– Судиться станете со своим родственником Зарецким? – усмехнулся Гектор. – Или с покалеченной Гарифой Медозовой? Или с бывшим фельдшером Ларисой Филатовой? Или со здешними стражами порядка, кто помнит события того августа? – Вы мне приехали задавать вопросы. Спрашивайте меня. Мне нечего скрывать. Дело прошлое. Полину и Аглаю не вернешь. И я их не убивал. Стоп. Катя опять насторожилась. Ну, мы же пока не спрашиваем вас, Пяткин, не убийца ли вы. Зачем бежать впереди паровоза? Дело дойдет и до веревок, и до связывания, и до дивана в клубе. – Точно не убивали? – снова усмехнулся Гектор. – Я любил Полину. Настоящая красавица – ей девятнадцать, мне сорок шесть. От нее невозможно было оторваться, юная, полная прелести и кокетства… Обаяние молодости. Я считал ее своей жемчужиной, – произнес Пяткин. – Когда ее не стало, свет померк для меня. Можете слушать и дальше лживые сплетни, но мой ответ – я и волосу бы не дал упасть с ее головы. – На террасе их дома в Пузановке Полину привязали веревками к пластиковому садовому креслу, – сказал Гектор. – Ряд свидетелей, с которыми мы встречались, утверждают: Полина рассказывала им, что вы связывали ее во время интима, к дивану в клубе веревками приматывали. – Ложь! Клевета! – Родион Пяткин еще гуще побагровел. – Кто так говорит? Эти стервы… Подруги ее прежние – кривая и психопатка-медсестра?! Лариска про меня нафантазировала? Так она сама девчонкой матери помогла отца прикончить! Между прочим, они его топором зарубили! Мать в тюрьму отправилась, а Лариску выгородила, спасла, не показала на нее. Но она с мамашей у полиции под надзором здесь тогда состояла. Мне ли не знать такие вещи. – Под административным надзором состояла мать Ларисы, – заявила Катя, включаясь в беседу, принимающую все более напряженный характер. – А не она. Вы не на митинге сейчас политическом, не стоит истерить и врать. Нам еще свидетели заявили, что Полина снимала свидания на видеокамеру, подаренную ей вами. И тайком заставляла Аглаю подглядывать и снимать – на видео тогда было все зафиксировано. И связывание тоже. Полина собиралась использовать видео для шантажа, если бы вы вдруг перестали спонсировать ее усилия пробиться на телешоу. У мертвой Полины кроме рубленой раны лица судмедэксперт на теле обнаружил синяки – ей наносили удары, били, возможно пытаясь добиться сведений, где она прячет видеозаписи – компромат на вас. Родион Пяткин резко остановился. Гектор, глянув на Катю – браво! в самую точку! – мгновенно переместился, чтобы загородить ее от разъяренного свидетеля. Однако Пяткин недаром провел множество избирательных кампаний, он умел владеть собой и наступать на горло и собственной песне и ярости. – Меня пятнадцать лет назад дотошно допрашивала полиция, – заявил он. – И речи не шло о подобных клеветнических инсинуациях. Чтобы раз и навсегда пресечь ваши домыслы, открою вам один секрет. – Какой? – спросил Гектор. – А такой, полковник: я особо не переживал, что содержание будущей столичной эстрадной звезды Полины Крайновой влетит мне в копейку. Да, она записывала видео на камеру – свои песенки и как они пели дуэтом с младшей. И даже отослала их на конкурс в шоу. Ее пригласили на телевидение в сентябре – чтобы она там живьем выступила. Но как она явилась бы на кастинг, так и отчалила – несолоно хлебавши. – Почему? – удивилась почти наивно Катя. – Да потому, что она смухлевала с видео. Я сам по ее просьбе организовал ей запись в профессиональной студии в Электрогорске. В студии на видео, где она пела и играла на гитаре, наложили запись голоса Аглаи. Малышка действительно пела как соловей. А Полина провалилась бы на первых слушаниях. Живьем она бы кастинг не прошла. Я ей объяснял, предупреждал – не надо идти на обман, выдавать голос Аглаи за свой. Но она уперлась – мол, главное, зацепиться за Москву, попасть на кастинг в сентябре, а там уж она сама выдаст такой хит, что все ахнут. Наивная