– Не является ли Ифигения истинной дочерью своей матери? Гектор глянул на Катю. – Ясно… надо же… Как ты образы искусно используешь… – Так же, как и ты миф о Филемоне и Бавкиде, иногда это помогает объяснять ситуацию, – ответила Катя. – Мать-убийца умерла, Лариса куда-то переехала. Прислали тебе ее адрес? Где она живет? – Поселок Пески, муниципальное образование в Подмосковье. – Гектор перелистал мобильный. – Отсюда всего пятнадцать километров. А из Кашина еще ближе. Так что решим? Кого навестим первым? Ифигению или Пяткина? – Нам еще предстоит снова заглянуть в магазин к Гарифе Медозовой. Разузнать про парня, о котором нам Женя Зарецкий рассказал, – спасителя ее брата, кто он такой и как его имя. Куда он потом делся? Пяткин и Гарифа оба в Чурилове, мы их здесь разыщем даже вечером. Лучше сейчас отправиться к Ифигении в Песках. – Катя усмехнулась. – Хотя она, возможно, на работе, рискуем не застать… – Если она до сих пор фельдшер, то в Песках действует фельдшерский пункт, я местную муниципальную страницу открыл в Сети. – До следующих уколов почти два с половиной часа. – Катя сверилась с будильником в мобильном. – Вернемся из Песков в отель, там и сделаем… – Катеныш, все будет, как ты скажешь. – Он взял со стола пакеты с едой и повлек Катю из кофейни, не отпуская ее от себя. До Песков добрались быстро по практически пустой сельской дороге. Рабочий поселок, каких сотни в Подмосковье. Лариса Филатова обитала в серой хрущевке в квартире на втором этаже. Домофон в подъезде был сломан, стены исписаны граффити. На лестнице несло кошачьей мочой. Катя вспомнила новый коттедж Мосиных – Филатова со временем туда переберется, оформив наследство. А продажа мясного магазина и бизнеса даст ей средства достроить свой новообретенный дом. В мифе Ифигения много раз меняла локацию, перебираясь с места на место, путешествуя по миру, и везде ее сопровождали кровь, убийства и смерть… Так является ли Ифигения истинной дочерью своей матери-убийцы? Не пошла ли она по ее стопам? Они поднялись на второй этаж, и Гектор позвонил в дверь нужной квартиры. Ответил женский голос – кто там? Хозяйка, на их удачу, оказалась дома, а не на работе. – Полиция области, – ответила Катя громко и поднесла к дверному глазку свою «корочку». – Гражданка Филатова Лариса Никитична? Дверь открылась на цепочку – в проеме полная светловолосая женщина в сиреневом банном халате. – Полиция? Ко мне? – В связи с убийством вашего дяди Ивана Мосина в Кашине. И его жены. – Катя шла в наступление. Она официально представилась, назвав себя и показав удостоверение. – Цепочку снимите. Мы на пороге через дверь с вами говорить не станем. Если понадобится, проедем в местную полицию. – Зачем в полицию? Проходите. – Голос Ларисы Филатовой звучал как-то странно, дребезжал… Она откинула цепочку. Они зашли в тесную прихожую двухкомнатной хрущевки. Катя глянула внимательно на хозяйку. И внезапно ощутила, как ее бросило в жар. Она узнала Ларису Филатову. Ифигению из их собственной с Гектором истории-мифа… Они ведь уже встречались прежде – в кашинской больнице, куда в грозовую ночь доставили тромбониста Зарецкого. Лариса Филатова была тем самым дежурным врачом, с которым они беседовали в приемном покое. И она их тоже узнала, выражение ее лица изменилось. Она молча посторонилась и пропустила их в комнату. На Катю жилище «Ифигении в Песках» произвело странное впечатление – словно склад новых вещей, еще не распакованных покупок – коробки из интернет-магазинов, пакеты. На журнальном столике и подоконнике уйма флаконов туалетной воды, спреев для тела, ароматических свечек и диффузоров с палочками – их общий аромат тяжелым облаком витал в духоте летнего дня, окутывал, прилипая к коже. – Так вы приезжие полицейские, – сказала Лариса Филатова. – А в ту ночь в больнице представились обычными людьми. Что-то сквозило в ее тоне такое, что Катя сразу решила: их собеседница к полиции относится плохо, возможно, детские воспоминания или же нечто иное. – Ваш дядя Иван Мосин и его жена были убиты в ту самую ночь. – Гектор разглядывал полную Филатову с высоты своего роста. – Я не