– Я снова и снова вспоминаю последние слова Гарифы по телефону, – продолжала Катя. – Она вспомнила какие-то факты, детали. Что видела кого-то вместе, и… это произошло, как она говорила, «не тогда, а гораздо раньше». Со слов Веригина мы знаем, что в день убийства сестер Гарифа с раннего утра до пяти вечера трудилась на складе в торговом центре. Затем направилась домой на улицу Октябрьскую. Что-то увидеть она могла лишь по пути, потому что затем они с Алексом занялись друг другом – влюбленные… Ну, если он нам правду сказал. Значит, нас интересует временной отрезок с пяти до шести или чуть позже, до половины седьмого. И она видела кого-то не в Пузановке, а в самом городе. Гек… – Слушаю тебя затаив дыхание. – Он выключил фен, но продолжал перебирать пряди ее волос, словно расчесывал их пальцами, гладил. – Не закалывай шпилькой своей стильной, оставь так, ладно? Выспался Шлемоблещущий – окрылился, духом воспрянул. И – командует. – Кого могла видеть Гарифа? – строго спросила его Катя. – На младшую Аглаю она особо не обращала внимания, ее всегда интересовала – даже в период вражды – только подруга Полина. Думаю, она видела Полину с кем-то. Что нам Веригин еще сказал? Несостоявшийся аборт. Лариса Филатова, оказывается, была беременна – и это не предположение, а факт, потому что Гарифа столкнулась с ней в гинекологической клинике. Лариса забеременела от Ивана Мосина. И знала, что от ребенка надо избавиться по многим причинам – они кровные родственники, он женат, скандал на службе… Нам она о своем аборте даже не заикнулась. Скрыла. Переключила наше внимание на Аглаю и Мосина. Представляю, в каком психологическом состоянии она сама находилась в тот момент, к тому же аборт откладывался, у нее, сельского фельдшера, с деньгами было туго… И теперь вопрос: обманула ли она нас, говоря о беременности Аглаи, скрывая свою? Я думаю, нет. Хотя, как мы выяснили, не Мосин убил девушек, но на сам факт предполагаемой беременности это не влияет. К тому же Аглая могла все сочинить назло сестре Полине. А беременная Лариса приняла ее ложь за чистую монету. Какую ненависть она испытывала тогда к шестнадцатилетней сопернице – тоже, предположительно, беременной от Мосина? Какое бешенство… почти преддверие аффекта… – Ты считаешь, что в тот вечер между пятью и половиной седьмого… – Лариса могла встретиться с Полиной, но ее главной целью была именно Аглая. Лариса задумала недоброе, но скрывала до поры до времени свой замысел. Возможно, предложила по-женски обсудить ситуацию с беременностями. А сама готовилась убивать. В эту версию, Гек, вписывается как раз то, что вылетало у нас почти каждый раз. – Бутылки из-под шампанского? – Именно. Посидеть в тихом месте, в старом доме, на семейной стройке вечерком вдали от любопытных глаз и ушей, обсудить по-женски беременности, решить, как быть… Выпить шампанского в складчину, понимаешь? Бутылку принесла с собой Лариса, две другие – сестры прихватили из дома или салона красоты, поэтому на одной сохранились отпечатки Воскресенского, который приобретал шампанское. – Отпечатков самой Ларисы на бутылках не нашли. – Гектор, судя по тону, заинтересовался Катиной версией. – Сестры разливали шампанское в начале посиделок, их отпечатки стерли следы рук Ларисы. Или она сама украдкой их стерла еще до поджога. И потом, не забывай про пожарную пену, она что-то сохранила, что-то смыла с бутылок. Сестры с Ларисой не собирались сидеть долго – Аглая ведь позвала Женю к восьми, чтобы вместе ехать на велосипеде на Змеиный луг слушать рокеров. Может, и Полина планировала тоже отправиться с ними на концерт, не зная намерений беременной подруги. Насчет Гарифы… Лариса могла заметить, что Гарифа их тогда вместе с Полиной видела… – И поэтому через столько лет она ее зарубила топором? – Гектор покачал головой. – Гарифа же знала еще и про аборт! Когда с появлением