девочка! Она мечтала о шоу-бизнесе, жаждала пробиться, ничего не желала слушать. Рвалась на конкурс любой ценой, даже за счет сестренки младшей. – Аглая знала, что Полина использует ее голос на видеозаписи? – уточнил Гектор. – Полина сначала скрывала, но… младшая как-то обнаружила обман, нашла видео, смонтированное в студии. А как утаишь – они же вместе пели, Аглая аккомпанировала на гитаре, сочиняла музыку – три аккорда, два прихлопа, три притопа. – Пяткин презрительно усмехнулся. – Молодежь… Сегодня они тиктокеры, а тогда были «звездные фабриканты». Малышка разозлилась и обиделась. Полина ее пыталась утихомирить, обещала ей, что как сама пристроится на шоу, обретет славу в Москве, так и Аглаю заберет из Чурилова, как только сестра школу окончит. Но она врала. Маленькая моя эгоистка не стала бы устраивать карьеру сестры в качестве певицы в ущерб себе. Она отлично понимала, что с Аглаей в плане голоса ей не тягаться. А насчет нас – Полина вернулась бы ко мне в Чурилов в октябре, приползла бы на коленях – сломленная и разочарованная жестокостью шоу-бизнеса, провалившись с треском. Так что по фигу мне были ее планы насчет предполагаемого шантажа. И вообще, все это клевета, поклеп. Вы не верьте ее бывшим подругам – они отпетые мерзавки. Кривую Гарифу подозревали, что именно она убила Полину из мести за свой изуродованный глаз. А сестру ее прикончила как свидетельницу – та же в Пузановку зачем-то притащилась в тот вечер. А с Лариской, фельдшером, вообще темная история. К ней из Кашина регулярно наведывался любовник, ее дядя – опекун, у которого она жила, пока ее мамаша в тюрьме сидела. Опекун ее совратил школьницей, она Полине рассказывала, а та со мной сплетнями делилась в постели. И на наших глазах на арт-фестивале тот растленный тип – взрослый мужик, клеился и к Аглае, танцевал с ней, обнимал, лапал ее, комплименты на ушко шептал… Лариска его ревновала, я по глазам ее бешеным тогда видел – как она его ревнует и люто ненавидит отвязную несовершеннолетку. Так что не верьте подружкам Полины. Они вам правды не скажут. – Ладно, Пяткин, давайте снова вернемся к вашему Жене. – Гектор зашел с другого конца. – Он оказался на месте убийства. Хотел пожар потушить в доме Крайновых, но в колодец провалился. Он утверждает, что случайно – сруб гнилой. Но, может, его туда убийца столкнул, имитировав обрушение? Он после больницы жил у вас еще какое-то время, прежде чем вы его отправили назад в детдом, что-то, может, сообщал вам, вспомнил? – Он со мной почти не разговаривал. Так, сквозь зубы буркнет… И это не после убийства сестер, нет, он изначально меня невзлюбил. – Родион Пяткин нахмурился. – Вот и делай людям добро – потом сто раз пожалеешь. Женя был сложный подросток, детдомовские все непростые, а у нашего Женечки в прошлом еще и Чечня… Что там с ним творили бородачи-террористы в горном ауле? На мине ли он подорвался? Или они ему ногу отрубили, чтобы не сбежал из плена пацан? Я спрашивал, и супруга моя допытывалась – у нас же дети свои, как он на них влиять будет, если останется? Что с ними обсуждать начнет, травмировать их детскую психику. Но он твердил, что почти ничего не помнит из раннего детства. А я однажды подслушал случайно их разговор с Аглаей, когда девушки к нам домой в гости пришли, к Жене на пианино побренчать. Он ей рассказывал, как в ауле боевики казнили наших пленных солдат. Страшно слушать взрослому. Но Аглая слушала внимательно… Я тогда счел, что мальчишка хочет произвести на нее впечатление, – она же была его старше, а он в нее втрескался по уши. Ходил словно мешком ударенный при ней, покорный, таскался за ней всюду. И в Пузановку тогда наверняка к Аглае отправился. – Вы своим родным детям вряд ли позволили бы на ночь глядя ехать на автобусе в Пузановку в гости, а оттуда на арт-фестиваль на всю ночь к рокерам, – заметила Катя. – Жене вы разрешали. – Он меня не спрашивал. Детдомовские своевольные