Он невесело усмехнулся и снова стал серьезен. – Наверное, хотели меня спросить, почему вы все еще здесь и отчего я попросту не отпущу вас? Ведь и так понятно, что своего согласия вы мне не дадите. Ведь не дадите? Я промолчала. Взгляд соскользнул чуть ниже, на китель Астеша. Там замер на серебряной пуговке. – Слышал, вы имели неудовольствие увидеть картину некой дамы. Я напряглась, внимательно вслушиваясь в то, что говорит шаен. – Скорее всего, вам очень любопытно узнать, кто она и отчего так похожа на вас. И любопытство сильнее, чем ваше желание нагрубить мне в ответ на своевольное отношение к вам? У меня мысли на лице, что ли, написаны? Опять промолчала. Вся внимание. – Что ж, – он сложил руки на груди, – пойду на поводу вашего любопытства. Тем более что вам стоит это знать. Особенно в сложившейся ситуации. Да и мне будет неприятно, если вы начнете строить догадки, прислушиваясь к сплетням слуг, которые отнюдь не все знают о прошлом замка и моей жизни. Многие из них пришли сюда незадолго до вас. Леди, которую вы видели на портрете, – моя бывшая возлюбленная. Шайра Салтьер. И вы действительно необычайно на нее похожи, что заставляет меня испытывать к вам довольно неоднозначные чувства. С одной стороны, вы похожи на женщину, которую я очень долгое время держал в своем сердце, с другой… – Он пристально посмотрел на меня. И вышло это как-то зловеще. – Вы знаете, как ваш отец стал героем? Я немного помолчала и все-таки ответила: – Моя семья относится к древнему роду Лавон. Долгое время мужчины служили короне и стояли во главе эсварской гвардии. Говорила с горечью, стараясь не обращать внимания на злую усмешку, гулявшую на губах Астеша. Плевать, что он там думает о людях в целом и моей семье в частности. Мой отец был лучшим в мире, замечательным и прекрасным полководцем и человеком. И никто, даже этот высший шаен, не вправе принижать его достоинства и отвагу. – Героя отец получил за уничтожение темных сил, проникших на территорию Косвардского государства. Он и его солдаты рисковали жизнями, чтобы оградить жителей от зла. Астеш недобро хмыкнул. – От зла! – Он откинулся на спинку и положил руки на подлокотники, сжав их так, что побелели костяшки пальцев. – Да будет вам известно, леди, что ваш отец – настоящий убийца, жестокий и циничный, не имеющий никакого понятия об отваге и чести истинного полководца. У меня сердце зачастило. Краска бросилась в лицо. – Не смейте! – Я вскочила. Астеш даже не шелохнулся. – Ваш отец был признан героем за то, что уничтожил семью шаенов, пришедших в ваши земли. Он убил всех: женщин, детей, стариков. А дом, в котором те остановились, сожгли дотла вместе с умирающими. Вот в чем подвиг вашего отца. – Вы врете! – выкрикнула я так пронзительно громко, что даже в горле запершило. – Нет! – холодно резанул Астеш. – И вы это прекрасно понимаете. Мне незачем врать. Ваш отец воспользовался случаем и уничтожил семью ни в чем не повинных шаенов. Силы все-таки предали меня, и я рухнула в кресло, с отчаянием повторяя: – Вы врете. Не знаю зачем, но ваши слова – ложь! Отец был отчаянно смелым, готовым отдать жизнь за государство. Он был человеком чести и никогда не принес бы смерть детям и… – голос предательски сел, и последнее я прошептала: – Старикам. – Он был генералом, солдатом, – убийственным тоном продолжал Астеш. – А их работа – убивать. Как бы вы ни хотели думать иначе. У вашего отца это отлично получалось. Но полководцы бывают разные. Одни – принципиально честные с собой и с совестью, другие… такие, как ваш отец. – Нет, нет… – Руки задрожали, пришлось сцепить пальцы на коленях. – Они уничтожили зло. Они… – Ком встал в горле, не позволяя говорить дальше. – Он был совсем не таким! Вы его не знали! Астеш холодно смотрел на меня. – Он солдат. Его работа – воевать. Тогда он воевал против тех, кто был не в силах хоть как-то ответить. Но даже такое положение не остановило генерала Лавона. Его «героическая» гвардия убила всех, кто бы в доме. Ей даже не сопротивлялись – сил не было. Это не героизм, а просто убийство. Жестокое и циничное, не имеющее оправдания. – Кого они убили? – обреченно спросила я. – Они уничтожили семью Салтьер. Вот тут подо мной покачнулось кресло, намекая о моем желании как минимум рухнуть в обморок. – Вашу… леди с портрета? – мой собственный голос казался чужим. Будто не я говорю, а какая-то древняя старуха. – Шайра, – немилостиво подсказал