— Оперативник недавно звонил, они уже на подходе, будут минут через пятнадцать, так что скоро все узнаем. — Отлично, значит, успеем выпить кофейку. — Крячко поднялся и деловито принялся за приготовление напитка, мурлыча какую-то веселую песенку из детского мультика. Марина Крылова оказалась стройной миловидной девушкой, с огромными, в пол-лица, серыми глазами и золотистыми волнистыми волосами, уложенными таким образом, чтобы имитировать стрижку под названием «боб». Эту укладку очень любят стилисты многих мировых знаменитостей. И разные ее варианты можно частенько увидеть на подиумах или красных дорожках фестивалей. Гуров подумал, что никогда не знал бы этого, если бы не жена-актриса, а также ее любовь к частому просмотру светской хроники. Он мимолетно улыбнулся своим мыслям. Но улыбка сама собой сошла с него, как только Лев увидел растерянное, испуганное и какое-то затравленное выражение лица вошедшей девушки. — Мне сказали, что я должна явиться на допрос к полковнику Гурову. — В дрожащей руке Марина держала повестку. Ее взгляд перебегал с одного полицейского на другого. — Не на допрос, а на беседу, — уточнил Крячко, — предварительную. Милая девушка, кто же вас так сильно напугал? А Гуров спокойно добавил: — Меня зовут Лев Иванович. Пугаться и переживать не надо. Я — полковник Гуров. Так что это я выписал повестку и хочу обсудить с вами один важный эпизод из вашей жизни. А полковник Крячко Станислав Васильевич будет участвовать в нашей беседе. Не волнуйтесь, проходите и присаживайтесь, пожалуйста. — Честно говоря, у меня были планы на сегодняшний вечер, — досадливо пробормотала девушка. Неловко, как-то боком, села на стул и нервно одернула подол довольно узкого темно-синего коктейльного платья. Гурову показалось, что за досадой она пыталась спрятать страх и сильную тревогу. — Это не займет слишком много времени. Разумеется, если наша беседа пройдет в атмосфере откровенности, правдивости и полного взаимопонимания, — озорно заявил Крячко. — Ага, — робко хмыкнула девушка. — Только объясните сначала, почему я должна откровенничать с незнакомыми людьми? Тем более распространяться об эпизодах из своей личной жизни? — Потому что мы не просто «незнакомые люди», а представители законной власти при исполнении, — уже гораздо более строгим тоном поправил Крячко. — И потому, что эпизод из вашей жизни может быть важным звеном в текущем полицейском расследовании, — добавил Гуров. — Боюсь, что не совсем понимаю вас, Лев Иванович. — Сейчас поясню. Речь идет о конфликте, который произошел между вами, Марина, и Ольгой Копыловой около полугода назад. Когда вы обе были солистками в танцевальном коллективе «Шоу-балет „Феникс“». От внимания Гурова не ускользнуло, что девушка при слове «конфликт» напряглась, а как только он произнес имя Ольги Копыловой, застыла, словно каменное изваяние, даже моргать перестала. — Боюсь, что не совсем поняла ваш вопрос, — после долгой паузы тихо произнесла она. — Я хочу все знать об этом инциденте. — Кто вам вообще сказал, что «конфликт» или «инцидент» имел место быть? Мне нечего вам сообщить по этому вопросу. Абсолютно нечего. — Мариночка, так дело не пойдет, — ласково начал Стас, — вы же сами не так давно сетовали, что планы рушатся. А такими темпами вы нарушите не только свои, но и наши со Львом Ивановичем планы на продуктивный труд и вечерний отдых. А это нехорошо, потому что полицейские — люди очень занятые и занимаются они серьезными и важными делами. Тем более тут, в Главном управлении. Так что подумайте: стали бы вас вызывать из-за ерунды? А? Тем более так, чтобы на беседу доставлял оперативник? — Опыт у меня невелик, но нет, наверное. На допрос обычно просто повесткой вызывают. — Правильно! — искренне обрадовался Крячко. — Значит, вы должны понимать, что дело важное. И, кроме того, срочное. Мы же все взрослые люди. А мы со Львом Ивановичем плюс к тому еще и опытные. Все понимаем, многое знаем и о многом догадываемся. — Тогда зачем вам мои показания? — буркнула девушка. — И вообще, я тут в качестве кого, собственно? — Это вы нам скажите, кто вы: свидетель происшествия, его непосредственный участник или жертва? — Я не хочу об этом говорить, понятно?! — неожиданно вспылила Марина. — Да. Но сейчас у вас нет выбора, — твердо