и неуправляемые. А он был архинеуправляем. Сущий маленький анархист. Я не в силах был его контролировать. Что мне, на ключ его в комнате запирать? Неуправляемость и оказалась одной из причин, по которой мы с бывшей супругой отвергли идею усыновления. Я только не понимаю, зачем Евгений через столько лет снова приехал… но он же не в Чурилов явился? И вообще, почему все, что было похоронено так давно, вдруг всплыло? – Вы знаете почему, Пяткин, – оборвал его Гектор. – Не заливайте нам студень. Вы в Кашине дом отдыха решили купить, а весь город только и говорит про убийство сотрудницы УВД и ее мужа-мясника, бывшего пожарного. Опекуна Ларисы, который, кстати, тоже оказался в тот вечер у дома сестер. И проходил как главный свидетель. – Я не лгу, полковник… ну мало ли что. – Родион Пяткин снова напрягся. – В Чурилове был один человек, которого мы пока не установили, – продолжил Гектор. – Некто Алик, парень из Москвы, приезжий. Он добивался внимания Полины. – Что? Полина была мне верна. – Пяткин заволновался помимо своей воли. – Кто вам наплел про мою девочку? Кривая Гарифа? – Ну, возможно. – Гектор кивнул. – Парень спас ее маленького больного брата, вытащил из выгребной ямы, и они… – Они с кривой собирались в загс, – выпалил Пяткин. Катя ощутила знакомый холодок внутри… Дело в который уж раз поворачивалось к ним неизвестной своей стороной! – Они хотели пожениться? – спросила она. – А что вам наврала Гарифа? Его же тоже в городе подозревали в убийстве Полины, – продолжал Пяткин. – Гарифа на моих глазах на арт-фестивале напала на Полину, хотела ей доской с гвоздями лицо изуродовать. Этот Алик проявил агрессию, когда их разнимал вместе со мной. Угрожал Полине – мол, она поплатится за то, что с его кривой пассией сотворила, и если еще раз оскорбит и унизит Гарифу, будет иметь дело уже с ним, ее женихом. Тоже неуправляемый тип! Мало того что извращенец, ведь это ж надо – кривую калеку себе в жены захотел взять! Так он еще и угрожал убийством. Гарифа, значит, все скрыла от вас? Вот верьте ей больше, – толстое лицо Пяткина перекосила циничная гримаса. – Она не особо распространялась про Алика, про Алексея, – ответила Катя. И в третий раз ее до глубины души поразили новости из прошлого чуриловских обитателей. – Парень поступил как герой и мужчина, спасая братика Гарифы. Естественно, она могла влюбиться в него, а он ответил на ее чувства… Некоторых людей не страшат, не отталкивают телесные раны их избранников. У них свой взгляд. Они просто видят дальше. – Гарифа спустя почти вечность выгораживает бывшего жениха? – произнес Гектор хрипло, он среагировал на слова Кати. – Но они ведь не поженились тогда. Хеппи-энда не случилось. Гарифа живет одна. – С братом-идиотом она так и кукует и с восьмидесятипятилетней бабкой, – ответил Родион Пяткин. – Конечно, она его выгораживает. Мужчина всей ее жизни – так надо понимать. Он мою Полину мог убить из-за нее. Он же при мне угрожал ей. Аглаю заодно, опять же как свидетельницу. И никакой он не москвич, он в столице только учился в институте. Полина бы с ним никогда уже только по одной этой причине… Замкадник, как и мы все, и нищий. Он приезжал на мотоцикле на арт-фестиваль. Байкер хренов. Его мать вроде работала в нашей городской администрации – простой клерк, однако, по слухам, она была любовницей тогдашнего начальника УВД. Я думаю, она сделала все, чтобы ее сынок не оказался замешан в расследовании – с учебой могли возникнуть проблемы. И Гарифу он поэтому бросил… Ее же тоже в городе потенциальной убийцей считали, чего с такой связываться – кривая уродина, да еще под следствием? В тюрьму не ровен час загремит. Всю жизнь себе и ему сломает. – Парня могли не дергать в полицию, потому что дело быстро спустили на тормозах, – хмыкнул Гектор. – В убийстве заподозрили сожителя матери девушек. Вы же в курсе… А Павла Воскресенского вы хорошо знали? – Я с ним почти не общался. Он тогда