Жени Зарецкого всплыло старое дело, когда мы вмешались, Лариса вспомнила, что есть еще косвенный свидетель. Наша Ифигения – истинная дочь своей матери, в опасной для себя ситуации действует быстро и безжалостно. Кстати, она бездетна, аборт она тогда сделала, как он повлиял на ее женское здоровье? На ее травмированную психику в довесок к трагедии детства? Гектор помолчал. – Айда завтракать, или уже обедать, – объявил он после паузы. – Только я в душ на пять минут. На ресепшен он вернул ключи от «газели» хозяину отеля, занявшему место за стойкой. И по пути в кофейню произнес, скромно потупив глаза: – А я в душе стих тебе сочинил. Катя ожидала нечто в стиле страстного древнего грека – снова про «заходящие плеяды», однако Гектор непередаваемым тоном булгаковского Бегемота продекламировал: – Куда с Катенышем вдвоем мы с позднего утра? Конечно, завтракать идем часа на полтора! Омлет румяный, толстый блин. Варенье! Мятный капучин! «Мятный капучин» сразил Катю наповал. «Толстый блин» тоже, она рассмеялась и нервозное напряжение начало потихоньку ее отпускать… И тьма кашинская, ночная, беспросветная, уходила прочь. – В твоей версии есть один нюанс – если только Веригин сказал нам правду. Ключевое слово – если, – заметил Гектор в кофейне, после того, как заказал им обильный завтрак. – Позвони потом Сивакову, признавшемуся в грандиозной нелюбви ко мне. Ему уже доставили из Кашина главный вещдок. Спроси его про палицу Веригина со свинчаткой. И Катя позвонила Сивакову после завтрака, когда они покинули кофейню и сели в «Гелендваген», где она включила громкую связь. – Именно этим предметом убили Марго Мосину, нанеся ей удары в лицо и по черепу, – ответил Сиваков на ее вопрос. – У меня нет ни малейших сомнений. Но… какой ужас… подполковник Веригин… мы с ним созванивались, обменивались информацией… Кто мог предположить, что он сам замешан… По его голосу Катя поняла, что даже непробиваемый эксперт Сиваков, повидавший на своем веку многое, потрясен до глубины души событиями и задержанием в Кашине. – Веригин объявил себя невиновным в смерти сестер из Чурилова, и в убийстве Гарифы Медозовой он также не признался, – сообщила Катя. – Меня в связи с этим интересует: предмет, которым оглушили Гарифу, может оказаться той самой палицей со свинцом? Да или нет? – Да. Это тот самый предмет, – расстроенно ответил Сиваков. Гектор поднял брови, развел руками – а что я тебе говорил? А ты верить отказываешься мне… – Но Веригин не признался, – настаивала Катя. – И у нас… то есть у меня, сомнения… – Я считаю, что была использована палица, как и при нападении на Маргариту Мосину. Во всяком случае, предметы, которыми наносили обеим женщинам удары по голове, во многом схожи. Оба имеют характерное округлое утолщение на конце обтекаемой формы. – Однако в прошлый раз вы, упоминая топор и отсутствие отпечатков пальцев на его обухе, утверждали, что в роли убийцы могла выступать женщина, – не сдавалась Катя. – Вы собираетесь уличить меня в профессиональной ошибке? – обиженно осведомился Сиваков. Он не терпел, когда его заключения ставились под сомнения. – Ну конечно, я не гений-провидец, а самый обычный патологоанатом-эксперт. Ваш коллега полковник Гектор Игоревич Борщов подобным способом покушается на мой авторитет в ваших глазах? Знаю я их методы работы. Гектор криво усмехнулся – без вины станешь виноватым. А Катя сразу прекратила разговор – вежливо поблагодарила и распрощалась, портить отношения с Сиваковым не входило в ее планы. – Ну и как теперь мы, Катенька? Верим признаниям доблестного Алекса Веригина? – подлил Гектор масла в огонь, снова криво усмехаясь. – Верим в какой степени – наполовину, на треть, частично, фрагментарно, иллюзорно? Или не верим ему? Катя молчала. Затем призналась: – Я в потемках, Гек. Я вижу только одно: в обоих случаях убийца проявил дикую