Когда мы вернулись к посыпанной светлым крупным песком дорожке, уходить домой нам пришлось под неодобрительными взглядами гувернанток и завистливыми — детей. Чтобы смягчить Линку переживания от слишком сильных эмоциональных качелей, мы зашли в лавочку, и я купила им маленький бумажный фунтик сушёных фиников, пообещав отдать после ужина. Надеюсь, жадность брата, вызванная совсем не природной склонностью, а просто голодными годами, скоро пройдёт. Тем более, что я ни разу не замечала в нём желания в чем-то обделить меня или Эжен. Напротив, в семье он всегда в первую очередь заботился о малышке. Глава 20 Наше возвращение домой вызвало у кёрсты Фронг некоторое недовольство. Нет, почтенная дама не позволила себе никаких высказываний, но по её поджатым губам я понимала, что и грязное платье Эжен, и довольно расхристанный вид Линка ей не нравятся. Восторга от этого понимания я не испытывала — меня саму несколько давили принятые в этом мире правила. Я боялась по незнанию нарушить какую-нибудь мелочь столь демонстративно, что это будет иметь плохие последствия. Именно поэтому я и решилась на разговор с хозяйкой. Время я выбрала перед ужином, именно в тот момент, когда она готовила. И это оказалось не лучшим решением. Я давно заметила, что готовит кёрста всегда сама, не допуская к этому делу никого. Именно она была «автором» тех волшебных булочек, которые подавали каждое утро. Как я понимаю, таким образом она зарабатывала себе на безбедную жизнь. Начать я решила с похвалы её кулинарным талантам — она как раз колдовала над кастрюлькой с тушёным мясом. — Кёрста Фронг, я просто в восторге от вашего умения готовить, — однако, вместо привычной милой улыбки, я увидела нахмурившееся лицо, раздутые от гнева ноздри и получила холодную отповедь: — Кёрста Дюрайн, я прошу вас покинуть мою кухню. Вам здесь не место. Всё это, произнесённое холодным тоном, так ошарашило меня, что я покорно кивнула и вышла, совершенно не понимая, что это сейчас было? Что случилось с ласковой и добродушной кёрстой?! Вечером, после ужина, когда Эжен тихонько возилась на диване со своим медведем, я решила поговорить с Линком. Может быть, он сможет подсказать? Однако версия, которую он выдал, просто взорвала мне мозг. Выслушав меня и немного подумав, он как-то по-взрослому вздохнул, очевидно, сетуя на мою недогадливость, и сказал: — Я думаю, ей было стыдно. — Стыдно? Почему? — Ну, ты же её застала в неловкой ситуации. Я окончательно перестала что-либо понимать. Кёрста не брила подмышки, не сидела с маской из клубники на лице и не поправляла чулок. Что неловкого может быть в приготовлении ужина?! Несколько снисходительно Линк пояснил: — Она же кёрста! — он заглянул мне в глаза и, догадавшись, что я ни черта не понимаю, пояснил: — Это унизительно. Ну, когда кёрста работает — это унизительно. — Подожди, кёрста готовила ужин себе, и это унизительно?! — Конечно. У кёрсты должны быть слуги. — А если у неё нет слуг или не хватает денег? — Настоящая кёрста не будет работать на людях. Пожалуй, больше всего меня потряс даже не ответ, а лёгкая снисходительность в голосе Линка, с которой он объяснял мне эти прописные истины. Ему всего двенадцать лет, и он уже совершенно точно знает, что прилично кёрсте, а что нет. Даже живя в условиях нищеты и видя, как работает мать, он впитал в себя пренебрежение к работающей женщине. При этом, странным образом, продолжая любить маму и жалея её. Такие отношения сильно напоминали мне романы о викторианской Англии. Именно там цвело махровым цветом дикое ханжество. Однако, любой человек, идущий против системы, подвергался остракизму. Мне надо было всё хорошенько обдумать, но самый главный вывод я уже сделала — дорого это будет или нет, но я должна найти для нас всех женщину, которая научит хорошим манерам. Пусть, с моей точки зрения, эти манеры — чистый бред, но с волками жить — по волчьи выть. Я не собиралась растить из детей революционеров и изгоев. Конечно, я очень постараюсь привить им мысль о том, что труд не может быть постыдным, но считаться с принятыми здесь нормами нам придётся всем. Сейчас эти мысли, абсолютно правильные, в общем-то, вызывали у меня только раздражение и внутренний протест. Мне была крайне неприятна двойственная оценка места женщины в обществе, и я успокаивала себя тем, что изо всех сил постараюсь найти свою нишу в этом мире. Хотя бы для того, чтобы проложить дорогу детям, не ставя нашу маленькую семью на путь вечных конфликтов с социумом. Боюсь только, что самой смириться со всем этим мне будет сложнее, чем детям. Сразу после завтрака, отправив Линка посидеть с Эжен, я несколько неуклюже извинилась перед кёрстой Фронг и завела с ней разговор о том, что так сильно волновало меня. — Кёрста Фронг, к сожалению, я понимаю, что и мои манеры, и манеры детей далеки от совершенства. Просто так сложилось, что мы не получили уроков правильного поведения в семье. Я очень боюсь, что не смогу дать детям то, что им положено праву рождения — место в обществе. Вы не могли бы мне помочь советом? Надо сказать, что я совсем не удивилась, когда решение кёрсты Фронг полностью совпало с моим. — Вам нужна хорошая гувернантка для детей, кёрста Эжен. Я не осмелюсь интересоваться вашей финансовой состоятельностью, но, если вы сможете себе это позволить, это и будет лучшим решением. Кёрста как-то печально вздохнула и сменила официальный тон на более дружественный: — Понимаете, кёрста Элен, я не сержусь на вас… Хотя безусловно это была очень неловкая ситуация. Поймите, деточка, в