сглупил – побежал, когда к нему полицейские приехали арестовывать. Надо было сдаться и нанять хорошего адвоката, а он дернулся, болван, дал полиции такой козырь против себя… Знаете, почему дело сразу свернули в трубочку? – Из-за ДТП во время погони, когда Воскресенский погиб? – бросил Гектор. – Вот именно! Они стреляли из автоматов по колесам, а пули в него попали. Если он невиновен – ментам нашим тюрьма светила, и тем, кто гнался, и тому, кто приказы отдавал, – начальнику… Ну, а если свалить на Воскресенского двойное убийство, то вроде как убийца погиб при задержании. Взятки гладки. Прокуратура разбиралась во всем. А потом вдруг и архив они свой полицейский спалили! Ну надо же, какие молодцы! – Родион Пяткин цинично усмехнулся. Катя вспомнила, что майор Арефьев уверял ее, будто причиной пожара в пристройке, где хранился архив, стало попадание молнии. Нет, полной правды никогда не добьешься в Чурилове. Мы по-прежнему слышим эхо – и как распознать, отголосок ли то правды или лжи? – Насчет Воскресенского вам лучше расспросить моего бывшего охранника и шофера Урбанова Василия, – неожиданно предложил Пяткин. – В друзьях он его ходил, они вместе на футбол мотались и пиво дули в моем клубе. Он уверял, что не мог Воскресенский в тот вечер оказаться в Пузановке. Мол, алиби у него имелось. Но я особо не слушал и не вникал. – Почему? – спросил Гектор. – Вопрос крайне интересный. Кто же убил… Лору Палмер? То есть вашу Полину и ее сестру? У главного подозреваемого – алиби? – Я Ваську уволил из клуба. Он зарвался вконец. В моем собственном заведении виски лакал и не платил. Хамил мне. Я его выкинул на улицу, раздолбая. Если желаете – расспросите его про Воскресенского. Только предупреждаю – и ему веры нет, он вконец спился. Безработный опустившийся алкаш. – Его адрес? – Гектор достал мобильный. Пяткин назвал – деревня Олимпийская, сообщив, что дом они отыщут сразу сами – он там один обитаем, остальные заброшены, деревня давно призрак. Глава 23 Дионис – Пяткин не имел ни жалости, ни сострадания к Жене, – сказала Катя в машине, когда они покинули дом отдыха. – И сейчас преисполнен цинизма, даже когда речь идет о чеченском плене. А Зарецкий в разговоре с нами тоже отзывался о родственнике презрительно. – Может, парень не нуждался в жалости, а мечтал о любви, – ответил Гектор. – В Чурилове врезался в девчонку старше себя. Вряд ли она отвечала на его чувства. В их возрасте разница в годах слишком большая, она его мелким считала. Она ведь на взрослых мужиков засматривалась уже, пестовала свой вокальный талант, завидовала сестре и соперничала с ней. А Женя, сравнивавший себя с флейтистом Марсием из мифа, споткнулся о первую любовь, окончившуюся так страшно, кроваво. Неудивительно, что он пытался истребить в себе память о Чурилове. Все вместе сплелось и обрушилось на него. Что касается Пяткина, я ему едва морду не набил, руки чесались врезать по сусалам радетелю за дражайшее Отечество. Тебя не хотел огорчать, сдержался. Пяткин нам лгал бессовестно, когда отрицал свои штуки со связыванием в койке, а я врунов учить привык. И еще неизвестно, от кого Аглая-малышка, как он ее обозначил, залетела, правда? Пяткин пожарного Мосина вперед себя выпячивал перед нами. Но Аглая к нему домой шастала, а не к Мосину. И за ним с камерой во время интима с сестрой подсматривала. – Мы не знаем с тобой наверняка – была ли Аглая беременна или все придумала. И не знаем, точно ли они с Полиной камеру для шантажа использовали. Все лишь эхо, Гек… Мы сейчас к бывшему охраннику Пяткина едем, да? – задумчиво спросила Катя после паузы. – Деревня Олимпийская, я в мобильном глянул – бывшая Брехаловка, переименована к Олимпиаде в Сочи в целях «облагораживания топонимов». На границе Кашина и Песков. Расспросим Урбанова Василия про его приятеля Воскресенского. Только вспомнит ли он… Но я ему мозги освежу. Гарифа Медозова отшила нас, выгораживает жениха