Заглянув на кухню, и убедившись, что с обедом можно сильно не заморачиваться — со вчера осталось еще пол кастрюли супа и приличная порция жаркого, а овощную нарезку приготовить можно очень быстро, я решила посвятить свободное время новым игрушкам. Стук в дверь раздался сильно не кстати — я скалывала выкройку и у меня был полный рот булавок. Чертыхнувшись про себя, отложила работу и пошла отпирать. Меня накрыло дежавю — за дверью стоял кёрст Марсель де Лонг и улыбаясь, спрашивал: — Добрый день! Я хотел бы видеть хозяина дома. Я засмеялась в ответ: — Добрый день! Тогда вам придется поговорить со мной. Мы с улыбкой смотрели друг на друга, вспоминая мимолетное знакомство, которое, для меня лично, переросло в целую кучу удобств в доме. — Кёрста Элен, я рад вас видеть! К сожалению, у нас возникли некоторые проблемы. Вы не могли бы пройти со мной в дом и посмотреть? — Что случилось? — Там не совсем совпадают технические возможности и ваши пожелания. Проще говоря, то место, что вы указали на плане под колонку — слишком неудобно. Меня вызвали для того, чтобы мы с вами определили новое место. Я почувствовала себя несколько неловко — предложить кёрсту войти в дом я не могла — это кончилось бы ворохом сплетен. Идти по первому снегу до соседнего входа пусть и недалеко, но день ветреный и простуда мне не нужна. Пришлось согласно кивнуть головой и попросить кёрста де Лонга подождать на крыльце. Раздражаясь от нелепости местных норм этикета, я быстро накинула легкую шубку и, поправляя у маленького зеркала шляпку, поймала себя на том, что очень стараюсь прихорошиться. Пожалуй, я была рада визиту кёрста де Лонга. Вопрос с колонкой решился довольно быстро, из двух возможных вариантов, которые предложил мне кёрст я выбрала тот, который показался мне удобнее. Рабочие принялись долбить стену, а я, раз уж попала на стройку, решила осмотреть дом и прикинуть, скоро ли мы переедем. Второй этаж был практически готов — здесь даже уже были вымыты полы. Оставалось купить мебель, шторы и прочее. Самый большой разор был на кухне и в ванной комнате, но даже учитывая местный неторопливый ритм жизни, дней через десять мы вполне сможем перебраться сюда. Кёрст де Лонг, который попросил разрешения сопровождать меня в этом маленьком путешествии, заметил: — У вас будет прекрасный и очень удобный дом, кёрста Элен. Я рад, что вы так вовремя получили наследство. Почему-то этот разговор о наследстве напомнил мне неприятную сцену расставания с кёрстом Эрнстоном. Я невольно поморщилась и, возможно излишне резко, ответила: — Даже если бы я не получила наследство, благодаря моей торговой марке мы бы все равно перебрались сюда. Ни в этом году, возможно, так в следующем! — О, да, кёрста Элен! Я слышал про вашу торговую марку от трока Суржа, и надо сказать, ваша смелость и настойчивость восхищают меня! — он слегка поклонился мне. Я уставилась на молодого человека с подозрением. Это он сейчас серьезно или это такой тонкий стеб? — Вы тоже считаете, что девушке неприлично иметь свое дело? Брови кёрста удивленно взметнулись вверх, он немного помолчал, очевидно, настороженный агрессивностью моего тона, а потом спокойно и вежливо ответил: — Кёрста Элен, может быть это несколько неправильно, но я всегда симпатизировал женщинам, умеющим и знающим что-либо кроме домашнего хозяйства. Последовала пауза, после которой кёрст чуть неловко улыбнулся и добавил: — В детстве моим кумиром была кёрста Марьен Тиос. В общем-то, со времен детства ничего не изменилось — я по-прежнему считаю ее великой женщиной. И, совсем уж смущенно пояснил: — Она была моей прабабушкой, она умерла, когда мне было всего семь лет. Сам я мало общался с ней, но дед часто рассказывал… Я натужно улыбалась, глядя в карие глаза кёрста и чувствовала себя полной дурой. Понятия не имею, кто такая эта самая Марьен Тиос и чем она знаменита, однако выглядел кёрст де Лонг так серьезно, что я пообещала себе непременно узнать все об этой даме. Молодой человек счел необходимым проводить меня, вежливо откланяться и, за секунду до того, как я закрыла дверь, спросить: — Кёрста Элен, не позволите ли пригласить вас на премьеру? В большом поставили «Сложный выбор кёрста Беона»… Я придержала дверь открытой еще минуту, раздумывая что ответить, и меня просто спасли вернувшиеся кёрста Тиан и Эжен, я пообещала кёрсту прислать ответ городской почтой. Эжен была переполнена впечатлениями от театра, размахивала пухлыми ручками и захлебываясь, рассказывала: — Тичка летела! Прямо на голову! — она похлопала себя по макушке, показывая куда именно летела птичка. — Еще — вот! — Эжен сунула ручку в карман передника и вынула огромную атласную розу с прозрачными капельками клея, изображающими росу. Протягивая мне цветок, она твердо заявила: — Кра-са-та! Мы с кёрстой Тиан засмеялись, столько уверенности было в ее голосе и твёрдости в раскатистой «р», столько убежденности, что сомневаться в том, что эта базарная роза — «кра-са-та» было решительно невозможно! Я обратила внимание на то, что малышка стала говорить гораздо чище и охотнее. Эжен рассказывала долго и даже показала, как танцевала на сцене принцесса, а потом уснула на полуслове прямо у меня на коленях, переполненная