– Ты манипулируешь мной, – констатирую очевидное. – А ты мной нет? У нас счет два-ноль в твою пользу, – парирует он. Что ж, тут не поспоришь. Перевожу взор на его вздыбленный пах и чувствую легкое онемение на кончиках пальцев. Хватит ли у меня смелости? Смогу ли я дотронуться до него? Пока я морально настраиваюсь, демон вновь перехватывает инициативу. Звенит пряжкой ремня, расстегивает молнию и беззастенчиво приспускает трусы. В отличие от меня, никаких комплексов насчет оголения у него нет. Ранель обнажается легко, эффектно и явно с кайфом. Я уже видела его член прежде, однако глаза вновь округляются от шока. Вот это да! Какой же он большой! А ведь были девушки, которые не просто держали его в руках, но и принимали в себя… Внезапная мысль о других женщина жгутом перетягивает нутро. Я знаю Ранеля всего-ничего, но уже почему-то ревную. Иррационально. Сильно. Даже к гипотетическим прошлым партнершам. – Ну же, не робей, – шипит демон, направляя мою ладонь. Смыкаю пальцы на твердом стволе и едва слышно ахаю. Он очень горячий и гладкий. А еще кажется каким-то живым. Потому что напрягается и подрагивает, реагируя на мои неумелые прикосновения. – Что мне делать? – шепчу в смятении. – Вверх-вниз, – подсказывает Ранель. – Доверься инстинктам. Ему невтерпеж, но он не торопит. Хочет, чтобы я до всего дошла сама. Методом проб и ошибок. – Если будет больно, скажи. Ответом мне служит хриплый хохот. Осторожно скольжу вниз, а затем вновь поднимаюсь к головке. Повторяю движение несколько раз. Вроде бы ничего сложного. Дыхание Измайлова учащается и делается прерывистым. С губ срывается нецензурная брань. Ему, определенно, по душе то, что я делаю. И это осознание придает сил. Наращиваю темп и амплитуду. Вхожу в раж. Мне нравится, как он отзывается. Нравится чувствовать свою власть. Пускай ничтожную, кратковременную… Но все же вполне реальную. Это как маленький реванш за все те случаи, когда я расплывалась перед ним лужицей. Крошечный личный триумф! – Охуенно, Шахерезада… Продолжай. Демон обхватывает мой затылок и притягивает к себе. Проникает в рот языком до упора, почти до самых гланд. Он пожирает меня. Подчиняет. Присваивает. А я снова возбуждаюсь. Снова до безумия его хочу… Это похоже на помешательство. На манию. На вышедшую из-под контроля шизофрению. Еще неделю назад я не знала этого парня и чувствовала себя абсолютно счастливой. У меня была хорошая правильная жизнь с понятными ориентирами и ценностями. А теперь… Теперь без его губ, запаха и прикосновений мне уже не выжить. Капкан захлопнулся. Маленькая доверчивая девочка оказалась в ловушке. Внезапно его и без того твердый член становится совершенно каменным. А затем вдруг схватывается короткими ритмичными пульсациями. Демон вонзается зубами в мою губу и на несколько секунд напряженно замирает. Разрываю наш неистово-яростный поцелуй и, ведомая любопытством, скольжу взглядом вниз. Ранель кончил. И теперь на моих руках следы его удовольствия. Я затрудняюсь описать, что испытываю, но мне точно не противно. Скорее даже наоборот – приятно. Ведь горячая сперма на пальцах – лишь очередное доказательство того, что я нравлюсь ему. – Салфетки возьми, – хрипит Ранель, все еще не открывая глаз. – Они в корзине. Следую его указанию и извлекаю наружу упаковку влажных салфеток. Сначала вытираю свои ладони, потом – его живот. Бережно очищаю тонкую волосяную дорожку, бегущую от пупка к паху, а затем, не удержавшись, провожу пальцем по надписи «Disneyland», которая расположена у демона в самом интимном месте. – Почему Диснейлэнд? – с усмешкой качаю головой. – Это выглядит ужасно пошло… – Потому что прокатиться на моем члене – то же самое, что прокатиться на американских горках, – ухмыляется нахал. – Эмоции незабываемые. – Очень самоуверенное заявление! – Просто констатация факта, – пожимает плечами. – Скоро ты сама в этом убедишься. Со вздохом отлипаю от Ранеля и, нащупав рукой свои трусы, болтающиеся на левой лодыжке, натягиваю их на бедра. Жгучее чувство стыда маячит где-то на горизонте будущего, но в настоящее пока не врывается. Подозреваю, фаза самобичевания начнется чуть позже. После того, как я расстанусь с Измайловым. А пока он рядом, я погружена в блаженную негу: голова в тумане, совесть