– Молю, скажи. – «Или еще что-нибудь» случится. Тот один раз, о котором я говорила. Мы не должны заниматься этим до собеседований на следующей неделе. Мы оба покалечимся в твоей кровати и раздерем в клочья постельное белье. Губы Джоша начинают искривляться. Похоже, сейчас появится еще одна из этих его чертовых, разрывающих сердце улыбок, поэтому я нацеливаюсь в сторону машины и бросаюсь бежать. Глава 14 – Нет, ты не убежишь! – Джош заходит в холл своего дома, держа меня под мышкой, как скрученную трубочкой газету, и даже успевает проверить почтовый ящик. – Расслабься. Я всего лишь хочу показать тебе свою квартиру, чтобы мы были квиты. – Я всегда думала, что ты живешь в каком-нибудь подземелье, рядом с ядром земли, – удается мне выговорить, пока он нажимает кнопку четвертого этажа. Наблюдение за его пальцами вызывает вспышку воспоминаний. Я смотрю на красную кнопку экстренного вызова и поручень. Пытаюсь незаметно принюхаться к своему носильщику. Потом бросаю осторожность, тычусь носом в его футболку и дважды набираю полные легкие воздуха. Бесстыжая наркоманка. Если он и заметил, то никак не отреагировал. – У дядюшки Сатаны нет свободных квартир в моей ценовой категории. Лифт просторный, и мне нет нужды оставаться у Джоша под мышкой. Но четвертый этаж – это такая короткая дистанция, незачем даже убирать руки с его талии. Пальцы Джоша путаются в моих волосах. Я медленно провожу руками по его спине и по животу. Мышцы, жар и плоть. Прижимаюсь носом к ребрам, снова вдыхаю. – Чудачка, – тихо произносит Джош. Мы идем по коридору. Открывается дверь, я пошатываюсь на пороге квартиры Джошуа Темплмана. Он снимает с меня пальто, как шкурку с банана. Я обхватываю себя руками. Пальто размещается на вешалке рядом с дверью. – Ну входи уже. Я не знаю, чего ожидать. Может, увижу нечто вроде серой бетонной камеры, лишенной отпечатка личности хозяина, огромный телевизор с плоским экраном и одинокий деревянный стул. Куклу вуду с черными волосами и яркими губами. Или куклу Клубничная Печенька с ножом в сердце. – Где же доска для игры в дартс с моей фотографией? – Я слегка наклоняюсь вперед. – Она в отдельной комнате. В обстановке квартиры чувствуется мужской характер, здесь соблазнительно темно и тепло, а стены окрашены в цвета шоколада и песка. Стоит потрясающий запах апельсинов. Центральное место занимает огромный топкий диван перед обязательным для мужской берлоги гигантским плоским экраном, который Джош даже не выключил. Так спешил. Я вынимаю ноги из туфель, отчего мгновенно уменьшаюсь в размерах. Джош скрывается на кухне, и я выглядываю из-за угла. – Осмотрись. Я знаю, тебе до смерти хочется все разнюхать. – Он наполняет водой сверкающий серебристый чайник и ставит его на плиту. Я издаю прерывистый вздох. Меня не собираются насиловать. Никто перед этим не кипятит воду, разве что, может быть, в Средневековье. Конечно, Джош не ошибся. Я умираю от желания посмотреть. Затем я сюда и пришла. Джошуа, которого я знаю, теперь недостаточно. Знание – сила, и ничто не будет лишним. В горле у меня застрял беззвучный восторженный писк. Это намного лучше, чем просто взглянуть на тротуар у его дома. Всю стену занимает книжный шкаф. У окна стоят кресло и торшер, который освещает стопку книг внизу. Еще больше книг – на кофейном столике. От этого я испытываю сильное облегчение. Что бы я стала делать, если бы он оказался очаровательным невежей? Мне нравятся абажуры на его лампах. Я вступаю в один из больших бутылочно-зеленых кругов света, которые падают от светильников на восточный ковер. Опускаю взгляд, изучаю рисунок: плети плюща извиваются и переплетаются. На стене в гостиной висит пейзаж в раме с изображением гористой местности, как в Италии, может быть в Тоскане. Это оригинал, не репродукция. Я различаю мазки, сделанные кистью, рама позолоченная, резная. К холму прилепилась кучка домов, видны шпили и купола церкви, а сверху – темнеющее, фиолетовое небо и пятнышки крошечных серебристых звезд. На кофейном столике разложено несколько журналов о бизнесе. На диване валяется симпатичная подушка, сделанная из полосок голубой ленты. Это так… неожиданно. Никакого минимализма. Похоже, тут обитает реальный, живой человек. Вдруг я понимаю, что дом Джоша гораздо приятнее моего. Заглядываю под диван. Ничего. Даже пыли нет. Замечаю маленькую птичку – оригами, сделанную из бумажки для заметок, которую я кинула в своего врага во время одного из собраний. Пташка пристроилась на краю полки с книгами. Я разглядываю профиль Джоша на кухне: гостеприимный хозяин ставит на столешницу перед собой две кружки. Трудно представить, как он кладет в карман мою сложенную птичкой записку и приносит ее домой. На полке ниже стоит одинокая фотография в рамке – Джош и Патрик между парой людей в возрасте, наверное, это их родители. Его отец – крупный и привлекательный мужчина, с оттенком грусти в улыбке, а вот мать на этом снимке вся так и сияет. Она