалила. Я пошел в цех операторов, которые в основном считали зарплату и материалы для всех предприятий ЖКХ, а также сторонних организаций. Этот блок работы не был убыточным, за него регулярно выплачивались деньги, но будущего у него не было. В цехе стоял непрерывным рокот клавиш: операторские пальцы летали быстрее пальчиков любых пианистов. Девчонки, не отрываясь от работы, успевали смотреть в мою сторону. Я поговорил с мастером Маргаритой Краус, худой изнеможденной женщиной лет 40. Она мне понравилась знанием дела и спокойствием. Спросил про проблемы, но она не жаловалась. Поинтересовался, что с жильем. «На моей памяти не слышала», – она печально улыбнулась. А когда я сказал опрометчиво, что и этот вопрос будем решать, она ничего не ответила, лишь усмехнулась. Оказалось, что она живет с дочкой в квартире уже 15 лет и просвета в жизни не видит. Еще понравилась Галя Шматова, толковая женщина. В общем, обе были хорошими специалистами. Потом я спустился в подвал. Механики пили чай. Дали кружку и мне. Особых улучшений они не ждали, но на тот момент, как я понял по находящимся предметам в их комнате, они еще где-то подрабатывали. Я им сказал, что у меня простое условие: машины должны работать. А если им что-то надо, то мы все решим. В итоге мы пожали друг другу руки и разошлись почти друзьями. Когда поднимался наверх, услышал громкую ругань Ванды в цехе. Не хотелось заходить, ибо не люблю крик и не уважаю кричащих начальников, но пришлось. Ванда отчитывала Ахметзянову, худую молодую девушку, за опоздание. Чтобы прекратить крики, попросил девушку зайти ко мне. Та пошла, за ней Ванда, но я ее остановил. Сначала услышал от девушки историю о ее несчастной жизни, пьянстве мужа – в общем, выступил в роли священника на исповеди. Кое-как успокоил, поговорил с ней. Обещал подумать насчет мужа. Вдруг она стала жаловаться на Ванду, дескать, та ее шпионкой считает. Отослал, не поверил. Моя демократичность сработала против меня. Ко мне потянулся женский народ с жалобами, будто политические противники двинули к правозащитнику. Пошел на второй день вниз к мужикам. Спрашиваю: – Мужики, что у вас здесь происходит? – Мы не ввязываемся в женские дела. Себе дороже. Тогда устроил собрание и решил поговорить со всеми. Оказалось, Ванда почище надзирателя была. У нее были доносчики, которым многое прощалось. В общем, режим 36-го года в коммунальной квартире. Сижу, ушам не верю, а людей прорвало, да так, что не остановить. Принимаю решение уволить В. Ареханову за аморальное поведение на основании решения собрания. Слепили протокол, расписались, я ее уволил. На следующий день меня вызвали в райком партии. Второй секретарь спрашивает: – Вы с какого года член партии? – Я беспартийный. – Что вы натворили? Вы, беспартийный, уволили единственного члена партии Ареханову?! Да еще и за аморальное поведение! Восстановите, срочно! – Не могу, – говорю, протокол показываю, – все «за», а против коллектива за аморального человека не могу идти, да и авторитет партии тогда подорвем. Так мы очищаем предприятие от лишних людей. Вы можете ее и из партии выдворить… На меня покричали, но отпустили, не добившись своего. В управлении меня лишили части квартальной премии. Еще и Старых отругали за то, что принял беспартийного, свободного от партии… XXIX От партийности освободился, начальником цеха сделал Галину Шматову и больше проблем не знал. Начал изучать экономику убыточного предприятия. Понял, что плановые убытки образовывались из-за отдела программистов. Чтобы компенсировать, начал искать новых клиентов для цеха. Кое-кого привлек, объем выполняемых работ увеличил уже через три месяца. Не стал брать инспектора отдела кадров, сам научился рисовать бумаги, а учет возложил на экономиста. Пошел к Тропину насчет выделения жилья. А он сказал, что жилье будет, но только для программистов, дескать, что толку давать цеховым, если их скоро не будет. В очередности первой была Краус. Спорили долго, но договорились, что первую квартиру даем Горбунову, а потом уже Маргарите. Но как это донести? Проблема… Ходил и размышлял, параллельно внедряя гибкий график работы. Теперь велся журнал, в который человек сам записывал время прибытия и убытия. Журнал был прошит, прошнурован и закреплен печатью. Чтобы работа не страдала, были ограничения: утром начало работы колебалось до часа, а общее время работы не должно было быть менее восьми часов. Сразу договорились, что если обнаружится три