– Он известный распутник. Как он держался с тобой? – Именно как распутник. Такой же, как и она сама. Как она стонала и прижималась к Монтгомери, придя в возбуждение от его эрекции, о боже, его эрекция… – Ты не поможешь мне привести в порядок прическу? – спросила она, внезапно осознав, что ни за что не желает сейчас возвращаться в бальный зал и, усевшись на стул, делать вид, что ничего не произошло. Катриона взяла ее под руку. – Ну конечно, помогу. Дамская комната как раз рядом. Себастьян рассеянно предложил спички маркизу Уитмору, который вышел к нему на балкон, чтобы обсудить предвыборную кампанию. Он заколебался, прежде чем убрать спички. Хотя ему и самому хотелось закурить, он хотел подольше сохранить на себе упоительный запах Аннабель. Она вернулась в зал и по-прежнему сидела на стуле у стены. Ее блестящие волосы были растрепаны, щеки и шея пылали. Она выглядела как женщина, только что предававшаяся разврату в алькове, и, представив, что другие мужчины могли догадаться об этом, Монтгомери готов был бродить вокруг нее кругами, как первобытный дикарь. Это она разбудила в нем дикаря. Он проснулся еще тогда, когда они скакали галопом по полям и ее аппетитный зад упирался в его промежность. И окончательно сорвался с цепи во время стычки с Марсденом, в которой у нее не было другого оружия, кроме острого ума. Странные мысли начали появляться в голове, еще более странные чувства зарождались в его душе. В прошлом году, когда графа Бевингтона угораздило жениться на оперной певичке, герцог разорвал с ним все отношения. Только безумец ради неподходящей женщины может пожертвовать всем, что действительно имело значение: положением в обществе, политической карьерой, уважением своих детей-подростков. Сейчас граф влачил жалкое существование в Вероне с женой-певицей. И только сейчас, в алькове, когда он прижимал к себе тело Аннабель с мягкими изгибами, чувствовал нежность ее губ, ощутил на несколько безумных секунд ее ответное желание, герцог понял, ради чего некоторые мужчины совершают подобные поступки, забывая обо всем на свете. Незажженная сигарета в его пальцах слегка подрагивала. Он почти потерял контроль над собой – из-за поцелуя. Неужели и катастрофа Бевингтона начиналась так же? – Прелестное создание. – Уитмор перегнулся через перила. Последние несколько минут похотливый взгляд маркиза следовал за Аннабель, словно собака за сочной косточкой. – Боже правый, – пробормотал Уитмор, – вот это сиськи. Себастьян сжал перила так, что они едва не треснули. Только бы не ударить этого человека. Как политический союзник он был крайне важен. – Вы все же говорите о леди. – О, я слышал, что она всего-навсего простушка из деревни, – сказал Уитмор, не подозревая о нависшей над его челюстью опасности. – Мне всегда ужасно жаль, когда столь великолепный экземпляр оказывается плебсом. Посмотрите, как она держится. Да эта девушка могла бы стать бриллиантом первой воды, если бы ее отец вовремя обзавелся титулом. – Что за сентиментальные мысли, – ответил Себастьян. Слова прозвучали холодно и плоско. – Да мне-то что, – сказал Уитмор, сотрясаясь от беззвучного смеха. – Интересно, кто у нее покровитель? Все внутри Себастьяна замерло. Как после выстрела, когда птицы перестают петь, а ветер стихает. Он достал спички из нагрудного кармана и зажег сигарету. – Точно не вы, Уитмор. Даже не мечтайте. Пожилой мужчина слегка вздрогнул. Пожилому, молодому, герцогу или принцу. Он сказал бы это любому, понял Себастьян. Казалось, слова вырвались сами собой. – О, э-э, я ведь и не догадывался, как обстоят дела, – пробормотал Уитмор. – Тут не о чем догадываться. Уитмор примиряюще поднял руку. – Конечно, конечно, и все же хочу заметить, что у меня и в мыслях не было посягать на собственность герцога. Такую глупость я никогда не совершу. Монтгомери смотрел вслед удалявшемуся маркизу, напряжение еще не покинуло его тело. Уитмор был не единственным из присутствующих, кто заблуждался по поводу Аннабель. С балкона он видел, как мужчины кружат вокруг нее, сдерживаемые лишь хлипкой оградой этикета. Но они наведут справки. И могут явиться с визитом даже в Оксфорд. Герцог смял сигарету. К черту манеры и честь! Он не мог поступить, как Бевингтон, но у него был вариант получше. Он жестом подозвал лакея, и тот быстро вышел из тени. – Ручку и карточку, – приказал Себастьян. Он велел доставить записку в ее комнату, пока она болтала с дочерью Гринфилда, стараясь не смотреть в его сторону. Аннабель! Встретимся у входа в вечнозеленый лабиринт в 14:00. Ваш M. Глава 16 – Концерт Мендельсона на следующий день после бала, – ворчливо пробормотал Джулиан Гринфилд своей жене. – Только садист мог такое придумать. Был час дня. Лорды и леди парами и группами вяло тянулись к музыкальному салону Клермонта. Все они пребывали в разной степени усталости. Бал закончился около трех ночи. К тому времени цветочные украшения увяли, разговоры стали невнятными и бессодержательными, и последние пары, не чувствуя ног от усталости, покинули бальный зал, а после обильных возлияний шампанского, коньяка, выкурив последние сигары, гости окончательно разошлись по своим комнатам. Себастьян прохаживался среди гостей, как хищник