Часть 23 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Порой наши поступки определяются вещами, которые мы не замечаем или, еще хуже, отрицаем, но сейчас я здесь, чтобы открыть тебе глаза. Это твое право не соглашаться или послать меня куда подальше, потому что…
– Ты прав, – глядя в чашку с какао сказала Марта.
– Тогда скажи: зачем ты это делаешь?
– Я не знаю. Мне казалось, что так правильно.
– А сейчас, глядя на проблему, ты считаешь это правильным?
– Нет.
– Тогда, пожалуйста, остановись. Перестань себя гонять. Ты ведь загоняешь себя не только физически, но и душевно. Плохое настроение и вымотанный организм далеко не спутники успеха. Обещаешь, что больше так не будешь?
– Обещаю, – пытаясь улыбнуться, подтвердила Марта.
Оставив серьезные темы, они успели поболтать еще о многом, прежде чем солнечный диск начал выныривать из глубин моря. А когда это все-таки произошло, на пустом чердаке вместе с магнитофоном остались две недопитые кружки какао в свете рассветных лучей.
И никто из них не увидел, как истончились стебли растений, заполонивших дом. Конечно, они не собиралась сдаваться, но их сила уменьшалась, ведь источник, что прежде питал их, пересыхал. Исчезал хлам и сломанные вещи – их места занимали новые предметы. Обои почти полностью исцелили себя, и им оставалось всего-то вернуть было цвет.
24
Моя дорогая Марта,
На чем я остановился в прошлый раз? Ах, да! Ссора. Первая ссора из череды многих.
О, как мы ссорились. Не могли поделить то одно, то другое, то третье. Находили поводы там, где их нет, или наоборот боролись с характерами друг друга, сами не понимая, какой цели стараемся добиться. Ты не подумай, ссорились мы вовсе не каждый день, но дело в том, что все наши ссоры были последними, ведь в итоге мы расставались. Затем наступало молчание, длившееся от пары дней до двух или даже трех недель, а потом кто-то все-таки делал шаг вперед даже в такие моменты, когда, казалось бы, ничего нельзя вернуть.
Один раз я бежал вслед за отбывающим поездом. Пальто развевалось от скорости, как плащ супермена, а мои любимые красные кеды промокли от столкновения с глубокими лужами, но все это меня не останавливало. Я бежал по перрону, заглядывая в окна, пока, наконец, не увидел ее. Наши взгляды встретились, и уже через пару секунд скорость железного чудовища стала такой, что мне было никак не угнаться. А чего, собственно говоря, я добивался? Двери закрыты, бежать долго я не смогу. Тут не получилось бы, как в фильмах, запрыгнуть на подножку под эпичную музыку. Ответ крайне прост: я хотел ее увидеть. Всю неделю Марта не отвечала на мои звонки и сообщения, а, когда я пришел к ней на работу, то узнал, что она взяла отпуск. Откуда я знал время и место отправления? Не спрашивай, это сложная череда случайностей и допросов, которую мне вовсе не хочется вспоминать. Главное, что все-таки мне удалось узнать.
И вот поезд уехал. Я остался стоять на перроне, глядя ему вслед, как вдруг в кармане завибрировал телефон.
– Ты когда-нибудь бываешь нормальным? – спросила меня Марта, когда я поднял трубку.
– Не знаю, смотря что считать нормальным, – дыхание вернулось в норму, но говорить все еще было непросто.
– Не думала, что ты появишься.
– Неудивительно, я также думал и о тебе.
– Я скучала, – сказала Марта.
– Я люблю тебя, – сказал я, но взаимного ответа не дождался.
Она никогда не говорила таких слов, как «люблю». Нет, конечно, она любила музыку, любила шарлотку и кофе с клиновым сиропом, спать до обеда по выходным и свои странные лохматые тапки, но она никогда не говорила «люблю» мне. И со временем я к этому привык, списав то ли на нерешительность, то ли потому что я не хотел знать ответ, который мне не понравится.
– Я вернусь через неделю.
– Я буду ждать.
Мы оба повесили трубку и продолжили свой путь в разных направлениях для того, чтобы встретиться по ее возвращению и снова быть вместе.
Я так все описываю, как будто бы у нас и не было счастливых моментов. Конечно, были и не мало. Наши спокойные вечера за просмотром фильмов, когда Марта ложилась мне на колени, а к середине фильма частенько засыпала. Или наши долгие прогулки, не взирая на то, какая погода царила на улице. Мы выходили и шли вперед, постоянно о чем-то разговаривая и споря, и вспоминали, что пора бы домой незадолго до того, как переставали ходить автобусы. Даже в приготовлении еды было нечто особенное, ведь каждый раз мы делали это вместе. У нас никогда не было такого, чтобы готовил кто-то один.