обмана, то систему свернем. Сами женщины и отслеживали друг друга. Все были заинтересованы в такой системе, учитывая наличие детей, удаленность проживания и загруженность транспорта. Тагиев, помню, вызвал: – Ты что там придумал? Дисциплину угробишь, из-за этого народ разболтается. Никто не вводит такую систему. – Ну вот и попробую, а закон позволяет, – в итоге оставил я систему, и она не подвела. Людям нужно мало: чуть-чуть заботы и разговоров. А с женщинами после была только одна проблема – вежливо уйти от соблазнов, когда тебе признаются в любви. Вот это действительно проблема. Разговор с Краус дался мне тяжело. Я ей прямо сказал, что у меня два пути: дать квартиру Толе, а потом ей, или уволиться, если она не согласится… Как она смотрела на меня! Ей хотелось что-то сказать, губы прыгали, но она их сжимала. Видел, что не верит. Встал, подошел и сказал: – Даю слово, что в течение двух лет выбью тебе квартиру. – Давайте, – она отказалась от квартиры. Потом ко мне зашла Шматова: – Что с Маргаритой, не знаете? Я рассказал и попросил ее поддержать. Ей тоже дал обещание. Как-то брат жены Гриша назвал меня показушником. Тогда и вспомнил я его слова. Разумом понимал, что мое обещание почти невозможно исполнить, но вылетевшее слово всегда превращал в дело, ибо оно ставило цель, цена которой иногда неоправданно высока. «Показушник» должен был превратить показное в реальность, иначе он им точно становился. Через полтора года Маргарита въехала в новую квартиру, а потом и Бахман. Позже другие люди тоже получили свои квартиры. Но именно после Маргариты мне стали верить, это дало мне крылья. XXX Моя зарплата с премиальными была около 200 рублей. С цехом все вопросы были решены, Шматова и Краус справлялись, но однажды произошло ЧП областного масштаба. При социализме зарплата выдавалась строго в определенные дни. Мы считали зарплату для более чем 25 тысяч человек. Перед расчетом зарплаты в цехе заболело около 10 человек, поэтому мы задержали зарплату водоканалу на один день. Утром я поехал в одну организацию, чтобы временно взять часть работников себе. В это время на мое предприятие приехал заместитель председателя облисполкома Николай Георгиевич Черкашин с Тагиевым и еще кучей народа и сразу начал кричать: «Вы что делаете? Где начальник?!» Шматова хотела что-то сказать, но начальство продолжало ругать всех и вся. И вдруг встает оператор Светчикова и посылает всех троекратным матом. Их всех словно волной смыло… Я приехал, а у меня в кабинете уже Рафаил сидел: «Я же предупреждал тебя о дисциплине?! Твои девки обматерили власть, да какую!» Когда я узнал в чем дело, чуть не расхохотался. Маты Светчиковой приходилось слышать, женщина она боевая. Кое-как уговорил Тагиева уехать, а сам пошел в цех, снял пиджак и сел за машинку. Через два часа сел и мой главный инженер Владимир Иванович Иванов – белая кость, сын больших начальников, франт, недавно поступивший к нам. В общем, выскребались. А начальство еще долго помнило наше «гостеприимство», на что я замечал, что они сами виноваты, кричать надо было на меня, а не мешать работать людям. Еще в организации был автомобиль (Москвич-412) с шикарным водителем Петром Серовым, который будет возить Славу Наговицына, когда тот взлетит до заместителя губернатора. Представьте: комсомольский работник, главный инженер на умирающем «Приборном», директор умершего завода «ТЗИА», создавшего убыточное производство овчин! И потом заместитель губернатора! Классическая карьера для дилетанта. Два срока руководил Бурятией. Тоже оставил ее в убытках! Во втором квартале убытки у нас уменьшились, за что меня лишили 10 % премии! Удивительно? Ничего подобного, ибо так работает бюджетная дурная система. Если есть убытки, то на следующий год бюджет планируют больше. Но меня это не остановило, мне хотелось нормальной экономики хотя бы у себя. Хотелось сделать что-то, что мне под силу. XXXI Институт кибернетики ТПУ разработал много задач для предприятий ЖКХ, но они не могли были быть внедрены по разным причинам, поэтому еще до моего прихода А. Горбунов тянул резину, не подписывая их приемку. Тогда руководство ТПУ пожаловалось председателю горисполкома Гончару и нас обоих уже вместе с руководителями предприятий пригласил градоначальник. Знаменитая речь была решающей: первую очередь АСУ Томской области мы приняли успешно, но она не заработала. Вторую очередь приняли, но она тоже не стала работать. Приняли третью очередь.