спит. – У тебя так много татуировок, – говорю я, откидываясь на плед. – Ты, должно быть, полжизни забивался. Теперь мы лежим рядом. Повернув головы, смотрим друг на друга. Глаза в глаза. – Первую татушку я сделал в четырнадцать. Это была какая-то невъебенная хрень, – смеется Ранель. – Потом я ее перекрыл. – Чем? – Лицом Мэрилин Монро. Оно набито у меня на предплечье. – Считаешь ее красивой? – спрашиваю я, припоминая яркий образ американской кинодивы пятидесятых. – Она секс-символ. И просто классная женщина, которая сделала себя сама, – без тени иронии отвечает он. Платиновые волосы, красные губы, пышные формы – Монро, несомненно, была роскошной. Вот только если Измайлову нравится такой тип женщин, что он нашел во мне? Я ведь совершенно на нее непохожа… Поворачиваюсь набок и, пользуясь моментом затишья, принимаюсь изучать его татуировки. Неспешно плыву взглядом по большим и маленьким нательным рисункам, задумываясь над смыслом и вникая в суть. У меня такое ощущение, что, поняв их, я смогу чуть лучше понять того, кто их носит… – Everyone creates his demons*, – зачитываю небольшую фразу, набитую у Ранеля на шее. – Глубокомысленно… – Тоже одна из первых татушек, – признается он. – Помнится, раньше я всем говорил, что это цитата Ницше. – А на самом деле чья? – Хрен знает. Я услышал эту фразу в фильме «Железный человек». Не могу сдержать хохота. Мне нравится непосредственность Ранеля. Он такой, какой есть. Без прикрас и обеляющих масок. Он не пытается казаться умнее и явно не стремится произвести впечатление. Похоже, этому парню действительно плевать, что о нем подумают. Он свободен от предубеждений. Как внутри, так и снаружи. – Выходит, не все татуировки несут в себе великий смысл? – забавляюсь я. – Большинство моих тату – просто прикольные пустышки. По-моему, искать великий смысл – бредовая затея. – Почему же? – Потому что смысла, как правило, нет, – огорошивает он. – Хочешь сказать, наша жизнь бесцельна? – хмурюсь я. – Жизнь в первую очередь конечна, Шахерезада. И все те цели, что ты ставишь, пока живешь, обнуляются после смерти. – Но… Если все действительно так, зачем люди спешат, добиваются, достигают чего-то? – Чтобы не было скучно, – отвечает просто. – Скука – это самое страшное, что может случиться с человеком. – А я думала, самое страшное – это потеря близких, – после небольшой паузы говорю я. – Боль утраты проходит. Время действительно лечит, – он устремляет прямой пристальный взгляд в небо и несколько секунд загадочно молчит. – А вот исчезнувший интерес к жизни почти невозможно вернуть. – Ты терял кого-то? – уточняю осторожно. – Я имею в виду из близких? – Возможно, – уклончиво бросает он. А затем рывком принимает сидячее положение, достает из мини-холодильника еще одну банку пива и жадно к ней присасывается. Ранель не произносит ни звука, не очерчивает никаких словесных границ. Но я и без того отчетливо понимаю, что тема личных откровений между нами закрыта. Если не навсегда, то, по крайней мере, на сегодня. *Каждый сам порождает своих демонов. Глава 16. Ранель Двенадцать лет назад. Идет время, и с каждым днем я все больше и больше фанатею от волшебных историй, которые рассказывает хозяйская дочка. Размышляю о них перед сном, прокручиваю в голове увлекательные сюжеты и пытаюсь предугадать дальнейшее развитие событий. Ее сказки очень динамичны и будоражат воображение. В них то летают драконы, то сражаются рыцари, то меряются силами могущественные темные маги. Я не знаю, выдумывает ли она эти истории сама или просто пересказывает прочитанное, но у нее, определенно, есть талант. По крайней мере, ораторский – точно. Еще никогда мне не было так интересно слушать чью-то речь. Например, наша школьная училка по литературе хозяйской дочке и в подметки не годится. На ее уроках я всегда засыпаю. Вообще-то хозяйскую дочку зовут Диорой, но про себя я именую ее Шахерезадой. Ну, как в той сказке про тысячу и одну ночь, помните? По-моему, ей очень идет это прозвище. Ведь Диора так же, как и Шахерезада, день за днем балует своих подружек (и подслушивающего меня) новыми занимательными историями. Конечно, она делает это без какого-либо умысла, да и убивать ее никто не собирается, но параллель, как мне кажется, налицо.