впечатлениями. Решив, что ничего страшного не случится если малышка разок пропустит обед, мы с кёрстой Тиан отнесли ее в спальню. Когда Линк пришел из школы и мы уже сидели за столом, я задала кёрсте Тиан вопрос: — Кто такая кёрста Марьен Тиос? И чем она знаменита? Кёрста Тиан чуть поморщилась и ответила: — С этой женщиной связано несколько довольно громких скандалов. — А поточнее? — Она изобрела какую-то там круглую пилу, но осуждали ее вовсе не за это. Я не знаю деталей — я тогда была совсем еще юна, но дело было столь шумным, что имя я запомнила. Она подавала в Верховный суд и выиграла дело. Никто бы словом не обмолвился, если бы это был имущественный процесс, но кёрста отстаивала свои авторские права на патент, на ту самую круглую пилу и это очень возмутило общество. Для женщины идти против общественного мнения — не лучший выбор. Кстати, кёрста Элен, я хотела узнать, что хотел этот симпатичный молодой человек от вас? Перевести разговор на другую тему я не позволила: — Но она же сумела это доказать? — Сумела, кёрста Элен. — Вздохнула гувернантка. — Только симпатии общества ей это не добавило, а самый громкий скандал вызвала даже не она сама, а книга, которая вышла после ее смерти. — Книга? — Да. Она называлась «Мемуары рассерженной женщины». Говорят, что кёрста включила в свое завещание отдельный пункт — издать эту книгу. Не знаю, правда ли это… Мне было безумно любопытно, что же там за скандальные события описаны и почему кёрста Тиан ведет себя так странно. Что именно неловкого она находит в рассказе про эту книгу? — Кёрста Тиан, а где бы сейчас достать ее? Кёрста Тиан помолчала, не поднимая глаз от стола и наконец, решившись, сказала: — Я дам вам почитать свой экземпляр, кёрста Элен. Ого! Получается, кёрста Тиан слегка лукавила, говоря, что была слишком молода и не помнит деталей. Может и не помнила, но в книге-то наверняка есть подробности. Следовательно, она не уверенна, что эту тему можно обсуждать с юной девушкой? Разве можно было после такого не засесть за чтение тем же вечером?! Глава 34 Книга, которую дала мне кёрста Тиан, потертая и зачитанная, была обернута цветной бумагой приятного персикового цвета так, что ни названия, ни фамилию автора прочитать было невозможно. Само сочинение, как я поняла, было написано сыном знаменитости, но содержало огромные выдержки из писем и дневников и охватывало жизнь не только кёрсты Марьен, но и почти полную биографию матери этой необычной женщины. Кёрста Марьен Тиос родилась в не самой стандартной семье. Ее мать — кёрста Ремина Брюн была единственным ребенком доктора в заштатном городишке. Мать умерла родами, а отец, кёрст Стетос, не слишком представляя, как воспитывают маленьких девочек, но при этом, безумно любя единственное дитя, обучал ее всему тому, что знал сам. По тем временам кёрста Ремина получила очень интересное образование. Она знала анатомию, химию, биологию, лекарское дело и немного разбиралась в травах. В девятнадцать лет, девушка, как водится, влюбилась и кёрст Стетос, со слезами на глазах, выдал ее замуж. Здоровья доктор был и так не самого крепкого, а после расставания с дочерью сердечный приступ скосил его буквально через полгода. Кёрста Ремина получила в наследство маленький домик, большую часть которого занимал рабочий кабинет отца, совмещенный с приемной. Муж кёрсты после свадьбы не счел нужным заботиться об обеспечении семьи, и как-то незаметно для всех кёрста Ремина Брюн, ставшая в замужестве кёрстой Реминой Герн, превратилась в единственного доктора в округе. Через пять лет брака муж ее, будучи изрядно навеселе, утонул переплывая на пари местную бурную речушку, оставив в наследство беременной жене одни долги. В положенное время кёрста Ремина родила малышку Марьен и, поскольку жить на что-то было необходимо, продолжила свою нелегальную практику. Безусловно, в крупном городе такая кёрста не могла бы рассчитывать на сколь-либо серьезный доход. Однако, все ее пациенты знали кёрсту еще ребенком, с улыбкой наблюдали как она помогает на приеме отцу, как она обрабатывает раны, будучи юной девушкой и готовит микстуры. Потому, никого особо не смутило, что юная кёрста продолжает вести прием и берет за это деньги. Тем более, что других врачей в окрестностях не было. Однако, спасало кёрсту-доктора только то, что она живет в глухомани. Когда, будучи уже зрелой женщиной кёрста Ремина, сунулась со своим изобретением в «Медицинскую Академию Высокородных» в столице, то вызвала немалый шум и скандал. Светила медицины, напрочь отвергнув саму мысль что женщина может придумать что-то полезное, осмеяли ее изобретение — стетоскоп — тонкую полую трубку из меди, с двумя воронками на концах. Эту трубку кёрста Ремина назвала в честь своего отца, кёрста Стетоса Брюна, и привезла с собой целый талмуд описаний что и как можно прослушать в организме пациента с помощью стетоскопа. Перечень болезней, которые помогала обнаружить трубка, внушал уважение. Начинался он всевозможными болезнями сердца и заканчивался списком легочных заболеваний и простуд. Однако, ученое сообщество с редким единодушием признало и стетоскоп, и книгу многолетних наблюдений по выявлению болезней женской глупостью.