вашем возрасте такие вещи нужно бы уже знать. Верю, что ваш поступок вызван скорее непониманием, чем легкомыслием… — она снова вздохнула, — Но вам бы ещё и самой не помешала гувернантка. — Кёрста Фронг, я так слабо разбираюсь в людях и ценах… — Да, да, я понимаю, — она согласно покивала головой, — Я подумаю, точнее, поговорю с одной достойной кёрстой. Если вы немного подождёте, то через пару дней получите ответ. Поблагодарив хозяйку, я получила от неё забавную просьбу: — Вы позволите мне сегодня уложить Эжен спать днём? — кёрста ласково улыбнулась и добавила: — Общение с малышкой — большая радость для меня. После прогулки, оставив Эжен слушать перед сном сказку кёрсты Фронг, мы с Линком вновь расположились в обеденном зале. Сегодня дела у нас шли побыстрее и буквально через час мы набили тряпочную фигурку заранее припасённой шелухой гречихи. — Вот смотри, здесь будут глазки, а сюда я пришью нос… Похоже, Линк не мог себе представить окончательный результат работы и потому, поколебавшись, спросил: — Почему у него такая странная морда? Ответить на этот вопрос было не так и просто. Я действительно довольно сильно изменила выкройку головы медведя и сделала это не по ошибке, а вполне осознанно. Дело в том, что, внимательно рассматривая в лавках детские игрушки, я заметила их излишнюю натуралистичность. Да, многие из них были выполнены с большим мастерством. Да, костюмы кукол поражали воображение и тонкой работой, и дорогими материалами. Но, на мой взгляд, игрушкам не хватало какой-то детскости. Той самой умилительной мультяшности, которая присутствовала в куклах и мягких игрушках в моём мире. Где-то я читала, что увеличение размеров головы относительно тела игрушки делает её милее. Типа, человек сразу видит, что перед ним игрушка-ребёнок, а не модель взрослого животного. И, волей-неволей, умиляется. Это я тоже учла при раскрое меха. Медведь, столь полюбившийся Эжен, на самом деле был довольно уродлив. Сшитая из сукна голова состояла из приличного количества мелких деталей именно для того, чтобы добавить игрушке натуралистичности, вытянуть морду и сделать медведя похожим на живого. Пасть даже была прошита алой шёлковой нитью. Это, как я понимаю, означало не просто пасть, а окровавленную. Грубо говоря, игрушка представляла собой не милого, привычного всем мишку, а некое подобие тканевой скульптуры. Свою же выкройку из мешковины я сделала с расчётом на то, чтобы добавить игрушке столь необходимые няшность и мимимишность. Но воплощение зверя в грубой мешковине не давало Линку рассмотреть потенциал. Он видел перед собой всего лишь «неправильного» медведя. Я ласково потрепала его по светлым волосам и сказала: — Это далеко не всё, Линк. Сейчас я сама видела все недочёты фигурки, поэтому, отложив пока модель из мешковины, взялась за бумажные выкройки и подровняла их, доводя до нужных мне параметров. После этого посадила многострадального медведя на стол и достала высохший белоснежный мех. В той жизни с натуральным мехом я работала редко, для этого были другие ателье. Но, худо-бедно, азы знала. Самым сложным для меня оказался выбор ножа. То, что предлагали магазины, не подходило от слова совсем, а резать мех ножницами — значит испортить его. Поскольку я собиралась сделать мягкие игрушки основой своего дохода, то и инструмент мне сразу нужен был максимально подходящий. Единственное, что подошло более-менее — хирургический скальпель. Его я выкопала во время наших с Линком путешествий по магазинам в лавке старьёвщика. Этот скальпель был частью довольно большого набора чудовищно выглядевших железяк. Одна пила для костей чего стоила! Представив, что вот этим здесь делают операции, я молча поклялась себе беречь здоровье своё и детей пуще всего. Поскольку набор уже был не целый, да и покупателей на этот металлолом не находилось давно, торговец, пусть и нехотя, согласился мне продать два подходящей формы ножа оттуда. Вот одним из них, наточенным до бритвенной остроты, я и пыталась сейчас резать плотную мездру. Работа продвигалась медленно — слишком мало у меня было опыта ремонта меховых изделий. Однако к концу дневного сна сестрёнки я успела сшить две задние лапы. Линк, молча переживавший за меня, попросил дать и ему занятие. Решив не спорить, выдала пару обрезков и показала, какой должен быть шов. Пока он возился со своими клочками, я вывернула лапки и посмотрела, как они будут выглядеть. Решила, что вполне нормально, но нужны ещё пяточки и пальчики. Нашить их лучше из тонкой чёрной кожи. Такой у меня не было. Значит, наша завтрашняя прогулка опять пройдёт по лавкам старьёвщиков. Кроме того, чистый белоснежный мех смотрелся так здорово, что я задумалась о глазах. О красивых стеклянных глазах. Пришить пуговицы и испортить такого очаровательного пушистика будет просто обидно. В лавках с игрушками у самых дорогих моделей глазки были выполнены из раскрашенных деревянных бусин, у тряпочных — красиво вышиты, у фарфоровых кукол — просто рисованные. А мне хотелось глазки из стекла, такие, чтобы казались живыми. Возможно, придётся искать производителей стекла. Я ведь до сих пор даже не знаю, насколько велик мой новый город. Конечно, это — местная столица, но мир отличается от моего сильно. Есть ли здесь такое производство или придётся выписывать откуда-то? А если дорого обойдётся ещё и пересылка? Чем дороже составляющие, тем больше будет стоить конечный результат. Я вздохнула и отложила иголку. Слишком много всяких «если», но сейчас нам пора идти в комнату — скоро проснётся Эжен. Глава 21