общалась с ним много лет. Так что не могу сказать, что очень опечалена его смертью. Конечно, убийство страшное, зверское, весь Кашин только о нем и говорит, столько слухов диких… Его жена довела до беды. Принесла его в жертву, как свинью, тушами которых он торговал. – Филатова села на диван, чиркнула спичкой о коробок и зажгла ароматическую свечку. Сандал. Как некогда в античном храме курились благовония… Ифигения из мифа в их мгле раздумывала о жертвах и вспоминала свою жизнь… – Как понять «принесла его в жертву»? – спросила Катя, располагаясь рядом на диване. – Ее же тоже убили. – Образно. Ей всегда всего было мало. Алчной Марго вечно чего-то не хватало. А люди жлобства не любят и не прощают, – ответила Филатова. – У вас столь негативное отношение к жене вашего дяди потому, что вы его к ней ревновали, да? – самым нейтральным тоном осведомился Гектор. – Он же ваш давний любовник. И одновременно кровный родственник. Лариса Филатова глянула на него исподлобья. На ее толстых щеках вспыхнули пятна багрового румянца. – У полицейских длинная память. Ну да… в связи с его убийством полезет все наше семейное дерьмо изо всех щелей. Чтоб вы знали – он когда-то очень давно, в юности, приставал ко мне, не давал прохода. Он меня совратил в семнадцать лет и жил со мной семь лет, постоянно оглядываясь на свою суку Марго. Таскался ко мне в Чурилов, где я работала фельдшером. А потом я его бросила. – После чуриловской трагедии, когда в городе убили вашу подругу Полину Крайнову и ее младшую сестру? – Катя задала вопрос навскидку, она не ожидала столь сильного эффекта. – Нет… то есть тогда… Но нет же. Не из-за Аглаи и Полины! – Тон Ларисы Филатовой изменился, но она сразу умолкла и продолжила после краткой паузы уже хладнокровно: – Я встретила своего будущего супруга и потом вышла замуж. – Вы теперь наследница имущества дяди, вы единственная родственница Мосиных, – заметила Катя. – А где ваш муж, на работе? – Он погиб год назад, их спасательный вертолет разбился на Севере, – ответила Лариса Филатова. – Он был врач центра медицины катастроф, мотался по регионам. Мы не жили вместе последние годы с ним, хотя не разводились, чтобы не делить долбаную квартиру. Не могу сказать, что я и по нему скорблю, фактически мы давно чужие. Но мне выплатили все деньги за него как вдове, и квартиру я унаследовала. Так что его жертва была не напрасной, хотя бы для моего благополучия. Теперь я трачу гробовые деньги на шопинг онлайн. Этим я и занята в память о своем благоверном в свободные от больничного дежурства дни… Помните бульварные книжки про шопоголика и «Дневник Бриджит Джонс»? Было странно слушать, как она вещает про «Дневник Бриджит Джонс» – холодно и монотонно, словно отвлекая их, заговаривая им зубы. – Вам, наверное, и другие сны снились, – заметил Гектор. – Про убийство. – Про какое убийство? – Она подняла на него взор голубых мутноватых глаз. Отодвинула на журнальном столике салатник с чипсами, смартфон и зажгла вторую свечу, чиркнув спичкой. Бергамот. Полынь. Ифигения из мифа швыряла пучки сухих трав в огонь жертвенного треножника в храме… – Как в детстве на ваших глазах мать зарубила отца топором. Кто устроил пожар – ваша мать или вы, двенадцатилетний ребенок? – Полиция роется в нашем дерьме, никакого уважения, никакой жалости, никакого снисхождения. Так вы сейчас обращаетесь с людьми. – Лариса Филатова криво усмехнулась. – Не угадали… Или дело не изучили как следует. Это мой папаша хотел сжечь нас тогда зимой – запер в бане и облил ее бензином. Мать выбила окно и выкинула меня голышом на снег – мы же мылись с ней вместе… А папаша-алкаш допился до белой горячки. Осатанел от водки. Мать вылезла в окно из горящей бани, когда он схватил меня голую за горло и начал душить, опрокинул в снег, он даже не понимал, что я его дочка, орал про каких-то бесов, чертей… Пьяный. Мать схватила топор и ударила его, чтобы спасти меня. Она фактически принесла себя в жертву ради меня – села в тюрьму за убийство. – Старый дом Крайновых, между прочим, тоже подожгли, – продолжал Гектор, хотя по его виду Катя, как по книге, прочла: он поражен