жестокость. Однако причина того, что Веригин у Мосиных схватился за топор, крылась в бензопиле, ее как оружие неожиданно использовал против него Иван Мосин. Ты сам реконструировал мизансцену в их доме и, как всегда, оказался прав. И Веригин это подтвердил. Он сказал, что планировал изначально замаскировать убийство Мосиных под нападение шабашников-строителей. Инсценировка разбойного нападения с жертвами ему требовалась, чтобы себя обезопасить. Остальное уже пошло не по его плану, спонтанно, хаотично. Он убил Маргариту ударами в лицо своей палицей. Что помешало ему и на Октябрьской этой же палицей прикончить и Гарифу? Но нет – ее лишь оглушили, а затем обезглавили. Зачем ему потребовалось обезглавливание бывшей любовницы – лишнее время, проведенное на месте убийства? Когда все можно было закончить с ней еще одним сильным ударом палицы по голове? – Алекс сам потом расскажет, что им двигало на Октябрьской. Что за психоз им овладел. Расколется до конца – спорим? Как там у Пушкина – «нежного слабей жестокий, и страх живет в душе, страстьми томимой», – Гектор продекламировал «Пир во время чумы» голосом Смоктуновского, однако выражение его лица было отрешенным, бесстрастным. Холодным. Катя поняла: он вспоминает сейчас выстрел Веригина в нее. Сожалеет, что… Ей не хотелось думать, о чем он жалеет… И в этот момент у нее зазвонил мобильный. Она решила: Сиваков оттаял и что-то еще хочет им рассказать, однако звонил Катин шеф из Москвы. – Сейчас в пресс-службу из Кашинского УВД обратились насчет тебя, – сообщил он мрачно. – Ты им вдруг потребовалась. Мы после задержания Веригина крайне осторожны сейчас с любыми контактами из Кашина, сама понимаешь. Они просили твой мобильный, я начал выяснять, зачем он дежурному потребовался. Он ответил, что тебя разыскивает какая-то свидетельница. – Свидетельница? – Катя снова насторожилась. – Она в Кашине позвонила 102, попала на дежурного и назвала твою фамилию, просила твой номер – у нее к тебе какое-то срочное дело. Они не знали твоего мобильного, дежурный связался со мной. И я ему тоже не стал давать твой номер. Но я узнал у него, с какого номера прошел звонок. Некая Лариса Филатова тебя разыскивает в Кашине. – Я в Чурилове, – ответила Катя. – Спасибо большое, это очень важно. Диктуйте номер, я ей сама перезвоню. Гектор сверился со своим мобильным, едва услышал первые цифры номера: – Городской кашинский. Наша тетя Ифигения звонит из больницы, из приемного покоя. Я сам туда обращался, помнишь? Она ведь сегодня вышла на дежурство после двух дней отсутствия. Дай-ка я с ней потолкую, а? – Нет, Гек. Я сама, она меня искала. – Катя боялась, что он все испортит. Набрала номер приемного отделения кашинской больницы. Ей ответила Лариса Филатова. – Что случилось? – спросила Катя. – Зачем вы искали меня? – Есть дополнение к нашей памятной беседе, милочка. Менты все местные в прострации, толку не добьешься, – тихо прошипела в трубку Лариса Филатова. – Веригина арестовали. Слухи такие, что… Это он моего дядю Ваню, да? – Теперь вы меня допрашиваете, Лариса Никитична? – оборвала ее Катя. – Значит, правда он… А вы все меня подозревали, душу из меня вынимали. – В голосе Ларисы Филатовой сквозило торжество. И горечь. И страх. – Нет, я не из-за Ивана вам звоню. По другому поводу. – По какому? – Пяткин приезжал в больницу. Только что убрался. Расспрашивал про Зарецкого. Про своего родственника, хотел повидать его. – Лариса Филатова говорила уже шепотом. – Меня он проигнорировал. Общался с медсестрой, нянечкой и с дежурной в регистратуре. Сказали ему, что пациента нет, он выписался. Наши здесь, в больнице, ни за что не признаются – но он ведь им денег мог сунуть, чтобы адрес узнать. Адрес в карте указан. Я вот думаю – чего он вдруг здоровьем парня озаботился? Зачем одноногий ему понадобился? А? – Лариса Никитична, спасибо, что известили