– Убийство?.. – повторил я. – Вы хотите сказать, что Джеффа… – Нет, не Джеффа, – быстро ответил мне мужчина. Имя моего сына он выплюнул как какое-то грязное, мерзкое ему самому ругательство. – Ваш Джефф жив и здоров. Часть вторая Прошло много месяцев после того, как Джеффа уже отправили в тюрьму, и в конце долгого рабочего дня я решил сделать перерыв, сходив в кино. Мы с Шари выбрали фильм практически наугад – листали местную газету, пока не наткнулись на рекламу, которая вроде бы предполагала, что этот конкретный фильм будет более успокаивающим, чем обычная голливудская жвачка для мозгов. На рекламном постере был изображен прекрасный горный пейзаж: в лесистой долине тек сверкающий ручей, а посреди ручья одинокий мальчик ловил рыбу нахлыстом, и его леска описывала широкую дугу над водой. Фильм назывался «Там, где течет река». Как оказалось, фильм был о своенравном сыне, умном симпатичном мальчике, который сбился с пути, несмотря на все усилия тех, кто его любил, особенно его брата и родителей. В двух случаях во время фильма персонажи очень многозначительно подчеркивают, что трагедия жизни заключается в том, что мы, кажется, не можем достучаться до самых близких нам людей. Сидя в забытьи, глядя на экран и жуя попкорн, мне и в голову не приходило, что эта ужасная правда применима ко мне. Позже, когда я осознал параллели, я даже не мог вспомнить конкретные сцены, и, конечно, у меня и в мыслях не было, что своенравный сын в фильме может изображать Джеффа или что несчастный отец может быть мной. Мы вернулись домой из кинотеатра и приготовились ко сну. Лампочка на автоответчике мигала, поэтому я включил его, чтобы прослушать сообщения. Одно из таких сообщений было типичным телефонным хулиганством, к которым я уже почти привык. Какой-то подросток, копируя голос из фильмов ужасов, проскрипел: «Я Джеффри Дамер, и я приезжаю домой на выходные». Другое сообщение было от женщины. Она звонила и раньше, я узнал ее голос по характерному южному акценту. Она отчаянно пыталась получить информацию о Джеффе. Мы с Шари всегда отказывались с ней разговаривать, но она настаивала. – Вы знаете, кто я, – сказала она, и в ее голосе сквозила жуткая мольба. – Пожалуйста, возьмите трубку. Никого не было дома, чтобы взять трубку, и мы бы все равно не ответили ей, даже если бы были дома. Из-за этого она продолжила тихим, призрачным голосом: – Пожалуйста, возьмите трубку. Пожалуйста, возьмите трубку. Пожалуйста, возьмите трубку. Пожалуйста, возьмите трубку. Это продолжалось почти минуту, умоляющий голос эхом отдавался в моей гостиной. Но я не мог взять трубку. И я имею в виду не просто телефон. В более широком смысле я не мог «брать» ничего, что каким-либо образом связывало меня с Джеффом, кроме того, что биологически я был его отцом, который будет выполнять свой долг по отношению к нему, сколько сможет. Я навещал его в тюрьме и отвечал на его телефонные звонки по выходным. Время от времени я посылал ему немного денег, чтобы он мог купить всякие вещи, которых не было в тюрьме. Я бы справился с любыми мелкими проблемами, которые у него могли возникнуть. Я бы постарался подбодрить его, постарался бы помочь ему максимально использовать свою жизнь. К тому времени эти несколько простых вещей стали тем, к чему свелось мое отцовство, – набором рутинных и относительно нетребовательных задач. И вот, как я понял – хотя в некоторых случаях я не осознавал этого до тех пор, пока не прошло много месяцев после суда и тюремного заключения Джеффа, – я все еще не мог столкнуться с более глубокими и пугающими деталями моих отношений с сыном. Я все еще был сбит с толку его действиями, но у меня не было желания останавливаться и изучать их. Конечно, я не чувствовал себя обязанным это делать. Что касается самого Джеффа, тогда я все еще не мог поверить в его кровожадность. Даже не пытался. На самом деле, мои мысли почти никогда не возвращались к этой части его жизни. Вместо этого, когда я вообще думал о нем, это был живой маленький мальчик, застывший в своей невинности, живший в далеком прошлом. Но даже когда я думал о нем как о человеке, заключенном, убийце, мне казалось, что мой сын очень далеко от меня. Он был далеко в смысле расстояния, которое физически разделяло нас, – что очевидно; но он так же был далеко по своему характеру и личности, что, как мне казалось, было не менее очевидно. В обоих этих смыслах он был там, где я хотел его видеть. В безопасности. Далеко, где-то очень далеко. Ибо темная сторона моего отцовства все еще была мне недоступна. Четырнадцатилетний Джефф дурачится на камеру в бассейне Глава восьмая В середине утра 23 июля я позвонил своей матери в Вест-Эллис, чтобы сообщить, что дозвонился до Джеффа и с ним явно что-то случилось. Я не знал точно, что произошло, но с уверенностью мог сказать, что он влип в какие-то неприятности. Я сказал ей, что, когда я звонил Джеффу домой, трубку взял офицер полиции Милуоки. Я добавил, что этот же полицейский сказал, что расследует убийство, но отказался сообщить мне что-либо еще. Вместо этого он велел мне ждать более позднего звонка. К моему удивлению, моя мать сообщила, что полиция Милуоки была в ее доме в тот самый момент и что они тщательно обыскивали его, поднимаясь и спускаясь по лестнице в подвал и внимательно