Помню мысль, что пришла однажды ко мне. Пару раз в неделю, когда мы встречались у меня, мы вовсе не разговаривали, а сидели молча. Я на диване, а Марта развалившись в кресле. В полной тишине каждый читал свою книгу, и, знаешь, нас все устраивало. В один из таких вечеров я перелистнул страницу, но, прежде чем продолжить читать, поднял взгляд на Марту. Она сидела такая близкая, такая родная. И я подумал: «Если двум людям нравится быть рядом даже в молчании, то они счастливы. Их молчание – это отдельная форма общения». Мне казалось, что я по-настоящему счастлив.
Но я был ослеплен своими чувствами. Конечно, я знал о том, какая она. Знал историю ее жизни, хоть на это у меня и ушло уж очень много времени. Еще в юношестве Марта закрылась от окружающих и бросила заниматься тем, что ей приносило настоящее удовольствие – музыкой. Она предпочла создать кокон, в который никому не позволено попасть кроме нее самой.
Виной тому послужило множество факторов. Родители, которые не хотели понимать и слушать собственного ребенка. Школа, где всегда была и будет жестокость и непонимание среди детей, потому что так уж мы устроены. Внешность, которой Марта не могла гордиться в те годы, заставляла ее прятаться ото всех. И, конечно, ее упрямый, но ранимый характер.
Она устала бороться и предпочла опустить руки, чтобы стать кем-то вроде изгоя, по той простой причине, что так ей больше не причинят боли. Год за годом Марта училась подавлять собственные желания, игнорировать разочарование и сжигать любые мосты, которые могут связать ее с другими людьми. Выбранный путь оказался непростым, ведь чувствам не прикажешь. И, как бы глубоко она их не загоняла, они все равно умудрялись просачиваться наружу, а это по мнению Марта могло означать только одно – нужно загонять их еще глубже. Вот так она и привыкла быть одна и никого не любить.
Наступил период тишины и полной замкнутости, который она считала лучшим временем в своей жизни. Но и здесь Марта врала себе. Построенный мир был иллюзией. Словно декорации на сцене театра. Актеры раз за разом играли одну роль, а стоило им уйти со сцены, как они превращались в совершенно других людей.
Не знаю, что было бы с Мартой через пару тройку лет, если бы мы не встретились. Возможно, она таки смогла бы обуздать своих демонов… и ангелов, пожалуй, тоже. Но каким-то странным и невообразимым образом я пошатнул декорации ее театра и стал первым человеком за долгое время, кого она подпустила к себе.
Я пытался показать ей, что мир не заслуживает того, чтобы она так от него отгораживалась. Старался обратить ее внимание на все хорошее, что есть в нашей жизни. Хотел, чтобы она не была жестока к себе и начала верить в собственные силы. Я не уставал говорить ей хорошие вещи не только потому, что любил ее, но и потому, что это была чистая правда.
Жаль, Марта упорно не хотела мне верить. Даже более того, пока я пытался излечить ее, она старалась сделать меня таким же изувеченным, как она сама. Полагаю, ей казалось, что если бы я согласился с ее философией, то нам проще было бы быть вместе, и она смогла бы сказать, что любит меня. Но я не хотел погружаться во мрак и сопротивлялся всеми силами, как и она сопротивлялась мне.
Почему-то сейчас мне представился тонущий человек, который желает утонуть. Второй прыгает в воду и пытается спасти беднягу, а вместо этого его тоже утаскивают на дно. Наверное, так оно и было.
С начала наших отношений прошло три года. Ничего не изменилось. Мы жили по отдельности и виделись несколько раз в неделю. Никогда не говорили о будущем, а в ответ на мое «я тебя люблю» Марта говорила: «Я скучала по тебе». Мы все так же боролись и ссорились. Расставались и мирились. Между нами стояла стена, которую ни один не в силах был разрушить.
Но теперь я начал замечать, что Марта все чаще пребывала в дурном расположении духа. Она много молчала, задумчиво смотрела куда-то в пустоту. Я спрашивал ее, но она грустно улыбалась и говорила: «Все нормально».
А в действительности она задумывалась о том, что у нас вместе нет никакого будущего. Она могла бы притворяться, блестяще играя свою роль, но для чего? Марта вовсе не хотела обманывать человека, который ее искренне любил.
Помню, как мы договорились встретиться на следующий день после работы и пойти к ней. Меня еще тогда смутило, что она не отвечает на сообщения и не берет трубку, но я списал все на работу. Я приехал к десяти вечера к магазину и ждал на улице. Ее коллеги выходили один за другим, а последний погасил свет и закрыл дверь на замок.
– Простите… – я не мог вспомнить ее имя, – Галина Васильевна, а Марты нет?
– Нет, – убирая ключи, ответила она. – Марта утром позвонила и сказала, что приболела. Что-то серьезное?
– Не знаю, – ответил я. – Спасибо.
Все, что мне оставалось, это ехать к ней.
Прежде чем воспользоваться своим комплектом ключей, я несколько раз позвонил в дверь, но никто не открыл. Я еще раз позвонил на телефон – ничего. Тогда я открыл замок и прошел внутрь. Никого. Ничто не напоминало о том, чтобы недавно здесь кто-то был: посуда перемыта и стоит в шкафу, раковина и полотенца в ванной сухие и на полу ни единого следа обуви.