бывшего. Ну, пусть торгует пока своим барахлом, перед закрытием магазина ты, Катенька, ей позвонишь, и мы к ней вернемся в торговый центр, про жениха-спасителя побеседуем уже более предметно. А прежде я сделаю два звонка, три мейла, как обычно – реально установить и без Гарифы через администрацию Чурилова, кто там у них работал пятнадцать лет назад и амуры крутил с прежним начальником УВД, имея взрослого сына, московского студента. Деревня-призрак Олимпийская оказалась заброшенной, однако весьма живописной – руины деревенских домов, яблоневые сады, заросли аршинной крапивы, обвитые вьюнком кусты бузины, черноплодная рябина, высокий дудник с белыми зонтиками в придорожной канаве. Над одним черным от дождей сельским домом-развалюхой из трубы курился дымок. Во дворе орали пьяные песни хриплые мужские голоса – мат-перемат, хохот, веселье, снова ругань, пьяная декламация «Товарищ Сталин, вы большой ученый… а я простой советский заключенный…» и – песня, исторгнутая из сердца и пьяных глоток: «Постой, паровоз, не стучите, колеса, кондуктор, нажми на тормоза!» Перед тем как выйти из машины, Гектор повернулся, достал из второго своего армейского баула, из которого торчали боксерские перчатки и кроссовки для бега… бутылку водки. Катя ни слова не промолвила – вспомнила, каким вдрабадан явился он к ней в их «первую ночь под одним кровом». Водку с собой возит шлемоблещущий! И запас имеет в «Гелендвагене». – Хозяин, принимай гостей! Нас, дорогих! – громко, развязно объявил он, ногой открывая покосившуюся калитку гнилого палисадника. – Машка с Дашкой подвалили? Или Ип-п-палит? – заорали из-за кустов пьяные ликующие голоса. – Пррравоохранительные орррганы! – вальяжно объявил Гектор. – Всем стоять на месте. Мужики, не суетитесь. Где хозяин? Вася где? Давай сюда быстро. Бегом на полусогнутых. Разговор есть. – Это не Машка с Дашкой! Ментов принесло! – вопреки запрету «засуетились» за кустами, видно, старый дом в деревне Олимпийской-Брехаловке слыл магнитом для всех окрестных алконавтов. – Аппарат прячь на… Самогонку! И не пили мы ничего! К Гектору и Кате брел, шатаясь, здоровый кудрявый опухший мужик лет далеко за сорок, в спортивных замызганных штанах и футболке. Пьяный-распьяный. В руках у него был… Катя сначала не поняла – то ли блестящая чаша с двумя ручками, то ли древнегреческий канфар[8] для вина, словно у бога Диониса, который со свитой пьяных сатиров пировал в Олимпийской долине среди руин и зелени. А затем до нее дошло: это же спортивный кубок! – Вася, здорово! – Гектор ни секунды не сомневался, что перед ним именно Урбанов. – Пару вопросов к тебе из прошлого у нас. Покойного Пашу Воскресенского, дружбана, помнишь? – Ты кто такой есть? – мрачно осведомился Урбанов. Когда-то охранник в модном у приезжих креативщиков караоке-клубе, прислужник Родиона Пяткина, в молодости весьма симпатичный парень – ныне он опустился, однако прежнего гонора не утратил. – Я полковник Гектор Борщов. На твой следующий немой вопрос отвечу – я тебя уважаю, Вася. До такой степени, что привез тебе гостинец типа на Новый год или на День любви и верности – сам выбирай. – Гектор, словно жонглер в цирке, подкинул бутылку водки – она перевернулась в воздухе, Урбанов проследил глазами, как Гектор поймал бутылку. – И я тебя тогда уважаю, полковник. Ты меня – я тебя. Проходи к столу, будь гостем. Налью первача. – Мы на службе. – Гектор словно с сожалением покачал головой. – Вася, скажи – дружил ты с Пашей Воскресенским? – Крепко. Ваши его грохнули, менты. – Урбанов тяжко вздохнул. – Ни за что ни про что. Матери его даже на тело не разрешили глянуть. Мол, разбился в лепешку при аварии, в закрытом гробу хоронить надо. Ну, все понятно сразу… Концы в воду. – Но его уже в убийстве дочерей сожительницы Аллы Крайновой всерьез заподозрили. И он пытался сбежать от следственных органов, – парировал Гектор. – Сомневаюсь я… Не стал бы он девчонок гробить.