Монтгомери слишком пьян и может не вспомнить утром то, что услышит сейчас. И все же стоит попытаться. Перегрин глубоко вздохнул. – Думаю, тебе следует кое-что узнать о мисс Арчер… Глава 31 Люси жила на улице Норэм-Гарденс в половине тесного домика из желтого кирпича. Вторую половину занимала леди Мейбл. Такая договоренность вполне устраивала обеих – незамужним леди, еще не вышедшим из брачного возраста, не полагалось жить в одиночестве. Аннабель просыпалась по утрам в скрипучей кровати, испытывая облегчение от отсутствия хозяев дома, с которыми хочешь не хочешь пришлось бы вступать в разговоры и которые непременно требовали бы придерживаться заведенного порядка. Целыми днями она до полудня сидела с печальным видом в укромном уголке эркера с умиротворяюще тяжелой кошкой Люси на коленях. Люси занимала одну из двух комнат на верхнем этаже, ее экономка – другую, а весь первый этаж был полностью отведен для рабочих целей. В одной из жилых комнат стоял старый печатный станок, в гостиной место пианино заняла швейная машинка и тюки ткани для транспарантов и поясов. Большой канцелярский шкаф вишневого дерева был заставлен стопками чистой бумаги, старыми брошюрами и копиями всех выпусков журнала «Женское избирательное право» с 1870 года. Стена вокруг камина была оклеена газетными вырезками, некоторые из них уже пожелтели, некоторые были совсем свежие, как, например, статья с первой полосы «Гардиан» об их судьбоносной демонстрации. Большое растение в горшке слева от камина давно засохло и умерло, казалось, только тронь коричневые листья – и они рассыплются в пыль. – Здесь же можно устроить все так красиво… – сказала Хэтти, входя в гостиную в сопровождении Люси. – Ты уверена, что не… – Да! – отрезала Люси. – Я уверена. Это место для серьезной работы, и никакие женские штучки здесь не нужны. Хэтти надула губки. – И все равно не понимаю, как красивые портьеры могут помешать работе. Аннабель попыталась улыбнуться. Одни и те же препирательства происходили каждый раз перед тем, как они приступали к работе, и было что-то умиротворяющее в этих маленьких повседневных стычках, тогда как остальное в ее жизни лежало в руинах. Всю прошлую неделю они собирались вчетвером вокруг огромного стола в центре комнаты, словно хирурги на операции. Нужно было разослать ежемесячный информационный бюллетень, кроме того, через несколько дней Люси собиралась понаблюдать за дебатами в парламенте с Дамской галереи. – Ого, что это у нас здесь? – воскликнула Хэтти и из-под груды пустых чашек достала журнал. – «Гражданка»? Просто возмутительно! – Что же там возмутительного? – спросила Аннабель, не поднимая глаз. Она сгибала пополам и вкладывала в конверты информационные бюллетени, которые Катриона обрезала, чтобы они поместились в конверт. Хэтти, вместо того чтобы писать на конвертах адреса, уселась в кресло, уткнувшись носом в журнал. Название «Гражданка» жирными алыми буквами пересекало титульный лист. – Весьма радикальное издание, – заметила Катриона. – Там публикуют статьи на острые, я бы сказала, болезненные темы. – Например? – О семейных конфликтах, – пробормотала Хэтти, поглощенная чтением, – ужасающем положении несчастных женщин. – О проституции, – сухо добавила Люси, и Хэтти бросила на нее возмущенный взгляд. – В любом случае, вряд ли это издание легальное, – сказала Катриона. – Не читайте его на публике. – И кто же его выпускает? – спросила Аннабель, начав сама надписывать конверты. – Никто не знает, – сказала Катриона. – Брошюры просто появляются в почтовых ящиках или в общественных местах. Если бы мы знали, кто издатель, мы могли бы положить этому конец. – Зачем же их останавливать? Катриона собрала обрезки от газет и выбросила их в мусорное ведро под столом. – Потому, что они лишь отталкивают людей от нашего дела. В «Журнале суфражисток» все слишком приглаженно, он никогда не вдохновит на большие перемены, а «Гражданка» чересчур радикальна, так не привлечь широкие массы, – объяснила Люси. – Кстати, в ближайшее время я собираюсь выпустить новый журнал, что-то среднее между этими двумя. – Она взглянула на Аннабель. – И мне понадобится помощь, если тебе интересно. – В выпуске журнала? Люси кивнула. – Я не смогу заплатить тебе ни шиллинга, во всяком случае сразу, но могу предложить бесплатное жилье. – Она бросила взгляд на раскладушку в углу, рядом с засохшим цветком. – Жилье, конечно, неказистое. – Меня вполне устроит, – быстро ответила Аннабель. Именно место для ночлега и требовалось ей сейчас больше всего на свете. Имея его, Аннабель больше могла не выбирать между жизнью у Гилберта, замужеством без любви и пугающей неизвестностью. Живот скрутило от беспокойства. Послезавтра