историей. – И новый коттедж вашего дяди Мосина, возможно, пытались поджечь – разлили везде спиртовой санитайзер. А ваш дядя сам бывший пожарный. Пятнадцать лет назад он первым оказался на месте убийства вашей подруги Полины и ее сестры. Интересно, что он тогда забыл в Пузановке? Не вспомните через столько лет? Лариса Филатова молчала. – А куда вы сами так быстро смотались с дежурства в больнице в грозовую ночь, когда полицейские привезли Евгения Зарецкого? – спросил Гектор. – Женю… мальчика без ноги, на протезе, который тоже пятнадцать лет назад очутился на месте убийства сестер… Только не лгите мне сейчас, что вы его не узнали и вообще ни черта не поняли из его постшокового бреда про убийство топором и пожар… Про его откровения, которыми он перепугал и медперсонал, и больных. – Я ушла домой, потому что мое дежурство в ту ночь закончилось, а я еще на два часа задержалась с ним… с этим пациентом… Фамилия Зарецкий мне ничего не сказала, но его протез и его, как вы выразились, «откровения»… Ну да, был тогда в Чурилове такой подросток. Женя – дружок Аглаи, гораздо моложе ее. Всюду за ней таскался как хвост. Его Пяткин – местный чуриловский делец, рвавшийся в депутаты, взял из детдома. Мальчик провалился в старый колодец в ту ночь, и его только днем нашли полицейские. Они привезли его сначала к нам в фельдшерский пункт. Я ему обрабатывала ссадины… Вытаскивала занозы, он и тогда был в состоянии постшока. В пункт приехал Пяткин, его полицейские вызвали, звонили они при мне в областную детскую больницу, место искали. Затем туда явился опер, который за моей матерью после нашего переезда в Чурилов осуществлял надзор, как за бывшей заключенной – Купцов. И мальчишку он все допрашивал насчет пожара и убийства сестер. Что тот видел. Катя и Гектор переглянулись – Купцов, пенсионер-опер не упоминал, что посещал фельдшерский пункт, более того, он утверждал, что толком не помнит даже фамилию Ларисы-фельдшера и ее матери. А сам осуществлял за семьей надзор, то есть знал о них всю подноготную. Забыл ли он все через столько лет из-за пристрастия к алкоголю или намеренно умолчал? – Мальчик Женя, возможно, видел убийцу. – Гектор смотрел на Ларису. – Вот что интересовало опера, курировавшего вашу мать. И ваш дядя, или, точнее, сожитель, Мосин тоже мог видеть настоящего убийцу. – Если не сам убил их тогда, – просто и холодно отрезала Лариса Филатова. Катя слушала ее, наблюдала за ней. Снова мы подходим к чему-то важному, серьезному в деле пятнадцатилетней давности… тайному, непроясненному… – А какой мог быть мотив у вашего дяди для убийства Полины и Аглаи? – осторожно спросила она. – Весомый. Полина на него тогда наехала. – Лариса Филатова чиркнула спичкой и зажгла третью свечу. Ладан. Запах смерти. Ифигения из мифа хранила его крупицы для воскурения жертвенника в особых случаях… – Из-за чего? – Катя чувствовала, как тяжелые ароматы заполняют собой тесную захламленную покупками из интернета комнату. – Она решила, что Аглая беременна. – Лариса Филатова глянула на них, на их вытянувшиеся от изумления лица: не ожидали такого, да? – Полина со мной как с медиком постоянно советовалась насчет противозачаточных средств. Она жила с Пяткиным ради денег и мечтала вырваться из Чурилова в Москву, на какое-то долбаное шоу по телику. Я ей сто раз твердила: все развод и обман, ты денег больше на подготовку потратишь и потом вылетишь с кастинга. Голос у нее вроде имелся, но чтобы всерьез выступать на эстраде – нет. Она же не Аглая. Та бы прошла куда угодно со своим голосом, если бы осталась жива. А Полина так… рядовой товарищ. Пела дуэтом и в караоке. Она страшилась забеременеть, потому что Пяткин ее затрахал. И допытывалась у меня, чем и как я предохраняюсь от Ивана. С Аглаей они пришли ко мне вдвоем в пункт незадолго до убийства – Аглая пожаловалась на задержку регул в полтора месяца. И сказала, что подташнивало ее. Я ее стала расспрашивать подробно, но она была в таком психическом состоянии… Огрызалась, злилась, отказывалась отвечать на вопросы. Я велела Полине везти ее к гинекологу, чтобы обследовать. Но Аглая послала нас к