проговорил Лев, который последние пару минут предпочитал молчать, но решил, что теперь настала пора перехватить инициативу. — Ольга Копылова похищена! Ведется уголовное расследование. Вы не можете отказаться давать показания, тем более что на кону жизнь человека. — Вы сейчас, конечно, сочтете меня жестокой, но если бы Ольга тонула в паре метров от меня, а вокруг не было ни души, чтобы оказать помощь, я бы ей ни руку, ни даже палку не протянула! — Почему? — мягко поинтересовался Гуров. — Неужели она вас так сильно обидела, что это невозможно ни забыть, ни простить? — Дело вовсе не в обиде. И не в прощении. Просто Ольга такой человек: опасный и жестокий. Протяни ей руку, она сама вылезет, а тебя в воду опрокинет. Протяни палку, так она тебя ею же и огреет что есть силы. Так что это, пожалуй, вопрос самосохранения, а не мести. И если вам родные или друзья Копыловой рассказывают о ней только хорошее, это на самом деле ни о чем не говорит. Они или врут, или ничего не знают. Потому что Ольга мила с ними, ибо не пришло еще их время. — То есть? — удивленно повел бровью Лев. — Ольга как злобное агрессивное животное. Не имеет привязанностей, не умеет любить. Рано или поздно укусит любого, кто находится рядом, и тогда останется только молить, чтобы она вцепилась в руку, ногу, но только не в горло. Хватка у нее железная. — Девушка нервно повела шеей и коснулась волос обеими руками, словно почувствовала эту хватку на себе и пыталась стряхнуть видение. — Марина, вы все равно заговорили, правда, только образами. А образы, как и догадки, в протокол не запишешь и к делу не подошьешь. Так что расскажите нам все. Тем более что это в ваших интересах. — В каком смысле? — Зная всю историю со слов ее участницы, мы сможем сами дать оценку событиям. — И не станем подозревать вас в похищении Ольги Копыловой, — ввернул Стас. — Вы подозреваете меня в похищении?!! — чуть не подпрыгнула на стуле девушка. — Подумайте сами: мы знаем, что конфликт был. Это подтверждают некоторые ваши товарищи и, косвенно, ваш уход из группы. А также ваши собственные слова об Ольге. Честный и искренний рассказ вас ни к чему не обяжет. Но это хороший способ полностью снять с себя всяческие подозрения. — У меня есть алиби! — с детским упорством заявила Марина. Гуров обратил внимание, что она уже некоторое время дышит нервно и часто, а сейчас еще и сильно побледнела, обеими руками вцепилась в сиденье стула, выпрямила спину и затравленно замерла. — Мариночка, вы же даже не спросили про дату похищения, — рассмеялся Крячко. — Наплевать мне на дату! Я этого не делала, значит, алиби есть, когда бы похищение ни произошло! — Это не совсем так, — терпеливо пояснил Гуров, — вы путаете алиби с презумпцией невиновности. Вы вольны заявлять о своей невиновности. А мы можем попытаться доказать обратное. Алиби же — это если во время преступления вас видели другие люди, которые готовы засвидетельствовать этот факт. Но с похищениями всегда дело обстоит не так просто. Вы ведь могли не участвовать в преступлении непосредственно, а, к примеру, нанять исполнителей. — Но я этого не делала, — пробормотала Марина. На ее глазах выступили слезы. — Зачем мне это? — Например, ради мести. — Месть для решительных и дерзких, а я никогда не была такой. Вы поймите одно: Ольга планомерно уничтожила, сломала целую часть моей жизни. Тщательно выстроенной и гармоничной, между прочим! Но я живу дальше, стараюсь радоваться тому, что осталось. А также тому, что Ольги больше нет в моей жизни. И мне остается надеяться, что я никогда с ней больше не встречусь. Никогда! — Вы хотите сказать, что, если бы вам пришло в голову мстить Копыловой, вы предпочли бы заказать убийство, а не похищение? — удивился Стас. — Честно говоря, странный способ убедить полицию в своей невиновности. — Это потому, что вы рассуждаете как полицейский, — вопреки ожиданиям, рассмеялась девушка. — Я хотела сказать лишь то, что сказала. Отстраниться, больше никогда не видеться, не вспоминать! Я даже танцевальный клуб покинула, потому что мне там все о ней напоминало бы. Все и все, понимаете: девчонки, танцы, сцена, музыка, выступления! — Очень скучаете по этой жизни? — Нет! — упрямо покачала головой Марина. — Я даже скучать себе запретила, чтобы быстрее