Кристофер Дженкинс будет ждать ответа на свое предложение. Два дня. Вряд ли он оскорбится, если Аннабель попросит подождать еще, но дело в том, что у нее больше не было времени. Ей приостановили выплату стипендии, учеников она потеряла, а других источников дохода у нее не было. Не могла же она жить за счет Люси и спать в ее гостиной вечно. Черная меховая полоска прошмыгнула по половицам и взобралась по юбке Люси. – Боже мой, Боудикка, – упрекнула Люси, когда кошка устроилась у нее на плече и обвила шею хозяйки своим блестящим хвостом, словно маленьким меховым палантином. – В последнее время ты что-то ужасно нервничаешь. – Наверное, из-за посторонних в ее владениях, – пробормотала Аннабель. – Чепуха, – возразила Люси и зарылась лицом в мягкую шерстку Боудикки. – Она знает, что ты одна из нас, правда, киска? Воспоминание о красивом молодом виконте в пурпурном жилете промелькнуло в голове у Аннабель. Она никогда не спрашивала Люси, откуда лорду Баллентайну известно о ее кошке. При мысли о вальсе на том балу ей тут же вспомнился Себастьян, как стремительно он шел к ней через зал, с таким видом, будто жаждет крови Баллентайна… – Аннабель, чуть не забыла, в твоей ячейке было письмо, – сказала Хэтти и открыла свой ридикюль. – Я взяла на себя смелость забрать его. Мелькнувшая было надежда на то, что это мисс Вордсворт написала ей, чтобы сообщить о восстановлении, тут же угасла. Увидев на конверте знакомый размашистый почерк, Аннабель нахмурилась. – Это от моего кузена Гилберта. Еще бы. Ведь она просрочила платежи. Неужели он уже посылает ей напоминание? Искушение бросить письмо в огонь не читая было так велико. И все же Аннабель разрезала конверт ножницами. Аннабель! Вчера до нас дошли крайне неприятные известия о тебе. Утром мы получили письмо от анонимного доброжелателя. Бумага и конверт были плотными и дорогими, а почерк – чрезвычайно элегантным, но содержание было возмутительным – мне любезно советовали «спасти тебя от себя самой», как выразился автор, поскольку, похоже, ты попала в неподобающую компанию. Нам сообщили о твоем участии в политических акциях, об аресте полиции и даже о пребывании в тюрьме! Кроме того, автор обеспокоен тем, что ты общаешься с неженатыми джентльменами… – Боже милостивый! – воскликнула Аннабель и вскочила на ноги. – Что случилось? – спросила Хэтти. – Он знает… – Откуда он мог узнать? …Если бы бумага и почерк автора послания не выдавали его высокого положения, я бы решил, что это дурная шутка. Как бы то ни было, я глубоко обеспокоен этими известиями, чрезвычайно обеспокоен. Я неоднократно предупреждал тебя об опасностях высшего образования. Теперь мне совершенно ясно – ты катишься в пропасть, навстречу собственной гибели, и мы оба знаем, что это происходит не впервые, не так ли? Рано или поздно о твоем безрассудстве и порочности станет известно всему Чорливуду или, что еще хуже, хозяину поместья, ибо о твоем поведении в респектабельном обществе судачат уже сейчас. Так вот какова твоя благодарность за то, что я кормил тебя, дал кров и доверил заботу о моих пятерых детях! Как благочестивый семьянин и служитель англиканской церкви я обязан подавать пример прихожанам и избегать общества людей, запятнавших себя позором. Поэтому прошу тебя не появляться в Чорливуде в ближайшем будущем. С большим разочарованием, Гилберт Рука Аннабель, державшая письмо, бессильно упала на стол. – Так. Похоже, «возвращение к родственникам» я могу вычеркнуть из списка. Аннабель начала бесцельно бродить по комнате, а подруги столпились вокруг письма, однако их возмущенные возгласы были слабым утешением. – Письмо, – пробормотала она. – Пять лет, и вот теперь он отпускает меня письмом. – Как мерзко, – возмутилась Хэтти. – Он всегда такой? – Все к лучшему, – сказала Люси. – Выходит, ты правильно поступила, избавившись от Монтгомери, раз за вполне разумный отказ он отплатил тебе таким образом. – Монтгомери? – Слова застряли у нее в горле. – Ты думаешь, это он… написал моему кузену? – Ну а кто же еще? Только не он! Он не мог! – Он никогда бы не опустился до такой низости. – Но ведь твой кузен упоминает первоклассные бумагу, конверт и элегантный почерк, – заметила Люси. – Я знаю, знаю. Но ведь кто угодно мог написать. Даже кто-нибудь из суфражисток. – Ну-у, им-то какой резон? Аннабель прижала ладони к вискам. – Не знаю. А каким образом слухи дошли до Оксфорда? И вряд ли Монтгомери стал бы упоминать в кляузе самого себя, так что, полагаю, кто-то еще был в курсе. – Но кто? – спросила Катриона. – Кто же не поленился написать твоему кузену? Только не Себастьян. Даже учитывая, что она смертельно обидела его и для него не составило бы труда найти адрес Гилберта.