среди овец. Герцог был возбужден, его переполняло нетерпение, которое он обычно испытывал лишь накануне важных переговоров в тот зыбкий отрезок времени перед тем, как вступить в схватку с противником. – Монтгомери. – Кэролайн отошла от трех дам и пошла рядом с герцогом, и он машинально взял ее под руку. – Миледи. Надеюсь, утро было хорошим? – Вполне, – ответила она, – но я сердита на вас. Как же так, ваши гости выглядят разбитыми и усталыми, и только вы бодры и полны сил. Как вам это удается? Просто я всегда мало сплю. Кэролайн вопросительно смотрела на него снизу вверх, и он взглянул ей в лицо. Как обычно, ее макияж был безупречен, но цепкий глаз Монтгомери никогда не упускал ни одной детали, даже если бы попытался. Вот и сейчас он заметил у Кэролайн мешки под глазами. Себастьян знал, что если бы встретился с ней взглядом, то прочитал бы в нем вопрос, который Кэролайн никогда ему не задаст: «Почему ты не пришел ко мне в комнату прошлой ночью?» Поэтому он смотрел прямо перед собой. Разумеется, Монтгомери не мог обойтись без женщины. Неудовлетворенное желание терзало его, словно рой злобных муравьев, а Кэролайн обладала всеми качествами, которые он уже научился ценить в женщине, – она была зрелой, утонченной, не стеснялась выражать свои симпатии и антипатии. От этой связи оба получали удовольствие, вполне обходясь без излишнего драматизма. И все же Себастьян знал, что, проведи он с ней даже сотню ночей, его тоска не пройдет. Нет, сейчас им владело не просто естественное стремление к разрядке. Утоление жажды было неразрывно связано с одной-единственной зеленоглазой женщиной – синим чулком. Она не ответила на его записку. И он не видел ее за завтраком. Себастьян подошел к двери музыкального салона и методично оглядел ряды плюшевых кресел. Наконец заметил знакомые блестящие волосы цвета красного дерева. Его ладони сразу стали горячими и влажными. Сердце выскакивало из груди, будто он пробежал несколько лестничных пролетов. Себастьян застыл, растерянный, ошеломленный. Как могло такое случиться с ним, зрелым мужчиной почти тридцати шести лет? Аннабель оторвала глаза от своих коленей, и от ясного взгляда зеленых глаз Себастьян почувствовал, словно его ударили в грудь, бросив с силой тяжелый камень. У него перехватило дыхание. Он не узнавал сам себя. Почувствовав на себе недоумевающий взгляд Кэролайн, в котором сквозило ожидание, Себастьян обнаружил, что, застыв в дверях, вызвал столпотворение позади. Герцог наконец прошел в зал и неторопливо направился к своему креслу в первом ряду возле рояля. Аннабель сидела в самом конце зала, рядом с какой-то баронессой, которую Монтгомери едва знал. Ему пришло на ум, что девушка может и не знать немецкого. А он не догадался сделать для гостей перевод текстов. Для него вдруг стало очень важным, чтобы ей понравились романсы. Кэролайн заняла место рядом с ним, окутав его ароматом пудры. Себастьян с трудом сдерживал желание оглянуться. Внезапная вспышка ярости пронзила его. С тех пор, как он повзрослел и научился мыслить самостоятельно, едва ли не половина общественных устоев и норм приличия казались ему лишенными всяческого смысла. Себастьян, конечно, следовал им, но никогда тяжкое бремя этих пустых условностей не ощущалось так остро, как сейчас, когда из-за них он не мог сесть рядом с желанной женщиной в собственном музыкальном салоне. А вокруг гости скрипели креслами, шаркали подошвами по полированному деревянному полу, кашляли, хрипели, ерзали, устраиваясь поудобнее. Наконец появились пианист и певицы – сопрано и меццо-сопрано, которых называли божественным дуэтом. Шум стих. Однако раздражение герцога так и не улеглось. Дуэт, несмотря на нелепое название, был превосходен. Женские голоса взмывали вверх и уносились вниз, казалось, без всяких усилий, передавая всю гамму человеческих чувств, от меланхолии до радости. И все же дивные мелодии не смогли завладеть полностью его разумом. Все мысли Себастьяна сосредоточились на часах над камином за спиной пианиста и на Аннабель, которая сидела в пятнадцати рядах от него. Он то и дело бросал взгляды на часы, в общей сложности четыре раза. Без четверти два закончилась последняя песня. Без тринадцати минут аплодисменты стихли и зрители направились к выходу. Себастьяну не удалось исчезнуть незаметно и быстро, гости желали перекинуться с хозяином парой слов, на это требовалось время. Затем ему грудью преградила путь маркиза Хэмпшир. Пока герцог, соблюдая приличия, обменивался любезностями с гостями, толпа уносила Аннабель все дальше от него. Она даже не взглянула на него. – Вам понравился концерт, дорогая? – громко спросила маркиза у Кэролайн, которая все еще стояла рядом с герцогом. – Весьма недурно, – ответила графиня. – Кто бы мог подумать, что такие милые песенки вышли из-под пера какого-то немца. Ведь все немцы такие сдержанные и суровые. Милые песенки? Себастьян хмуро смотрел на нее сверху вниз. Она вопросительно приподняла тонкие брови. – Полагаю, – медленно произнес он, – что у них тоже есть чувства. У немцев. В глазах Кэролайн появилось слегка озадаченное выражение. Затем она виновато пожала плечами. Когда он снова поднял глаза, Аннабель уже исчезла из виду.