Астеш. – Ее звали Шайра. Я вскинула на него взгляд. – Вот почему вы ненавидите меня? Он приподнял бровь, и губы снова разрезала холодящая душу усмешка, злая и тоскливая одновременно. – Я же говорю, что у меня к вам очень неоднозначные чувства. Вы слишком похожи на Шайру Салтьер. В голове скользнула неприятная догадка. – Поэтому вы не называете меня по имени? Он едва слышно вздохнул. – Боюсь, что не сдержусь и назову вас Шайрой. Это было бы болезненно для меня – назвать вас именем той, кого убил ваш отец. Я бессильно откинулась на спинку кресла. Едва слышно прошептала: – Чего вы хотите от меня? Поквитаться с дочерью убийцы вашей возлюбленной? Опозорить его род? Унизить? Заставить мучиться за вашу боль? У вас это почти получилось. Взгляд Астеша стал задумчив. – Изначально именно этого я и хотел. Но… Я уже ничего хорошего не ожидала. Он продолжал: – Чем больше я о вас узнаю, тем более пугающим становится для меня ваше сходство. Пугающим и притягательным. – Это чем же? – не удержалась я от невеселой иронии. Он резко встал. Стремительно шагнул ко мне, протянул руку и сжал мой подбородок, заставляя смотреть в свои глаза. Минута, кажущаяся мне бесконечностью. Минута, во время которой я видела собственное отражение в синих шаенских глазах, где играли, плескаясь, магические искры. Пугающие магические искры. Минута. Потом отпустил. Отшатываться мне было некуда, и я просто вжалась в спинку кресла. – Ваше сходство опасно, – произнес он, возвращаясь в кресло. Сел, зеркаля меня, откинувшись на спинку, и сложил на груди руки. – Дело в том, что… семья Салтьер была изгнана из государства шаенов. Именно поэтому она и попали в ваш мир. – Они были изгнанниками? – Да. Род Салтьер обладал очень редким темным даром. Они могли подчинять себе любую тварь сумрака. Любое темное заклятие повернуть против того, кто его нанес. Тьма была их родовой магией. Исключительная тьма. – Но разве не все шаены?.. – напряженно начала я, пытаясь понять, к чему клонит господин. – Нет, – оборвал меня Астеш, – далеко не все. Можно сказать, никто. – И за это их решили изгнать? – все еще не понимала я. – Уничтожить, – разнеслось по комнате пронзающим холодом. – Целый род! – Я была искренне поражена. – Уничтожить целый род только потому, что он обладает какой-то там необычной магией? И никто ничего не сказал? За ваших… Салтьер никто не заступился? Это же бред какой-то. Астеш тяжело вздохнул. – К сожалению, страх иногда делает из людей настоящих зверей. И шаены – не исключение из правил. Род Салтьер был сильным. У отца Шайры было семь дочерей и трое сыновей. Это очень много даже для шаенской семьи. После полного вступления в силу они могли бы подавить власть государя. По Шаразару пошли поистине пугающие слухи. Представьте только… Что бы вы сделали, зная, что в любой момент в ваш дом могут ворваться твари сумрака и истребить всех по одному приказу некой семьи? Никто не встал на защиту рода Салтьер. Кроме того, большая сила – это еще и большая зависть. Им закрыли все пути, поставили магические барьеры. Тогда лучшие маги нашего мира первый и единственный раз собрались вместе по приказу государя Горда Харейцкого. Род Салтьер, согнанный в одно из их загородных поместий, держал осаду почти месяц. Астеш прикрыл глаза. От меня не укрылось то, как он сжал кулаки. Веки задрожали. Голос стал глух. – Когда от рода осталось всего несколько шаенов, я встал на колени перед государем. Я просил о милости к оставшимся. Умолял не уничтожать их. Оставить хотя бы детей и стариков. Я валялся в его ногах. Горечь слов Астеша сизым маревом плыла по комнате. Горечь, которую можно было ощущать, осязать, чувствовать тяжелым биением сердца, в котором застыла боль. Его боль была ощутима физически. Она проникала в меня, передавая все, что так долго томилось и варилось в его искалеченной душе. – И его величество позволил? – едва слышно спросила я, не в силах говорить, потрясенная услышанным. – Да, – резко выдохнул Астеш. У него нервно дернулась щека. – Шрам на моем лице – вечное напоминание о событиях тех дней. След предательства короны. И роспись моего полного пожизненного подчинения государству. Его не вывести, не убрать никакой магией. После ночи переговоров государь смилостивился, приказав оставшимся покинуть пределы Шаразара навечно. – И они ушли? – слова давались мне с трудом. – Да. «Шайра?» – вопрос не прозвучал – он висел в воздухе. Но Астеш услышал.