— Мы пойдем, — предложила я, — не будем вам мешать. И мир вокруг будто не существует вовсе, кружится, кружится, мы с Ником друг напротив друга, на карусели, а остальные перестали существовать, и я думаю — если мы сейчас уйдем, я еще нескоро увижу его; но, если мы останемся, мне с каждой секундой будет становиться всё хуже и хуже, заболит голова, закончится воздух. Я рухну прямо здесь, в самом центре карусели, которая ускоряется и продолжит ускоряться. Я запомню. Светлые волосы (длинные, которые были у него, когда мы познакомились). Глаза, а если точнее, то взгляд: на поверхности озорная насмешка, под ней — интерес к познанию этого мира, а в глубине скрывается нечто искреннее и очень печальное. Запомню и буду возвращаться — ибо именно он стал смыслом моего девятнадцатого лета. А если бы мы остались друзьями? Было бы мне проще? И плохо ли это, что друзьями мы остаться не можем, потому что никогда ими не были? — Пожалуй, — заметила Лера. Я и забыла, что она здесь, совсем рядом. — Хорошей прогулки, ребята. — И вам — приятно провести время. — Впрочем, не уверена, будто я действительно желала им нечто подобное. Не помню, говорил ли кто-то что-то еще. Они бы успели обсудить абсолютно каждую вещь, начиная с вопроса о зарождении мира и заканчивая тем, сколько времени лучше варить макароны, ибо я все равно не обращала на посторонний шум никакого внимания — смотрела Нику в глаза. Мы разошлись. Будто кто-то сильный и беспощадный схватил меня за плечи — и в следующее мгновение мое тело оказалось вне карусели, а душа все еще продолжила кружиться. Где я? Кто я? За что именно я? Почему нельзя прятать мгновения в смолу, как насекомых, чтобы никакое внешнее воздействие не могло их разрушить? — Это тот самый? — шепнула Полинка. Я кивнула. И даже попыталось улыбнуться. Мои ноги шли вслед за подружками, рот пытался вклиниваться в разговор (получалось невпопад), а голова думала, и думала, и думала о нем, вспоминая слова, когда-то сказанные или написанные, и приходила всё к новым и новым выводам… «теперь понятно, почему ты не смог встретиться», — напечатала я, не сдержавшись. Думала, Ник ответит мне не сразу, если вообще ответит, но уже через минуту получила сообщение: «а был ли смысл нам встречаться?» «а не было?» А ведь совсем недавно я едва не отправила ему то признание. Следует поблагодарить саму себя за нерешительность — хотя бы когда-то она сыграла мне на руку. Продолжила печатать: «впрочем, ты прав. не так уж много смысла общаться с человеком, который сам не знает, чего хочет». «и кто же этот человек? например, ты?» Вы на него только посмотрите — каков наглец. «например, я. а также, например, ты». «что ты имеешь в виду?» Сейчас или никогда. «зачем звать меня на прогулку, а потом исчезать без объяснений? зачем то приближаться, то отдаляться, никак это не комментируя? мог бы ты сначала понять, что тебе нужно, прежде чем усаживать меня на эмоциональные качели и толкать со всей дури?» 'ого…… ты не думала над тем, что я отдалился, потому что на той нашей прогулке тебе было неприятно находиться?' «с чего ты так решил?» «ты была закрыта». «что ж, если ты готов быть абсолютно честным и искренним на _первой_ встрече…. это не значит, что все могут такими быть». «нет, но я готов работать над тем, чтобы и мне, и моему собеседнику было комфортно». «значит, я не готова? и со мной тебе было некомфортно?» Я наделялась, он ответит — нет, но вместо этого Ник написал: «да, и мне в том числе. чувствовался некий… холод». Не сдержавшись, я фыркнула. Оля наконец оторвала взгляд от Кости, посмотрела на меня и спросила: — Всё хорошо, Ника? — Да, всё нормально. — И вновь уткнулась в телефон. — Тут просто появились вопросы… Кое-какие. А Полинка продолжала смотреть на меня так, будто видела насквозь — все мои мысли, переживания и чувства. Впрочем, быть может, так оно и было на самом деле, я не рискну у нее спросить. «окей, в таком случае — прости мне весь тот дискомфорт, который я заставила тебя испытать. хорошей тебе прогулки и неплохой жизни». «спасибо. ничего страшного….» Мне еще хотелось поинтересоваться, что он думает насчет нашего дальнейшего общения; и почему, обнимая меня, ходит под руку с другой девушкой. Но никаких сил уже не осталось. Прекрасно уже, что нам наконец-то удалось хоть о чем-то поговорить. Жалею лишь об одном — что мы не сказали всё это, глядя друг другу в глаза. * * * — Ник забыл свой худи на вашей совместной прогулке. Он в этом честно признался. В отличие от тебя, Ника. — И в голосе сквозит разочарование. Илья нависает надо мной, грозный, как греческий бог, а в руках будто бы весы правосудия, на одной чаше — братская любовь и забота, а на другой — мой подлый обман. — Да, — согласилась я. — Было и такое. Илья, наверное, думал, что я начну яростно отнекиваться или хотя бы оправдываться, так что слегка растерялся. Спросил уже куда менее грозно: — Почему не сказала сразу? Никогда не думала, что буду мечтать о завершении лета. Но это тридцать первое августа выдалось таким долгим и болезненным, что я тянулась к первому дню сентября, как промокший под дождем человек тянется к огню. Мне так хотелось, чтобы все летние страсти остались наконец позади. — Эта прогулка была не настолько приятным событием, чтобы делиться ей с окружающими. И всё забылось — кролики, вероника, закат — перечеркнулось теми сообщениями Ника, в которых он наконец честно сообщил, что думает обо встречах со мной. — Он тебя обидел, — не то спросил, не то констатировал Илья. — Я просто слишком много себе придумала, — пожала плечами. — Не виноват же он, что я разглядела в нём того, на кого сама хотела бы стать похожа… Илья присел на корточки, прямо напротив меня. Обхватил мои ладони своими и внимательно посмотрел в глаза. Я думала, меня ожидает длинная речь, полная добра и поддержки. Но вместо этого братец сказал: — Ну и фиг с ним. Я фыркнула. — Невежливо как-то. — Зато справедливо… — И все-таки получила порцию утешения: — Через много лет обернешься, а он уже не больше, чем одна из множества точек на горизонте. Подумаешь — ну вот, какая я была маленькая и глупая, зря расстраивалась. — Ну спасибо. — Ну пожалуйста. Всегда к вашим услугам. И Илья щелкнул меня по носу. Думала, этой ночью дам волю своим эмоциям, буду хлюпать носом и тереть глаза, а на утро встану красной и опухшей. Однако достаточно было прислониться к подушке, как я мгновенно уснула. Снилось что-то радостное и красочное. Меня как таковой не было, и в то же время я являлась всем — шумела листвой, благоухала цветами, пчелой копошилась в траве. Лето бывает разным. У меня вот такое получилось, и разве могу я назвать его плохим? Столько материала — осмысливать теперь весь год, наблюдая, как желтеют и опадают листья, как опускается на землю снег… Ведь вечного лета не бывает — кроме того, в которое можно погрузиться, посмотрев Нику в глаза.