меня. Действительно, очень важная информация. – Катя старалась не показать, как сильно ее встревожила и зацепила новость. И еще ее поразило, что Лариса… словно ночная бабочка «мертвая голова», сама летит к ним на огонь… Только ведь о ней речь шла в разговоре с Гектором, а она тут как тут… – Гек, что, по-твоему, происходит? – спросила Катя. – После ареста Веригина они зашевелились все. Словно черви в яме. – Гектор раздумывал лишь секунду. – Она делает ход конем. Снова переключает с себя наше внимание, как и в вопросе беременности, когда подсовывала нам вместо себя Аглаю. Теперь Пяткин. – Но он разыскивал Зарецкого в больнице. Гек, а если он узнал его адрес в Люберцах? – Женя сегодня днем с джазом на поминках играет. До вечера он в безопасности. Если ты это имеешь в виду. А дальше будем решать, как и что с ними. Филатова нас призывала поинтересоваться, отчего Пяткин так и не избрался в депутаты. Давай попытаемся выяснить. Момент подходящий. – Гектор набрал номер на мобильном. В своей манере, без «здрасьте – до свидания» бросил кому-то: – Полковник Гектор Борщов. Узнали? Узнали меня, я польщен. Предлагаю встречу. Прямо сейчас. Вопрос срочный. Как это вы сейчас заняты? Вы меня снова отфутболиваете, коллега? Его собеседник пустился в судорожные объяснения. – Слушайте, у меня горит, – оборвал его Гектор. – Хотите, чтобы и у вас заполыхало? Нет? Тогда встречаемся через полчаса на старом месте… Что? Далеко? Ладно, мы подъедем к вам. Не на территорию, конечно. Нет смысла мне засвечивать вас, дружище. Он закончил голосом Мюллера-Броневого – устало-снисходительно и угрожающе. – Тряхнем опять юриста из холдинга по продаже Кашинского дома отдыха, – сообщил он притихшей Кате. – Пяткин – покупатель, они – продавцы. Насколько я успел изучить местных аборигенов, они все имеют друг против друга камень за пазухой. Юрист нам помог с установлением истины в аферах Варданяна и компании, а теперь, думаю, способен пролить свет и на деятельность своего потенциального покупателя. – А где мы с ним встретимся? – спросила Катя. – В кашинских лопухах. – Гектор плотоядно улыбался. – Не любит он меня, как и Сиваков ваш. А что дурного я ему сделал? Ну, потрепались по душам тогда, он все сразу мне слил… Он в доме отдыха над документами для продажи пашет в поте лица, делопут. Нас там видеть категорически не желает, опасается, что кашинские френды его стукачом сочтут. Катя не стала даже спрашивать, а где «лопухи»? Она чувствовала, что окончательно запуталась. «Лопухи» оказались заброшенным хутором в трех километрах от дома отдыха. Внедорожник юриста уже ждал их на обочине сельского безлюдного проселка возле пустыря – двора и развалившихся сараев. Кругом ни души. – Вы опять за свое, полковник Борщов! – простонал юрист, высовываясь из окна своей машины. – Что? Ну, что опять? Вы же обещали мне тогда! Когда же вы оставите меня в покое?! – Пяткин – ваш покупатель, – протянул Гектор, выходя из «Гелендвагена» и застегивая черный пиджак. – Редкий гад, прям мрак, да? Нет? На меня произвел отвратное впечатление. А на вас, коллега? – Что вам нужно о Пяткине? Он час назад приехал к нам снова в дом отдыха. – Он мечтал о политической карьере. Но тщетно. Что с ним не так? – Он потерпел фиаско в выборах пятнадцать лет назад на волне слухов из-за убийства, потрясшего Чурилов. Вы знаете, что я имею в виду, вы же им активно интересуетесь, насколько я сам слышал. – Юрист пристально глянул на Гектора, затем на Катю в «Гелендвагене». – Из-за слухов об убийстве двух юных девушек и еще потому, что отослал назад в детдом приемного ребенка, которого хотел вроде как усыновить. Приезжала разбираться областная комиссия. Пяткин тогда объяснил, что мальчик очень сложный, что они не смогли поладить, несмотря на все его усилия. Все с годами улеглось в Чурилове, и он снова решил баллотироваться. И опять неудача.