черту тогда – убежала из фельдшерского пункта. Никуда они не ездили, ни к какому гинекологу, не успели. – Полина решила, что Мосин имел с Аглаей интимные отношения? – спросила Катя. – Она мне заявила – он же тебя трахнул в твои семнадцать. Любителям нимфеток всегда жертв мало… Они ищут новых, моложе. А с Аглаей Иван часто и охотно общался на арт-фестивале. Мы там все вместе вечерами веселились. Иван Аглаю танцевать приглашал. Мог и поиметь пьяную… Дешевое вино там лилось рекой и джин… Взрослые мужики поили нас, девчонок… На Аглаю вино действовало плохо. И еще один важный момент – ей стукнуло шестнадцать только в первых числах августа, насколько я помню. А задержка регул была в полтора месяца, выходит, с ней вступили в половую связь до ее возраста согласия… секс с несовершеннолетней девчонкой… – Но мы в Чурилове слышали, что в убийствах обвинили сожителя матери девушек – Павла Воскресенского. Это якобы он проявлял к Аглае нездоровый интерес… точнее, она его преследовала, – заметила Катя. – Мог и он, конечно. Мужики – скоты. – Лариса Филатова пожала полными плечами и глянула на Гектора с нескрываемым презрением. – Как мой папаша-алкаш, который нас с мамой живьем спалить вознамерился. Только Паша, насколько я их семейку помню, был осторожный тип и… трусливый. Он перед их матерью Аллой трепетал. Аглая его троллила так. Точнее, троллила Полину, бесила ее. – Как понять? Полина ревновала младшую сестру? – Катя уже окончательно запуталась. – На фиг Паша был Полине нужен, ее только телешоу интересовало и деньги, чтобы в Москву отправиться. Она лишь о славе мечтала, о карьере эстрадной звезды. Шла бы по костям. Аглая ей завидовала… Тому, что Полина взрослая и на «Фабрику звезд», или как там шоу в ящике тогда звалось, отправляется. А она еще в школе должна уроки мурыжить. Сестры вообще соперничали между собой – кто круче и лучше поет. – Лариса Филатова усмехнулась недобро. – Недружно они жили – как кошка с собакой. И все из-за песенок своих, из-за желания славы. Аглая троллила Полину – вот увидит мать, что я за Пашей бегаю – простите за грубость, но это ее подростковый сленг, – обоссытся мамаша! Пашку не выгонит, дорог он ей, а тебя, сеструха, в Москву хрен отпустит. Потому что некомфортно оставаться ей одной со мной, Лолитой-стервой. «Лолиту» Набокова она все цитировала. Дурь, конечно, подростковая, злая бравада. Но троллинг-хейт имел действие. Хотя если все же Аглая залетела – то это уже не троллинг, правда? Катя и Гектор молчали, переваривали услышанное. – Аглая на все бы пошла, чтобы не дать Полине уехать в сентябре на шоу в Москву, – продолжала Лариса. – Может, она нам врала насчет задержки регул, симулировала беременность? С нее станется – такая была оторва. А может, именно по той причине и забеременела от кого-то из мужиков – от моего Вани-блудника, или от Пашки – сожителя матери. Подтвердись ее беременность – что бы началось? Скандал. Разборки. Полина тогда бы точно на шоу не отправилась. – Перебор, – хмыкнул Гектор. – Жесть. Забеременеть назло, чтобы сломать карьеру сестры? – Женщины порой приносят великие жертвы, – назидательно ответила Лариса Филатова. – Моя мать, например… Аглая, насколько я помню, когда мы разговаривали в фельдшерском пункте, исходила злобой. Ее психическое состояние тогда мне не понравилось как медику. Я списала все на страх беременности и тревожность за будущее. – Откровения выросшего мальчика Жени после удара молнии ваши воспоминания освежили? – осведомился Гектор. – Так куда все-таки вы отправились в грозовую ночь из больницы? – Я уже ответила. Домой. И легла спать. Вы что, меня в убийстве дяди Вани и его благоверной подозреваете? – Лариса Филатова покачала головой. – Ну, полиция… Побежала я к ним и сразу за топор, да? В Кашине все теперь от мала до велика знают, что их в магазине зарубили и в холодильник бросили. «Она неточно, весьма приблизительно описывает обстоятельства гибели Мосиных, – подумала Катя. – Цитирует городские сплетни или же намеренно петляет и запутывает нас все больше и больше…» – Вас уже допрашивали в полиции по поводу гибели дяди? – спросила она.