забыть. — Хотелось бы немного ближе к сути, — нетерпеливо проговорил Крячко. — Я вас понимаю, — добавил Гуров. — Неприятно вспоминать то, что хочется забыть. Но нам правда очень важен ваш рассказ. Хотя бы его суть. — Ладно, я все расскажу. Только, честно говоря, до сих пор не знаю, за что Ольга на меня так взъелась! Все это так неожиданно и дико, а поэтому страшно вдвойне. Мы обе были на хорошем счету, ведущие солистки. В некоторых танцевальных композициях исполняли двойное соло. Уровень подготовки и пластика практически одинаковые. Мы никогда не ссорились, не конкурировали и не конфликтовали, если в композиции требовалось исполнять одиночное соло. — Кто решал подобные вопросы? — Как правило, Сергей Игоревич, наш художественный руководитель. Он давал роль той, кто, по его мнению, лучше справится, потому что органичнее впишется. И никто с ним не спорил. Оля никогда не проявляла особого рвения или излишней амбициозности. Да и если бы она попросила меня о какой-то роли, я бы уступила без всяких споров и возражений. — Не знаю, как принято у танцовщиц, — повел бровью Стас, — но в театральном мире царят совсем другие нравы. А иногда бурлят нешуточные страсти и разные подводные течения. — Это вы сейчас о том, как в балетных труппах битое стекло в пуанты подсыпают? — хмыкнула Марина. — Думаю, эта известная страшилка давно устарела. Нормальные люди всегда способны поддерживать хорошие отношения даже в условиях конкуренции. И потом, не забывайте, что речь идет не о профессиональной сцене. Мы просто ходили в клуб. Многие только для здоровья, хорошей физической формы, красивой осанки, пластики. И делать танцы профессией не собирались. — А вы? — И я в том числе. Когда окончу колледж, буду менеджером отельного бизнеса. — А Ольга? — Понятия не имею! По крайней мере она никогда не высказывала вслух желания стать танцовщицей. Но, судя по всему, могла выбрать какой угодно вид деятельности. Или вообще не работать. Доходы ее отца вполне это позволяли. И опережая ваш вопрос, скажу, что мои родители зарабатывают гораздо скромнее. Мама — ведущий бухгалтер одной частной фирмы. Папа — менеджер, последние десять лет автомобили продает. Но Ольге я никогда не завидовала. С чего? У нас замечательная семья, нормальный достаток, есть все, что нужно. — Марина, а подружиться с Копыловой вы пытались? — спросил Гуров, памятуя, что настойчивые попытки навязать общение могли вызвать у Ольги приступ агрессивного поведения. Особенно если девушка полагала, что ее дружбы добивается человек не совсем ее круга. — Нет, никогда. Она не проявляла желания дружить, а приставать — это не по мне. Так что общались как все, обычный, ни к чему не обязывающий треп. — Понятно. Так что же все-таки произошло, когда вы поссорились? — Да мы и не ссорились вовсе, — пожала плечами Марина. — Как это? — непонимающе переглянулись оперативники. — Ссора подразумевает словесную перепалку. Или взаимный обмен оскорблениями, — терпеливо пояснила девушка. — Ничего этого не было. Ольга просто набросилась на меня. С ее слов: «Как ты посмела?» — я предположила, что сделала нечто недопустимое, по ее мнению, или что-то, что ей сильно не понравилось. — Но вы сделали попытку выяснить, в чем дело? — Разумеется, все время, пока могла говорить. — Глаза девушки снова наполнились слезами. Одна из них даже сорвалась и покатилась по щеке. Марина торопливо смахнула ее, отвернулась, чтобы успокоиться, потом продолжила: — Она просто избила меня. И от растерянности я сначала даже не сопротивлялась. Да и драться не умею, честно говоря, так что мои попытки защищаться, вероятно, выглядели жалко. А потом Ольга ударила меня лицом об стену, а там был уголок железный. Вернее, торчал какой-то корявый крюк. Так что вот, — запустив руку в волосы, подняла она одну прядь, и оперативники увидели довольно длинный розоватый шрам. — Ничего себе! Это ведь настоящая рана! А «Скорую помощь» вызывали?! — нахмурился Крячко и многозначительно посмотрел на Гурова. — Нет, — ответила Марина. — Рана хоть и выглядит пугающе, оказалась, в общем-то, пустяковой. Только кожа рассеклась, голова осталась целой. Видно, крепкая у меня черепушка. Но сознание я на время потеряла. А потом девочки помогли мне до травмпункта добраться, и там наложили швы.