изучая комнату Джеффа. – Почему? – спросил я. – Что они ищут? Мама этого не знала. – Разве они тебе ничего не сказали? – спросил я. Мама казалась ошеломленной, ее ответ был невнятным. Было очевидно, что она знала не больше моего о том, что на самом деле ищет полиция, и даже о том, какое преступление она расследует. Однако одна вещь мне сразу же стала ясна. Если полиция расследует убийство, а Джефф все еще жив, то вполне возможно, что он и есть объект расследования. В этот момент я впервые начал рассматривать тот факт, что мой сын, в конце концов, был не жертвой преступления, не тем, кто был убит, а убийцей. Эта мысль подтвердилась почти сразу же. На связь вышел офицер полиции, заместитель начальника департамента полиции Вест-Эллиса Роберт Дьюс. Он представился и спросил, кто я такой. Я рассказал ему, и тогда он сообщил мне, что не рассказал моей матери всего об этом деле, потому что нашел ее, по его словам, «несколько ошеломленной». – Что вообще происходит? – спросил я. – Чем именно вы заняты? – Мы проводим расследование убийства совместно с полицейским департаментом Милуоки. – Но Джефф не живет с моей матерью. – Да, я знаю. – Значит, это расследование связано с Джеффом? – Да, это так. – Вы имеете в виду, вы считаете, что он мог кого-то убить? – Да, это то, что мы расследуем. Несмотря на то что такая возможность быстро пришла мне в голову всего несколько секунд назад, я тем не менее был ошеломлен резкостью ответа полицейского. На мгновение я был не в состоянии даже полностью осознать всю серьезность того, что мне только что сказали. – То есть Джефф арестован? – спросил я. – Да, так и есть. – За убийство? – Боюсь, что так, мистер Дамер. Если бы заместитель начальника полиции Дьюс сказал мне, что мой сын был убит, у меня могло бы возникнуть внезапное видение его как жертвы убийства, мертвого от чьих-то рук; образ его тела, распростертого в переулке, или в спальне, или в каком-то смутном пейзаже, смутно возникшем в моем воображении. Зная Джеффа с той стороны, с которой его знал я, я смог бы принять такую возможность гораздо быстрее. Его застенчивость, пассивность, низкая самооценка – все это делало его подходящим на роль жертвы гораздо лучше, чем любой другой сценарий убийства, который я мог себе представить. Его новая квартира находилась не в самом безопасном районе, и я знал, что он опасался ограбления, вполне вероятно, потому, что его уже грабили. Я бы с легкостью мог представить, как он возвращается домой поздно вечером, возможно, пьяный и шатающийся, – готовая мишень для ограбления. Я также знал, что в прошлом Джефф становился агрессивным в состоянии алкогольного опьянения и мог попытаться напасть на грабителя, что, возможно, легко закончилось бы смертью. Но мне сказали совсем иное: что это мой сын кого-то убил. Как бы легко ни было представить его мертвым, я обнаружил, что невозможно представить его убийцей, темной неуклюжей фигурой, вооруженной ножом или пистолетом. Джефф, которого я знал, был слишком мягким, обычно пассивным, гнев в нем раскручивался слишком медленно, чтобы в коротком конфликте он мог впасть в состояние аффекта. Я видел в нем только человека, которого легко можно было представить в роли несчастной жертвы. В сценарии убийства для него попросту не находилось роли. Я сразу же позвонил Шари, но ее на работе не было. Несколько следующих часов я так и не сумел дозвониться до нее. Тем временем я набрал номер Джеральда Бойла. Ранее он представлял интересы Джеффа в деле о растлении малолетних, и я подумал, что у него может быть какая-то информация о расследовании. Бойл ответил, и он был взвинчен. – Лайонел, я пытался дозвониться до тебя, – сказал он. – Мне названивали все утро. – Кто тебе названивал? – Газетчики. Телевизионщики. Вся пресса. – Телевизионщики? Какого черта им надо? – Они пытаются выяснить все о Джеффе. – Что значит о Джеффе? Что происходит? Никто не сообщил мне никаких подробностей. – Мне позвонили из полиции, – продолжил мистер Бойл. – Джефф был арестован за покушение на убийство. Я был сбит с толку, даже почувствовал некоторое облегчение. Покушение на убийство было гораздо менее серьезным преступлением, чем убийство. Возможно, полицейский в доме моей матери все неправильно понял. Но это было облегчение, которое быстро исчезло. Торопливо, короткими, отрывистыми фразами Бойл описал ситуацию, которая ни в малейшей степени не подходила для обвинения в покушении на убийство. Было ясно, что он просто ошибся в словах и что Джефф не «покушался» на убийство, а совершил его. – Они нашли части тел в квартире Джеффа, – сказал он. – Много. Они принадлежат разным людям. – Разным? – Точно больше одного, – сказал Бойл. – Никто не знает, сколько их. Может быть, трое, может, больше. Полиция также нашла несколько удостоверений личности в квартире Джеффа. Очевидно, молодые люди, – на мгновение он, казалось, был ошеломлен самой информацией, которую выдал. – Я не могу поверить, что это тот самый Джефф, которого я знал. Вы когда-нибудь разговаривали с его надзирателями по условно-досрочному освобождению? – Да. – Они не заметили в нем ничего подобного? Не предполагали, что он может сделать что-нибудь вроде этого? – Насколько мне известно, нет. В голосе Бойла звучало недоверие, но он быстро перешел к следующему пункту.