буквально трещит по швам от гордости, что у нее два таких прекрасных взрослых сына. – Мне нравится твоя мама, – говорю я Джошу, когда тот появляется. Он смотрит на фотографию и поджимает губы. Намек понят, я оставляю эту тему. В самом низу – подборка медицинских учебников, с виду довольно старых. Там же – подвижная анатомическая модель руки, на которой видны все кости. Я сгибаю пальцы, оставляя поднятым только средний, и усмехаюсь своему остроумию. – Зачем тебе это? – Это из моей другой жизни. – Джош снова скрывается на кухне. Пультом я выключаю звук телевизора, и нас затопляет тишина. Я прокрадываюсь мимо хозяина на кухню. Она сияет чистотой, гудит посудомоечная машина. Запах апельсина издает антибактериальный спрей для мытья кухонных поверхностей. Вижу прилепленный к холодильнику листок с отпечатком моего поцелуя и указываю на него. Джош пожимает плечами: – Ты вложила в это столько чувства. Было жаль выбрасывать. Стою в свете лампочки холодильника и осматриваю его содержимое. Тут целая радуга цветов. Побеги. Листья. Бородатые корни. Тофу и органический соус для пасты. – У меня в холодильнике нет ничего, кроме сыра и соусов. – Знаю. Я закрываю холодильник и прислоняюсь к нему, магнитики впиваются в спину. Подставляю лицо для поцелуя, но Джош качает головой. Слегка удрученная, я заглядываю в ящик со столовыми приборами и задеваю рукав пиджака, висящего у двери. В кармане нахожу счет с заправки. Сорок пять долларов, заплачено наличными. Все аккуратно, все на своих местах. Неудивительно, что от моей квартирки у него руки зачесались. – Мой дом в сравнении с этим – калькуттские трущобы. Мне тоже надо завести корзину для спортивных принадлежностей. А где у тебя все барахло? Где коробки с ненужными вещами? – Твои худшие подозрения подтвердились. Я чокнутый аккуратист. А я как чокнутая потратила по меньшей мере двадцать минут на изучение всего, что у него есть. Я так грубо вторгаюсь в его личное пространство, что мне самой становится неприятно, но Джош не вмешивается, позволяет мне все. В квартире две спальни, я стою, руки в боки, посреди той, что приспособлена под кабинет. Большой монитор компьютера, несколько огромных гантелей. Шкаф, забитый зимним спортивным снаряжением, там же – спальный мешок. Еще книги. С вожделением смотрю на шкафчик для документов. Если бы Джоша не было здесь, я бы с удовольствием порылась в его счетах за электричество. – Ну что, закончила? Я смотрю на свои руки. В них – старая моделька машины, найденная в одном из узких ящиков бюро. Я сжимаю ее в ладони, как старая карманница. – Еще нет. – От страха я едва способна произнести это. Джош показывает пальцем, и я иду к еще не обследованному темному коридору. Он щелкает выключателем прямо над моим ухом, и из меня вырывается сдавленный восторженный вздох. Комната окрашена в голубой цвет моей самой любимой из всех рубашек Джоша. Цвет яйца малиновки. Бледно-бирюзовый в сочетании с молочным. Чувствую, как от чего-то теснит грудь, испытываю ощущение дежавю. Словно я уже была здесь и еще побываю. Прижимаюсь к дверному косяку. – Это твой любимый цвет? – Да. – В его голосе слышно напряжение. Может быть, его раньше из-за этого дразнили. – Мне нравится, – уважительно говорю я. Я оцениваю этот неожиданный яркий взрыв на фоне темного шоколада и серо-коричневого и размышляю про себя: как же это похоже на Джоша. Нечто неожиданное. Нежное, бледно-синее. Темно-коричневое, обтянутое кожей изголовье кровати лишает комнату налета женственности. Джош стоит у меня за спиной, легко можно прислониться, но я удерживаюсь. Запах его тела кружит мне голову. Постель заправлена, и белье на ней белое, эту незначительную деталь я нахожу довольно сексуальной. В ванной все начищено до блеска. Красные полотенца и красная зубная щетка. Вид как в каталоге ИКЕА. – Никогда бы не подумала, что у такого человека, как ты, может расти папоротник. У меня был однажды, но весь пожелтел и стал ломким. Я иду к кровати Джошуа Темплмана. Провожу пальцем по краю наволочки. – Ну ладно, ты уже начинаешь чудачить через край. Пытаюсь потрясти спинку кровати, но она держится прочно. – Прекрати. Сядь на диван. Я налью тебе чая. Я бочком, по-крабьи, пробираюсь в гостиную. – Как ты мог просто стоять и наблюдать, как я повсюду сую свой нос? Беру в руки чудную подушечку и подсовываю себе под спину. Джош дает мне кружку, и я держу ее, как оружие. – Я рыскал по твоей квартире. Теперь твой черед. Я возбуждена, но стараюсь скрыть это за шуткой: – Ты нашел все свои фотографии с выцарапанными глазами? – Нет. Твои альбомы с вырезками мне не попадались. Я знаю, что у тебя двадцать шесть фигурок Папы Смурфа и ты плохо складываешь постельное белье. Джош сидит на другом конце дивана, голова мягко склонена набок, руки-ноги комфортно раскинуты. На работе он часто качается в своем офисном кресле, но я никогда не видела, чтобы его тело принимало такие расслабленные позы. Не могу оторвать от него глаз.