Когда я включил свет в комнате, то увидел на кровати открытый футляр со скрипкой дедушки Марты. Она всегда держала его в шкафу и никогда не доставала. На гладкой лакированной поверхности инструмента лежал тонкий слой пыли, на котором отпечаталось прикосновение пальцев человека, которого я любил. В первый раз в жизни я увидел эту скрипку на остановке под дождем, когда познакомился с Мартой, и никогда не мог подумать, что увижу ее же в момент нашего последнего расставания.
Рядом лежало письмо.
«Мой дорогой Август,
Я могла бы отправить тебе сообщение или сказать все лично, но решила в итоге воспользоваться таким старомодным способом. Прости меня за это.
Я долго думала о нас, о тебе, о себе и поняла, что так продолжаться не может. Ты человек, который не заслуживает того, чтобы тратить жизнь на такую, как я. Все то время, что мы были вместе ты старался показать мир с другой его стороны. Не той, к которой я себя приучила. Да, да и еще раз да. Наконец-то, я признаюсь в этом, но, возможно, именно поэтому сейчас я и пишу строки, что ты читаешь. Как бы тебе объяснить…
Кажется, Юнг однажды сказал: «Я то, что я с собой сделал, а не то, что со мной случилось».
Мой милый Август, я помню время, что сломало меня. Я никогда не была достаточно сильной и потому не справилась, а рядом не оказалось никого, кто мог бы поддержать.
Теперь, благодаря тебе, я вижу, что все принятые решения не имели ничего общего с силой, волей и уж тем более гнусностью мира, в котором мы живем. Причиной было желание спрятаться от всего, что может причинить боль. Даже от счастья. Ведь любовь – это далеко не всегда цветы, конфеты и улыбки. Иногда любовь приносит с собой и боль. И потому больше всего мне хотелось убежать именно от боли, закрыв при этом глаза на все хорошее.
Я возводила вокруг себя стены, полагая что они моя крепость, а оказалось, что строила тюрьму. Виновата ли я в том, что не была достаточно сильной? Отчасти, да, но не стоит забывать, что характер человека играет далеко не последнюю роль. Кто-то сломается от ветра, а кого-то не перебьешь и пушечным ядром. Между прочим, ты относишься ко второй категории.
Пока я верила в свой иллюзорный мир, у меня были поводы чувствовать себя сильной, твердо знающей, как и что нужно делать. Даже наши отношения. Я знаю, тебе очень хотелось хоть раз услышать от меня, что я тебя люблю, но я не могу этого сказать, потому что это неправда. Мне было хорошо с тобой, я скучала по тебе, верила тебе, но так и не смогла полюбить. В этом нет ни капли твоей вины. Она полностью лежит на мне, потому что я настолько сильно отравила свою душу, что не способна по-настоящему любить. Мне хотелось бы, чтобы было по-другому, но, к сожалению, я ничего не могу поделать. Прости меня и за это.
Едва я начала осознавать, каким человеком стала, я поняла, что издеваюсь над тобой. Ты приложил так много сил, чтобы спасти того, кто этого больше не хочет, и не получил ничего взамен.
Сейчас я напишу очень страшную вещь, за которую тоже прошу прощения, но постарайся понять, что я имею ввиду. Я очень ценю время, что мы были вместе. Возможно, это лучшее время в моей жизни, но я очень сожалею, что в день нашей встречи шел дождь. Если бы не он, то мы бы никогда не познакомились. Ты не влюбился бы в того, кто этого не заслуживает и не потратил впустую несколько лет своей жизни. Как знать, если бы не я, то сейчас ты мог быть счастлив с кем-то другим. И теперь я прошу прощения в четвертый раз.
Наверное, ты думаешь, что раз я осознала свою проблему, то и справиться с ней будет гораздо легче? Кому-то да, но не мне. Я больше не хочу бороться. Мне проще признать, что я потерянный человек, который навсегда останется таким уродом. И это еще одна моя слабость, что лишь подтверждает сказанное.
Прости меня, Август. За все, что я сделала и чего не сделала, но на этом все. Я ухожу не только от тебя, а отовсюду. Вечером на работе получат мое заявление на увольнение, за квартирой присмотрят родители, а тебя я прошу забрать самое дорогое, что осталось от Марты, которая умела мечтать и хотела любить. Это дедушкина скрипка – последний осколок, сохранивший остатки света. Если посчитаешь нужным, можешь ее выбросить, но я надеюсь, что ты все-таки ее сбережешь.
Не знаю, как далеко я отправлюсь и где окажусь. Даже не спрашивай.
Вот, пожалуй, и все.
Хоть мне и не хватило храбрости сказать тебе это в лицо, но хватило храбрости, чтобы перестать врать.
Спасибо за все. Прощай.
Чужая, но все-таки твоя Марта».